Классный час "Военное детство Токаревой Маираны"

Военное детство Токаревой Маираны

Интервью

Я, Козьминых Маирана Тарасовна (Токарева), родилась 28 марта  1933 года в городе Березники Пермской области. В 1935 году семья переехала в город Чусовой. Жили в Больничном городке. Отец, Токарев Тарас Васильевич, партийный, работал заведующим сельским хозяйством в городской больнице. Мать, Караваева Прасковья Филипповна, работала садоводом-огородником в оранжерее на территории Больничного городка. Младший брат – Токарев Юрий Тарасович, 2.12.1934 г.р.

1941 год, 31 августа, тёплый солнечный день. Все жители города Чусовой шли на железнодорожный вокзал. Были проводы отцов на Великую Отечественную войну. Я с мамой и шестилетним братом провожала своего отца. Везли нас на лошадях, так как никакого другого транспорта в те времена не было. Дорога по улице  Ленина казалась очень длинной. Брат плакал, а я радовалась, что сижу у папы на коленях и кричу: «Папа, бей врага-фашиста на «отлично», а я буду учиться на «посредственно». Все смеялись сквозь слёзы. Отец меня поправлял: «Нет, дочка, учиться надо тоже на «отлично». В те времена были такие отметки. На вокзале помню шум, гам, разговоры, слёзы, музыку. Увезли всех… И тишина!.. Обратно шли молча.

На другой день, 1 сентября я пошла в школу в первый класс. Мама меня нарядила в ярко-бирюзовую юбочку в складку и вышитую кофточку в украинском стиле. На голове – два больших банта, в портфеле – два бутерброда. Я шла гордая, не верилось, что я уже большая. Учебники, ручки, тетради выдали в коле. Начальная школа была очень старая, здание барачного типа. Зимой холодно, занимались, сидя в пальто, согревая замёрзшие пальцы дыханием. Чернила застывали в чернильницах.

С годами учиться становилось всё труднее. Часто нам отключали электричество: с 15 или 18 часов до утра в домах света не было. Иногда сутками жили без света, т.к. берегли электроэнергию для Металлургического завода. Там выплавляли стальные и чугунные болванки, из которых на других заводах производили детали для танков, самолётов, оружия, железнодорожных рельсов и др. Дома мы учили уроки при лучине (зажженная длинная тонкая щепа). Когда не было чернил, брали сажу из печи, разводили водой и с трудом выводили письмена. Тетрадей не хватало. Мы собирали старые журналы или книги, газеты и писали между строк на полях. Многие ученики приходили в школу голодные, грязные, т.к. их родители работали на заводе сутками и недосматривали за детьми.

В школе кормили бесплатно. Помню запах капустного супа из мороженой капусты и картофеля. Овощи хранились на улице в куче, т.к. некуда было их складывать. Как мы радовались, когда давали булочку или чай, конечно же, без сахара. Чай варили из пихтовых веток. Некоторые дети только в школе и ели.

Начался голод. На всех давали хлебные карточки: детям по 300 граммов, взрослым по 500 граммов хлеба в день. (…голод) За этим хлебом были большие очереди. Бывало, что хулиганы отбирали у детей эти карточки и вся семья месяц жила впроголодь. Выживали те, кто выращивал овощи на своих огородах.

Моя мама приучала нас с братом работать. Водила нас далеко на гору, там сажали картофель. И не только клубнями, как это делают сейчас, но и одними картофельными глазками. Рядом были ямы навоза. Мы его собирали и носили на грядки, удобряли землю. Всё лето пололи, окучивали. Урожай выкапывали хороший. Всё это выносили на своих детских плечах с горы в овощные ямы на хранение. Мама работала садоводом в теплице при больничном городке, выращивала огурцы, помидоры для больных. Похлопотала, чтобы нам для семьи дали землю рядом с домом для посадки овощей.

В годы войны здесь образовался военный госпиталь. Помню, около дома, где мы жили, была прачечная, рядом – гладильная. В гладильной комнате стояла длинная плита, и на ней лежали чугунные утюги. Прачечные работники гладили использованные и постиранные бинты, бельё для больных круглые сутки. Кушать нечего, а очень хотелось. Рвали траву – лебеду, крапиву, толкли её, солили и делали лепёшки. Жарили их на голой плите, а потом горячие ели с постным маслом, если оно было.

Многие люди завидовали нам, что у нас есть овощи на зиму. Мама утверждала, что не надо лениться, а надо работать, несмотря на всенародное горе и упадок сил. Ведь можно всем выращивать овощи и кормить семью. Но были люди, которые не могли работать по состоянию здоровья. Они собирали очистки от овощей, которые мы выбрасывали у крыльца, рубили их, пекли лепёшки и ели их.

Но мама не отказывалась ни от какой работы. Мужчин не было, и всё больничное хозяйство легло на женские плечи. Надо было топить печи, чтобы обогревать больницу, где лежат раненые солдаты. А для этого надо было привезти брёвна со станции, распилить их, расколоть. Тяжело … За эту работу иногда начисляли, так называемые,  трудодни, и за них давали овёс, жмых, крупу. Мама чем могла, тем нас и кормила. Еда была всегда. Если угостят конфеткой, то делили её на троих.

В школе зимой дети сами пилили деревья, кололи дрова и поленья разносили по классам. Летом детей возили за город на колхозные поля, там мы пололи свёклу, морковь, капусту. Осенью собирали колоски, лечебные травы для больницы, грибы, ягоды. Многие дети продавали малину в кулёчк2耀 по 20 копеек раненым. Однажды я решилась, продала ягоды, а самой было очень стыдно. Раненые солдаты меня очень любили. Я проходила мимо окон хирургического отделения, и всегда кто-нибудь из солдат меня окликнет. Потом я ходила к раненым в палаты, привыкла к ним, пела, плясала для них, читала стихи. Им было радостно смотреть на такую девочку. Я стала шить кисеты: резала мамины платья, выкраивала и сшивала мешочки для табака. Мама сама выращивала, сушила, измельчала и обменивала табак на еду. А я таскала высушенный табак, складывала в кисеты и дарила солдатам. Раненые старались меня обнять, прижать к груди, но я стеснялась, сторонилась и убегала со слезами на глазах, думала о своём отце, может, он тоже где-то лежит раненый. Но отец мой погиб. В 1942 году, в звании командира, в бою под Ленинградом. Так и не успел нам написать ни одного письма.

Школьные годы смутно помню: всё серое, хмурое. Безрадостное детство. В магазинах пустые полки, одежды никакой. Дети носили обноски от родителей и старших братьев и сестёр. Мама перешивала одежду братику и мне. До войны, будучи заведующим паевого отдела, отец ездил в командировки в крупные города и привозил нам наряды больших размеров. Когда я подросла, то ходила в школу в красивых платьях (помню бордовое, оранжевое, розовое и синее). Сверстники меня за это не любили, завидовали. Я боялась идти в школу, подходила к грязной луже, обмазывала платье грязью и довольная шла в класс. Думала, что всех обманула: вот, у меня старое платье. Помню, выросла из старого пальто, новое не купить. А маме в больнице дали серое ворсистое мягкое одеяло. Из него она сшила мне новое пальто, отодрала от папиного коричневый каракулевый воротник и пришила к моему. Получилось очень нарядное пальто. Так мальчики мне проходу не давали: дразнили меня, что я хорошо одета. Я убегала от них, и дружбы с ними никогда не было.

Летом нам с братом всегда давали путёвки в пионерский лагерь – своего рода поощрение детям погибшего воина. У меня было 5 подруг. Их отцы все работали на заводе и остались живы. Только я потеряла отца, обидно до слёз.

В конце войны в школе стали выдавать новые тетради в линейку и клеточку. Писать надо было обязательно с нажимом. У ручек были металлические перья, которые можно было менять, если погнуться или сломаются. Все ученики очень старались, нам хотелось, чтобы нас похвалили.

Мне очень нравилось писать, и я стала играть дама в «школу». Усаживала кукол, давала им тетради, прописывала по одной букве, «учила» их. Повторяла все слова, какие говорила учительница, а затем сама дописывала во всех тетрадках буквы и слова. Очень нравилось ставить оценки. Эта любовь к школе у меня зародилась с самого детства.

Когда я стала старше, все советовали мне быть медиком, т.к. я выросла среди врачей. В больничном городке с братом подсматривали в окно, когда кого-то оперировали. Все знали, что это мы, местные ребятишки, ползаем по завалинкам. Никто не гнал, никто не ругал. Иногда врачи приглашали в палату посмотреть, как проходит операция. Рядом в доме было медучилище, студенты ходили на практику в анатомический корпус – морг. Мы с братом там тоже были, стояли в первом ряду, было очень интересно. И никто нас  не прогонял. Пришедших ко мне подруг я тоже водила по больничному городку, и мы всем интересовались – всюду заглядывали. Поэтому все думали, что я буду медиком. Но судьба указала другой путь.

В четвёртом классе учиться стало легче. Тем, кто старался, учительница Вера Васильевна доверяла проверять тетради у всего класса. С каким трепетом я это делала. Я прочитывала всё, исправляла ошибки, прописывала буквы. Иногда ставила оценки, а Вера Васильевна помогала. Такое трепетное отношение у меня осталось на все годы. Часто приходилось помогать слабым ученикам, заниматься с ними после уроков или дома подтягивать их до положительных оценок. В пионеры нас принимали в четвёртом классе.

Свободное от учёбы время дети были предоставлены сами себе. Родители на работе, не было никаких организаций по досугу детей. Мы бегали по улицам, играли в прятки, скакали на скакалках, качались на качелях, лазали по деревьям, зимой ползали по сугробам, катались с крутых горок, прыгали с крыш в большие сугробы. Когда с питанием стало полегче, мы стали ходить в кинотеатр «Луч». Билет в кино стоил 10 копеек. Мы по нескольку раз смотрели один и тот же фильм. Очень много показывали тогда американских фильмов. Перед началом сеанса всегда показывали документальный фильм о нашей стране, о войне. Когда в кадре появлялся товарищ Сталин, все соскакивали с мест и кричали: «Ура!» Такая нам была привита любовь к вождю. Если показывали Гитлера, все кидали в него чем могли. Любила слушать радио, круглое, чёрное и большое, оно висело в коридоре общежития по соседству от нас. Помню, прибежала поздно вечером, темно, очень холодно, стоя, слушала последние известия и рассказы о войне, например: «Это было под Ровно».

С пятого класса нас перевели в среднюю школу №9. Школа хорошая, большая, трёхэтажная, тёплая, уютная. Нам казалось, что мы попали в «рай». В годы войны у учеников не было школьной формы. Все ходили, кто в чём мог. Однажды мы с подругой посмотрели фильм «Сельская учительница» и увидели форму царских времён. Моя мама была изумительной швеёй. Попросила в больнице две простыни, выкрасила их: одну – в чёрный цвет, другую – в коричневый. Сшила мне коричневое платье с высоким воротничком и чёрный фартук. Связала белые манжеты и воротничок. У меня были длинные густые волосы. Мама заплела одну косу, привязала большой чёрный бант. Надела платье… И меня стало не узнать, словно я гимназистка, как в кино. Подруга сделала то же самое. В этих нарядах мы пришли в школу на Новогоднюю ёлку. Все остолбенели, словно увидели чудо, разглядывали нас. Не надо было никакого маскарадного костюма. Как мы тогда радовались, казалось, впервые в жизни! Так мы ходили в школу на протяжении 5-6 классов, а в 7-м классе форма стала обязательной для всех.

Со 2-го класса летом нам давали путёвки в пионерские лагеря. В первую очередь тем детям, отцы которых погибли на войне. Помню детей того времени: худые, измождённые, вялые, скучные, много больных. Всё  это из-за голода. До сих пор помню еду: каша из ржаной муки и в серединке ложечка растительного масла. Какая была вкуснятина! Давали ржаной хлеб по 50 граммов, о белом никто не знал. Хорошо помню подготовку к открытию лагеря. Уборка палат (классов, т.к. пионерские лагеря были в деревенских школах). Развешивали флажки, высаживали цветы на клумбы, готовили букеты гостям. На открытие лагеря приезжал духовой оркестр из города. Все отряды строились на линейке. Звучал горн, играли барабаны и председатель Совета отряда сдавал рапорт. Произносились команды старшей пионерской вожатой: «Внести флаг и Красное знамя! Поднять флаг!»  Флаг поднят. Лагерная смена открыта. После таких слов духовой оркестр играл мелодию «На сопках Манчжурии». Какие мы были радостные в эти минуты. Мы, голодные, измученные дети, за всю войну не слышали никакой музыки: никто не пел и не играл на музыкальных инструментах. А тут такой праздник! С тех пор, как звучит эта музыка, у меня на глазах наворачиваются слёзы и щемит сердце о пережитых годах.

В пионерлагере мы обслуживали себя сами: убирали территорию и палаты. Продукты для еды давал колхоз, а мы отрабатывали на колхозных полях: пололи, поливали, собирали лекарственные травы, прибирались в коровниках, гребли сено. Работали старательно, соревновались между отрядами за первое место. Уставшие приходили в свои комнаты, где было до 40 кроватей, и падали без сил. Все овощи, выращенные на колхозных полях, были предназначены для раненых солдат.

Нас, голодных детей, спасало ещё то, что мы ели разные травы: свежую крапиву с солью (вкус, как у свежих огурцов), дикую редьку, дикий щавель. Любили так называемые пиканы (сныть), сосали осоку (она сладковатая). Собирали на лугах клевер, полевой хвощ, шиповник, другие ягоды и грибы. С утра ходили в лес далеко за город и наедались досыта тем, что можно было есть. Выживали, кто как мог.

В конце войны в магазинах стали продавать коммерческий хлеб. Одна буханка стоила 20 рублей. Моя мама получала зарплату столько же денег в месяц. Однажды она послала брата Юру купить одну буханку, несмотря на то, что целый месяц будем жить без денег. Братик купил буханку и, пока шёл домой, по дороге съел её. Принёс домой только корочку и горько плакал, что не мог остановиться от такого лакомства. Ну, что, и это пережили. Мама не ругала его, а только плакала оттого, что мы растём без отца и некому нам помочь, а её зарплаты не хватает на троих.

А я страдала всё детство, что расту без отца, не верилось, что он погиб. Всё думала, что ошибка, ждала, вдруг он придёт. Плакала втихомолку, злилась на тех, у кого отцы были живы. Поэтому День Победы для меня не был праздником. Все кричали, радовались, а я печалилась и плакала от обиды. Такое чувство осталось на всю жизнь.

Маме на работе в горбольнице помогали, давали гуманитарную помощь американцев: вещи, ткань на платье, пальто.

В 1948 году маме на работе дали для меня путёвку на ноябрь-декабрь в лагерь «Артек» на Чёрном море в Крыму. Мы даже не представляли, что это такое. Мама нашила мне каких-то платьев, собрала большой чемодан. Нас из города Чусовой ехало два человека, из Березников – ещё одна девочка. Повезла нас врач. У моего тяжёлого чемодана в дороге оборвалась ручка. Наша провожающая купила ремни, обмотала мою поклажу. В Москве была пересадка на поезд до Симферополя. Мы, дети, впервые ехали на поезде, смотрели в окно, было всё интересно. Но, когда подъезжали к городу Харькову, мы ужаснулись. Города не было… Всюду – руины, стояли чёрные трубы, обгорелые дома, вокзал разрушен, пахло гарью. Все пассажиры встали, молча смотрели и плакали. Вот тут я поняла, что такое – война! Не сравнить, как мы жили в тылу. В Симферополе нас встретили воспитатели, посадили в автобусы и повезли к морю в город Гурзуф. Сразу же стали разучивать артековскую песню:

Есть местечко в Крыму,
Отовсюду к нему

Пионеры стремятся гурьбой.

Слева – горы и лес,

Сверху – купол небес,

А внизу – шум прибоя морской.

…

Поднятие флага,

Туман Аю-Дага,

Тебя не забудем вовек.

И лес над рекою,

И чёрное море,

Тебя не забудем вовек…

…

Облака, облака, вечереет слегка,

Слышен гул парохода во мгле…

Автобусы ехали в гору. Вдруг за поворотом мы увидели море! Восторгу не было предела, это чудо! Сердце билось сильно, не верилось, что это происходит со мной. Встретили нас воспитатели, вожатые, сотрудники. Пионерский лагерь «Артек» делился на три части. Мы жили у подножия гору Суук-Су в двухэтажных дачах. Пели так:

У Артека на носу

Приютился Суук-Су.

Наш Артек, наш Артек,

Не забыть тебя вовек.

Пионерский лагерь был разделён на девочек и мальчиков. За всю смену – 2 месяца – мы мальчиков не видели. Все сдали свои чемоданы, и наша одежда совсем не пригодилась: нам выдали всё казённое. Выдали морскую форму: бушлаты, чёрные юбочки, береты, белые кофточки. Всех разделили по палатам по 8-10 человек. Я не захотела быть в такой массе людей, и мы, три девочки, спали на веранде в тёплых мешках, аж до самого 1 января. Погода была тёплая. Снег падал и сразу же таял, постоянно была слякоть, туфли мокрые, но терпели (война научила терпеть) и не жаловались. Раз в неделю был санитарный день, мылись в бане, принимали душ. Наш лагерь занимал большую площадь. В сырую погоду в столовую возили на автобусах. В первые дни была экскурсия по всему лагерю. Здесь «похозяйничала» война. Дворцы, парки, скверы, гроты, подземный аквариум – всё было разгромлено и разрушено. Восстановить всё сразу было невозможно. Но вокруг были вечнозелёные деревья, кустарники: тиса, туя, лавр, акация, агава, ливанский кедр, юкка (земляничное дерево, плоды, как у земляники), дерево бесстыдница (сбрасывало свою кору и стояло голое) и другие. Мы любовались этой красотой, думали, что попали в рай. На горе у моря был грот, где А.С. Пушкин написал  стихотворение «Прощай, свободная стихия». В этом гроте была библиотека. А на вершине мы фотографировались. Нас возили в Гурзуф, в домик А.П. Чехова. Показали нам волшебный шкаф, о котором он писал в пьесе «Вишнёвый сад». Мы с девочками поднялись на второй этаж (туда нельзя было ходить) и увидели старушку. Это была сестра Чехова – Мария Павловна. Ма Па – так звал её в детстве Чехов. Она подарила нам по одной конфетке. Я её берегла 20 лет и всегда показывала своим ученикам. В Гурзуфе нам понравился водопад Учан-Су и фонтан Ночь у дома отдыха военных.

Рано утром нас будил горн, и мы бежали к морю на утреннюю зарядку. Какой воздух! И весь день по режиму. Лечили каждый день. Дети были больные, истощённые, измождённые. При входе в столовую надо было выпить столовую ложку рыбьего жира и заесть солёным огурцом. Некоторые просили по две ложки жира, чтобы съесть побольше солёных огурцов. Поправились все, кто – на 8 кг, кто – на 5 кг. Я тоже поправилась на 5 кг. Учились только три раза в неделю. Приходили учителя, проводили уроки по основным предметам: русский язык, математика, литература, история, география. В свободное время были занятия в кружках. Я ходила в танцевальный. Разучивали различные танцы, выступали, и, главное для нас, девочек, были очень красивые костюмы. Научилась фотографировать. Очень любила кружок «Умелые руки». Эта любовь осталась на всю жизнь. Когда я уже работала в школе учителем, я старалась научить детей тому, чему я училась в «Артеке». Увлекала работа с бумагой, тканью, глиной, картоном. Делали поделки с ракушками, опилками, яичной скорлупой, даже с разными семенами (крупой), гальками и т.д. Мне это даже пригодилось на уроках труда в институте.

Часто нас возили на экскурсии. Запомнилась экскурсия в Ялту, к подножию горы Аю-Даг. Это медведь-гора, похожая на лежачего медведя, который пьёт морскую воду. Нас возили в горы, где росли виноградники. Мы находили опавший виноград, собирали, ели и радовались такому лакомству, которого никогда не видали. Собирали сами с кустов лавровые листья. Все растения мы пробовали на вкус, лизали стручки акции, которые были по 10 сантиметров длиной. Даже пробовали морскую пену, её вкус  напоминал квашеную капусту. Всё нам было диво в чужих и сказочных краях.

Перед отъездом у нас был прощальный праздник. Очень хорошо запомнилось, как мы сидели за длинными столами вместе с вожатыми и воспитателями. Пришёл поздравить нас с наступающим Новым Годом начальник лагеря. Он сел рядом со мной и стал меня спрашивать: «Как живёшь, Уралочка?» Я от удивления онемела. Была в «Артеке» самая интересная личность – заведующий Василий. Он известен как пионерский вожатый Гули Королёвой из книги Ильиной «Четвёртая высота». Запомнилась ещё одна экскурсия. Нас водили в большой грот, где был аквариум длиной с километр. Там до войны плавали морские рыбы, и видно было весь подводный мир. Такое ощущение, что ты на дне моря. Фашисты всё это разбомбили, а нам показали только муляж.

О расставании говорить трудно. Мы все ревели несколько дней. Обменивались адресами. Домой увозили гербарии всех растений, камни, ракушки, лавровые листья, стихи песен и, конечно же, ощущение ласкового Чёрного моря.

Счастливая, переполненная чувствами, с восторгом я вернулась домой. И сразу же отчитывалась на школьном собрании о своей поездке в «Артек». Все мои гербарии, ракушки, камни были сданы в географический кружок на выставку. А затем пришлось писать статью в газету «Чусовской рабочий» о своём счастливом отдыхе. Статья называлась «Я была в «Артеке».

Вот и всё, что я могла вспомнить про школьные годы.

С 8-го по 10 класс я училась в школе рабочей молодёжи и работала в детском саду.

В 1954 году училась в городе Молотове ( Пермь) в 11 педагогическом классе школы №22. Стала учителем начальных классов.

После окончания школы поступила на заочное отделение в Пермский педагогический институт. Училась шесть лет: два года - на филологическом факультете и четыре года – на факультете начальных классов. Институт успешно закончила по специальности «педагог-методист начальных классов».

 Девять лет работала в школе № 4 и № 5 старшей пионервожатой, два года - на окраине города Чусовой в старой деревянной школе.

С 1957 года меня перевели в школу № 17 учителем начальных классов. Сбылась моя детская мечта!  Я полюбила эту работу, окунулась в неё с головой. Особенно удавалась воспитательная работа. Я учила детей танцевать, петь и работать творчески, своими руками на уроках труда. За отличную воспитательную работу мой портрет висел на Доске почёта в районо г. Чусовой.

Затем переехала в город Пермь. В 1963 году пришла работать в школу №10 учителем начальных классов. С волнением принимала свой первый класс. Линейка проходила во дворе школы. Я любила своих учеников, как своих детей. Переживала вместе с ними все их неудачи и радовалась с ними их успехам. Особое внимание на уроках письма уделяла каллиграфии. Всегда была строга, но справедлива. Все ученики были для меня равны. Отстающих пыталась вытягивать. Проводила много внеклассных занятий. Уроки проводила очень интересно. Урок природоведения проводила в краеведческом музее.. Устраивала различные мероприятия с детьми: поездки в осенний лес, зимой- на лыжную базу, постоянно водила детей в театры, кино, цирк, музеи и планетарий, на экскурсии на заводы и производство (в ателье, в типографию), знакомились с профессиями. Устраивала встречи с ветеранами войны и труда. в первом классе принимала детей в октябрята, в третьем – пионеры, и очень гордилась детьми, у которых повязан красный галстук. 22 апреля водила учеников к памятнику В.И. Ленина, проводила с детьми субботники. Мой класс был одной дружной командой. В классе были звенья, где были свои активисты, спортсмены, отличники. Устраивала праздничные вечера для детей с подарками и чаепитием, так, чтобы всем детям было интересно. Дети наряжались в разные костюмы. На празднике «Прощание с букварём» фотографировали всех детей.

В школе № 10 я проработала 37 лет, до 2000 года. Общий стаж – 47 лет. Выпустила 14 начальных классов. Наш учительский коллектив был очень дружным. В памяти остались самые добрые воспоминания о работе учительницей. Я старалась давать хорошие знания детям, некоторые из них, став взрослыми, стали известными в городе людьми. Похмелкин Виктор Валерьевич – депутат Государственной Думы. Аверкиев Игорь Валерьевич – председатель Пермской гражданской палаты, член правления Пермского регионального правозащитного центра, главный редактор газеты «Личное дело».

5 ноября 2008 года школа № 10 отмечала 50-летие. Я встречалась со многими своими учениками разных выпусков. Некоторых узнавала с трудом: такие стали взрослые, красивые, деловые. Я была счастлива, что меня помнят и любят. Дома у меня есть много фотографий всех моих выпусков. Я иногда их рассматриваю и удивляюсь, сколько положено сил на воспитание будущего поколения, как я это всё осилила!

Ожгибесова Наталья, ученица 9Б класса МАОУ «СОШ №10»,

Мерзлякова М.И, учитель русского языка и литературы