О вице-адмирале Владимире Алексеевиче Корнилове

Я жил для блага моей Родины.

               Вице-адмирал Корнилов.

В 1827 году корабль   «Азов» под командой Михаила Петровича Лазарева плавал по Средиземному морю.  На корабле между другими офицерами находился мичман Корнилов. Офицеры считали его  добрым юношей, но легкомысленным, мечтавшим о светской жизни. Флотская служба как никакая другая раскрывает человека со всех сторон, как плохих, так и хороших. Опытнейший моряк Лазарев увидел в молодом мичмане то, что называется морской жилкой, и понял, что из этого избалованного столичной жизнью молодого человека может выйти прекрасный офицер.  

  Однажды М. П. Лазарев вызвал строптивца к себе и сухо спросил:

— Господин мичман, вы намерены продолжать службу на флоте или нет?

— Так точно, Михаил Петрович! — бесстрастно ответил Корнилов, ожидая громкого разноса.

— В таком случае, Владимир Алексеевич, вам придется пересмотреть свое отношение  к ней, — спокойно и строго сказал Лазарев.

Беседа продолжалась долго. Лазарев высказал Корнилову свой взгляд на обязанности морского офицера, а затем собственноручно выбросил за борт все легкие французские романы молодого офицера и заменил их книгами по морскому делу.

После того памятного разговора беспечный повеса, каким знали Володю Корнилова его петербургские приятели, исчез. Его место занял способный морской офицер. Лазарев в душе радовался за своего ученика, но ничем не выказывал своего одобрения.

Корниловы — старинная русская дворянская фамилия. Из тех, что не отличались богатством или родством с августейшими особами, но прославились своей верной службой Отечеству. Отец будущего адмирала в молодости тоже был военным моряком. 29-летний Алексей Михайлович Корнилов, флота лейтенант, был удостоен высшей офицерской награды, ордена Св. Георгия IV степени "За мужественные подвиги и храбрость, оказанные 13 августа 1789 года во время сражения галерного Российского флота со Шведским".

В феврале 1806 года, когда Корнилов-старший заканчивал свое иркутское губернаторство, в его семье произошло радостное событие — родился второй сын, которого нарекли Владимиром. Судя по немногим дошедшим до нас документам, семья губернатора уже готовилась к отъезду в Тобольск. Вполне вероятно, что Алексей Михайлович не стал подвергать свою жену и только что родившегося малыша излишним тяготам и отправил их в родовое имение в Тверскую губернию. Там и был зарегистрирован мальчик Володя Корнилов, и сегодня во всех официальных источниках можно прочесть: "В.А.Корнилов родился 1 февраля 1806 года в родовом имении Ивановском Тверской губернии".  Однако сам адмирал предпочитал говорить о себе, что он родился в Сибири. Путаница с местом рождения героя Севастопольской обороны привела к тому, что Корнилова считают своим земляком Тверь, Тобольск и Иркутск. Впрочем, для человека, ставшего легендой русского флота, это не имеет никакого значения: родина Корнилова — Россия, и этим все сказано.

Когда в 1832 голу Михаила  Петровича Лазарева назначили начальником штаба  Черноморского флота, он понемногу перевел к себе своих любимых офицеров. В их числе был и Корнилов.  Он  уже умел и любил работать. Ему  было поручено составить описание Босфора и всех его укреплений. Он исполнил это блестяще. И, кроме того, сделал описание Мраморного моря, Дарданелл и Эгейского моря.  

   В 1840 году в Николаеве под надзором капитана  1-ого ранга Корнилова заложили корабль «Двенадцать апостолов» и назначили его командиром.   На Черноморском флоте  у нового корабля «Двенадцать  апостолов» был только один соперник – «Силистрия» под командованием Нахимова. Оба корабля  были доведены до совершенства. О Черноморском флоте говорили даже за границей. Иностранцы приезжали смотреть и высказывали похвалы  «Силистрии» и «Двенадцати апостолам». Англичанам эти похвалы  не давали покоя.  Нахимов и Корнилов относились к командованию своими судами различно.  Но шли к одной цели.  Павел Степанович Нахимов был человек одинокий, томился на суше и с восторгом уходил в море. Судно, которое носило его  флаг,  было его любимым детищем, он вмешивался  в судовой порядок и незаметно оттеснял капитана.

    Более холодный и положительный  Владимир Алексеевич Корнилов горячо любил море, но охотно  проводил время и на суше, в семье, занимался учеными работами. Он строго наблюдал, чтоб корабль, на котором он находился, с достоинством носил его флаг. Но привязывался он не только к этому кораблю, но и ко всей эскадре, ко всему Черноморскому флоту.

В 1852 г. Владимир Алексеевич был произведен в вице-адмиралы и получил звание генерал-адъютанта. Ожидая дальнейшего обострения обстановки на южных рубежах России, он предпринимал энергичные меры по строительству новых судов в Николаеве, расширению доков и адмиралтейства в Севастополе, пополнению артиллерийских арсеналов.

Корнилов придерживался передовых взглядов на развитие военно-морских сил, выступал за скорейшую замену парусных кораблей  паровыми, за внедрение новой артиллерии, написал ряд руководств и наставлений, участвовал в разработке нового Морского устава. После смерти адмирала Лазарева в руках В. А. Корнилова фактически сосредоточилась вся власть в управлении Черноморским флотом. 

  1 сентября 1854 года около полудня Корнилов и Нахимов с Башни Ветров  Морской библиотеки  через подзорные трубы наблюдали приближение огромного неприятельского флота. Союзный флот насчитывал более 360 вымпелов – английской, французской и турецкой эскадр. Казалось, подходит большой движущийся город   со множеством дымовых труб, фабрик и заводов.  Неприятель боялся высадить  десант непосредственно в Севастополе, решил овладеть главной базой Черноморского флота ударом с суши и одновременной атакой кораблей с моря.

С началом обороны Севастополя 1854-1855 г.г. Корнилову как личности, способной в силу своей энергичности и инициативности встать во главе защиты города, было доверено заведовать обороной северной части Севастополя, а затем практическое руководство всем гарнизоном (Корнилов был назначен начальником штаба войск, расположенных в городе). Сослуживцы писали, что вице-адмирал Корнилов        «совокуплял в себе взаимодействие всех отраслей обороны: инженерной, морской, сухопутной и артиллерийской» и что «можно, не боясь обвинения в пристрастии, сказать, что вся беспримерная оборона Севастополя была создана Корниловым».

В дни севастопольской обороны в 1854-1855 годах  в безвыходных и грозных обстоятельствах Корнилов  встал во главе севастопольцев.   У него хватило мужества  преступить  через долг присяги, через слепое повиновение старшему начальнику. Совет адмиралов В. А Корнилова, П.С. Нахимова, В.И.Истомина действовал без санкции  главнокомандующего князя Меншикова.  Совет частных начальников  отменил распоряжения светлейшего от 11 сентября. Это являлось покушением на  священные  прерогативы верховной власти. Избрание 48-летнего Корнилова  главным распорядителем обороны города явилось попранием принципа  старшинства. Это было  низвержение священного принципа империи,  о  котором  Николай Павлович говорил все свое царствование: «Мне нужны не умники, а верноподданные», «мне нужны лбы, а не головы», «мне нужны исполнители, а не салонные философы».  Николай сделал все, чтобы упразднить значение ума, способностей, характера,  почина и подготовки для военной и государственной карьеры. Неспособность была патентом на получение значительной должности. Неспособный человек не имел убеждений, не согласующихся с правительственной системой.  Второй сын Николай 1  Великий князь Константин Павлович хорошо понимал, из какого теста батюшка выпекал своих министров и генералов. Он писал: «Возвышение  Корнилова как лица способнейшего  отвечало потаенным мечтам Толстого.  Звание командира пусть приобретается даровитостью, но никак не господствующим принципом власти». 

В сентябре 1854 г. Корнилов был назначен начальником обороны города, которая продолжалась 349 дней с 13 сентября 1854 года до 28 августа (8 сентября) 1855 года.

П.С. Нахимов, руководивший обороной Южной стороны, добровольно подчинился адмиралу. И именно благодаря Корнилову, его энергии, опыту и знаниям, в городе была создана глубокоэшелонированная оборонительная линия, состоящая из семи бастионов, вооруженной 610 орудиями, с гарнизоном, распределенным по дистанциям и готовым встретить неприятеля во всеоружии, поскольку солдаты и матросы Севастополя, также как и адмирал, считали: «Отступать нам некуда, позади нас море, впереди - неприятель». Корнилов отдал короткий, но эмоциональный приказ, дошедший до сердца каждого севастопольца: «Братцы, царь рассчитывает на нас. Мы защищаем Севастополь. О сдаче не может быть и речи. Отступления не будет. Кто прикажет отступать, того колите. Я прикажу отступать - заколите меня».

В преддверии осады Севастополя Корнилов сказал: «Пусть прежде поведают войскам слово Божье, а потом я передам им слово царское». И вокруг города был совершен крестный ход с хоругвями, иконами, песнопениями и молебнами. Лишь после этого прозвучал знаменитый корниловский призыв: «Позади нас море, впереди неприятель, помни: не верь отступлению!»

5 сентября 1854 гола Владимир Алексеевич Корнилов писал жене, жившей в  Николаеве: «У нас в Севастополе все благополучно, все спокойно и даже одушевленно. На укреплениях работают без устали.».  Корнилов наделся, что десант, высаженный маршалом Сент-Арно 2 сентября и  двигавшийся к Севастополю, будет разбит в открытом бою  войсками Меньшикова и не начнет осады. Даже  Корнилова  князь Меншиков заразил оптимизмом.   Но уже накануне Альмы Корнилов отмечал; «Бог не оставит правых, а потому ожидаем развязки со спокойствием и терпением.  В 1812 году Россия была в худшем положении и отстояла свое величие, даже умножила его…»  В письмах жене Корнилов не сообщает всей правды о положении а Севастополе и в армии. Он трепетно заботился о жене, ибо Владимир Алексеевич – это предупредительный оберегающий глава семьи,   надежда и опора Елизаветы Васильевны на всю жизнь.  О самых  тяжелых  эмоциональных  событиях  Корнилов в письмах домой не упоминал. Он бодр и спокоен, хотя лучше других знал  безобразное состояние севастопольских укреплений, понимал сложившуюся тревожную ситуацию   и 7 сентября написл  свое завещание:

                                                «7 сентября 1854 г., Севастополь

     Моя последняя воля.

     Полагал бы семейству нашему, пока дочери малы и лучшее для них воспитание есть домашнее под наблюдением и в правилах и а примере заботливой матери жить в сельце Ивановском.

      Все мое движимое и недвижимое должно поступить в  полное распоряжение моей супруги, с которой мы в продолжение 17 лет жили в любви, дружбе и, могу сказать, в примерном согласии.

    Детям завещаю: мальчикам – избрав один раз службу Государеву, не менять ее, а приложить все усилия  сделать ее полезною обществу, не ограничиваясь уставом. Лучший пример для них их дед, дядя и, могу смело сказать, - отец. Дочкам следовать во всем матери.

     Мои бумаги все собраны. Извлечение из этих бумаг может быть полезным.

    Затем, благословляя  жену и детей,  со спокойствием готов кончить, как жил для блага  моей родины, которую Бог не оставит и которая, по окончании неправедно начатой с ней воны станет еще выше в судьбах наций.                                                                                          В. Корнилов.»

   Только после его смерти  Елизавета Васильевна узнала, как  в действительности прожил последний месяц своей жизни ее муж, которому Николай 1 велел поставить памятник на месте гибели, а скульптор М. Микешин увековечил адмирала В.А. Корнилова  вместе с М.П. Лазаревым и П.С. Нахимовым в Великом Новгороде.

Адмирал на суше? Да, именно так. Когда Черноморский флот был заперт в       Севастопольской бухте англо-франко-турецкой эскадрой (по количеству кораблей она превосходила Черноморский флот втрое), на совете флагманов и командиров большинством голосов было принято решение затопить часть флота в бухте, перекрыв противнику подходы к городу с моря. Адмирал же Корнилов на совете твердо стоял на том, что необходимо дать пусть, возможно, и последний бой врагу. Но он остался в меньшинстве. В итоге Корнилова, резко возражавшего против затопления кораблей, было решено даже отправить в Николаев, но адмирал отказался. «Чтобы я оставил Севастополь, окруженный неприятелем? Невозможно. Я готов повиноваться вам», – заявил он главнокомандующему, князю Александру Меншикову – правнуку знаменитого соратника Петра Великого. 11 сентября 1854 года началось затопление русских парусных кораблей.

    В тот печальный день черноморцы   увидели не холеного, подтянутого, светского, язвительного с нерадимыми подчиненными, а  физически и душевно страдающего вице-алмирала  Корнилова. Когда зашатался под выстрелами корабль «Три святителя» черноморцы  в первый и в последний раз увидели, что Владимир Алексеевич заплакал. «Я потерял нервы», - сказал о себе тогда Корнилов.  Нельзя было дать укорениться  этой горечи в других  и в  этот же  обратился  к гарнизону осажденного города с речью: «Товарищи! Войска наши, после кровавой битвы с превосходящим неприятелем, отошли к Севастополю, чтобы грудью  защитить его.

Главнокомандующий решил затопить 5 старых кораблей на фарватере; они временно преградят вход на рейд, и вместе с тем   свободные команды усилят войска.

  Грустно уничтожать свой труд. Много было употреблено нами усилий, чтобы  держать корабли в завидном свету порядке. Но надо покориться необходимости!

 Москва горела, но Русь от этого не погибла.  Напротив, встала сильнее. Бог милостив. Он и теперь готовит верному Ему народу  Русскому такую же участь. Царь шлет нам свежую армию».

    В. А. Корнилов  командовал  гарнизоном в 7 тысяч человек,  показал пример умелой организации активной обороны (непрерывные вылазки обороняющихся, ночные поиски, минная война, тесное огневое взаимодействие кораблей и крепостной артиллерии).  Еще в первых числах сентября, сразу же после высадки Корнилов призвал на защиту всех жителей  и по его призыву весь Севастополь ожил и встал на ноги для постройки укреплений на Северной стороне.  Рабочие руки нашлись благодаря примеру, энергии и воодушевлению Корнилова, всякий видел его кипучую деятельность и постоянное присутствие на работах. Днем он, не сходя с лошади, переезжал с одной позиции на другую, а вечером все собирались к нему за приказаниями. Благодаря этому высокому примеру начальника не только солдаты и матросы выбивались из сил на работах, но в них приняли участие вольные мастеровые, мещане, лавочники, лакеи, арестанты, женщины и дети. Из порта и арсенала тащили снаряды, лафеты, материалы, инструменты  к укреплениям.  Не переводили дыхания и день, и ночь.    К 13 сентября в Северных укреплениях уже был расположен гарнизон в одиннадцать с половиной тысяч человек.  В. А. Корнилов писал в дневнике с 14 по 18 сентября:  «Целый день  занимаемся  укреплением города. Войско кипит  отвагой. Укрепляем, сколько можем».      Современник и историк крымских событий англичанин Александр Кинглейк  издал свои записки о Крымской войне. Его эмоциональные оценки поражают сходством с толстовским гением.   «Народ твердо и решительно занял пост, оставленный главнокомандующим и его армией. Корнилов с гордостью людей различных сословий, но взаимно связанных призывом отечества, имел право сказать, что защита будет русская».

 Письмо  В.А. Корнилова   28 сентября  1854 года: «Мой день проходит совершенно однообразно. С раннего утра мы все садимся на коней.  Я объезжаю линию с батарей №10 и кончая Малаховым курганом, возвращаемся к обеду… Последние твои строчки были от 25-ого. Ты окрестила Лизу? Бог да благословит ее будущее. Перекрести ее за меня. Прощай, будь здорова, не допускай  расстраивать себя мрачными думами о предстоящем. Твой весь. Благословляю вас всех. 

                                  В. Корнилов».

Отражение первой бомбардировки Севастополя 5 октября 1854 года принесло защитникам города сознание своей силы, ощущение победы. Но этот день был омрачен смертельным ранением Владимира Алексеевича Корнилова на Малаховом кургане. Подробности этого дня жизни адмирала обстоятельно описал капитан-лейтенант А.П.Жандр в своих воспоминаниях: "Около шести с половиной часов утра с началом бомбардировки противником Севастополя Корнилов направился на бастион № 4, являвшийся центром оборонительной линии. Пробыв на нем некоторое время, отправился на бастион № 5 и в десятом часу снова вернулся на бастион № 4, оттуда, следуя вдоль оборонительной линии и посетив смежные батареи и бастион № 3, прибыл на Малахов курган. Сделав необходимые распоряжения, брался уезжать, но в 11 час. 30 мин. был смертельно ранен неприятельским ядром, раздробившим левую ногу у самого живота. Офицеры подняли его на руки и положили за бруствером между орудиями. Корнилов произнес: "Отстаивайте же Севастополь", после чего  потерял сознание.  В.А.Корнилова перенесли в госпиталь на Корабельной стороне (против Лазаревских казарм, ныне территория в/ч на ул.Лазаревской.), но и в последние минуты жизни все мысли и надежды адмирала были обращены к флоту, к Севастополю, к защитникам.   Последние слова адмирала, произнесенные уже через силу, были "Ура! Ура!" в ответ на принесенное известие о сбитых английских батареях. Корнилов скончался в половине четвертого часа пополудни 5 октября...  Памятник 1895 года Адмиралу Владимиру Алексеевичу Корнилову на Малаховом кургане  на месте смертельного ранения.

Легенды занимают определенное место в нашей жизни.  Вот одна из них.   В сентябре 1853 года адъютант вице-адмирала В. А. Корнилова лейтенант Григорий Железнов купил в Сухуми задешево отличную кавказскую шашку. Ее дешевизна объяснялась тем, что все владельцы этого булатного клинка сразу же погибали, как только оказывались в бою. Железнов, как человек цивилизованный и воин храбрый, был чужд суеверий и посмеялся над теми, кто советовал ему выбросить шашку. Пятого ноября 1853 года во время боя парохода-фрегата «Владимир» под командой Корнилова с турецким пароходом «Перваз-Бахри» Железнов, выходя из каюты, прихватил с собой (на случай абордажа) шашку и тотчас, едва вступил на палубу, был убит картечным выстрелом. При разборе вещей своего адъютанта Корнилов оставил шашку себе на память. Пятого октября 1854 года на Малаховом кургане неприятельское ядро смертельно ранило Корнилова, причем удар пришелся по висевшей у пояса адмирала роковой шашке. Ее сломанный надвое клинок хранится в музее Севастопольской обороны.

«Мало мне приходилось видеть подобных похорон. Плакали не только офицеры, к нему приближённые. Плакали чужие, плакали угрюмые матросы, плакали и те, которым слеза была незнакома с пелёнок...» - это цитата из воспоминаний унтер-офицера Егера. Преемник Корнилова, Павел Нахимов, сознавая, что на слёзы нет времени, оставил такую запись: «Владимира Алексеевича нет больше. Он умер как герой. Завтра снова дело. Я не знаю, что будет с Севастополем без него и на флоте, и в деле на берегу».Об этой войне часто говорят нечто вроде: «Первая в истории, где появилось...» И далее можно подставить всё что угодно: массовое нарезное оружие, санитарное обслуживание солдат, полевая хирургия, присутствие на фронте фотокорреспондентов, регулярное освещение в прессе... Кстати, пресса тогда ещё не была совсем уж жёлтой. Английская газета «Таймс» через несколько дней после смерти Корнилова честно писала: «Из повреждённых фортов русские почему-то стреляют сильнее, чем когда-либо. Севастополь гораздо более сильная крепость, чем думали. Запас орудий у русских, кажется, неистощим. Сотни пушек продолжают извергать ядра без перерыва, без замедления. Сила их гарнизона, несмотря на гибель командующего, не менее удивительна».

Моряки и офицера  были «питомцами Корнилова гнезда». Каждый их них оставил свой заметный след на поприще морской службы. В сердцах своих офицеров вице-адмирал Корнилов жил доброй памятью и щемящей печалью.

На городском холме Севастополя стоит старинный двухэтажный особняк розового цвета. Даже севастопольцы не сразу обращают внимание на мемориальную доску с надписью; «В этом доме на втором этаже находилась последняя квартира вице-адмирала В.А. Корнилова». Мемориальная доска  установлена в 1904 году, к 50-летию севастопольской обороны. Обойдя дом с торца, вы увидите чудом сохранившееся крыльцо с высоким порталом. И вы можете представить, как по ступенькам  спускается  стройный высокий чуть сутуловатый человек с усталыми глазами, но внимательным взглядом. Его уже ждут, пятнадцать адъютантов смотрят на него с любовью, словно переел ними божество. Вся  кавалькада спешит на защиту Севастополя…