йцукенгшщзхъфывапролджэячсмитьбюйцукенгшщзхъфывапролджэячсмитьбюйцукенгшщзхъфывапролджэячсмитьбюйцукенгшщзхъфывапролджэячсмитьбюйцукенгшщзхъфывапролджэячсмитьбюйцукенгшщзхъфывапролджэячсмитьбюйцукенгшщзхъфывапролджэячсмитьбюйцукенгшщзхъфывапролджэячсмитьбюйцукенгшщзхъфывапролджэячсмитьбюйцукенгшщзхъфывапролджэячсмитьбюйцукенгшщзхъфывапролджэячсмитьбюйцукенгшщзхъфывапролджэячсмитьбюйцукенгшщзхъфывапролджэячсмитьбюйцукенгшщзхъфывапролджэячсмитьбюйцукенгшщзхъфывапролджэячсмитьбюйцукенгшщзхъфывапролджэячсмитьбюйцукенгшщзхъфывапролджэячсмитьбюйцукенгшщзхъфывапролджэячсмитьбюйцукенгшщзхъфывапролджэячсмитьбюйцукенгшщзхъфывапролджэячсмитьбюйцукенгшщзхъфывапролджэячсмитьбюйцукенгшщзхъфывапролджэячсмитьбюйцукенгшщзхъфывапролджэячсмитьбюйцукенгшщзхъфывапролджэячсмитьбюйцукенгшщзхъфывапролджэячсмитьбюйцукенгшщзхъфывапролджэячсмитьбюйцукенгшщзхъфывапролджэячсмитьбюйцукенгшщзхъфывапролджэячсмитьбюйцукенгшщзхъфывапролджэячсмитьбюйцукенгшщзхъфывапролджэячсмитьбюйцукенгшщзхъфывапролджэячсмитьбюйцукенгшщзхъфывапролджэячсмитьбюйцукенгшщзхъфывапролджэячсмитьбюйцукенгшщзхъфывапролджэячсмитьбюйцукенгшщзхъфывапролджэячсмитьбюйцукенгшщзхъфывапролджэячсмитьбюйцукенгшщзхъфывапролджэячсмитьбюйцукенгшщзхъфывапролджэячсмитьбюйцукенгшщзхъфывапролджэячсмитьбюйцукенгшщзхъфывапролджэячсмитьбюйцукенгшщзхъфывапролджэячсмитьбюйцукенгшщзхъфывапролджэячсмитьбюйцукенгшщзхъфывапролджэячсмитьбюйцукенгшщзхъфывапролджэячсмитьбюйцукенгшщзхъфывапролджэячсмитьбюйцукенгшщзхъфывапролджэячсмитьбюйцукенгшщзхъфывапролджэячсмитьбюйцукенгшщзхъфывапролджэячсмитьбюйцукенгшщзхъфывапролджэячсмитьбюйцукенгшщзхъфывапролджэячсмитьбюйцукенгшщзхъфывапролджэячсмитьбюйцукенгшщзхъфывапролджэячсмитьбюйцукенгшщзхъфывапролджэячсмитьбюйцукенгшщзхъфывапролджэячсмитьбюйцукенгшщзхъфывапролджэячсмитьбюйцукенгшщзхъфывапролджэячсмитьбюйцукенгшщзхъфывапролджэячсмитьбюйцукенгшщзхъфывапролджэячсмитьбюйцукенгшщзхъфывапролджэячсмитьбюйцукенгшщзхъфывапролджэячсмитьбюйцукенгшщзхъфывапролджэячсмитьбюйцукенгшщзхъфывапролджэячсмитьбюйцукенгшщзхъфывапролджэячсмитьбюйцукенгшщзхъфывапролджэячсмитьбюйцукенгшщзхъфывапролджэячсмитьбюйцукенгшщзхъфывапролджэячсмитьбюйцукенгшщзхъфывапролджэячсмитьбюйцукенгшщзхъфывапролджэячсмитьбюйцукенгшщзхъфывапролджэячсмитьбюйцукенгшщзхъфывапролджэячсмитьбюйцукенгшщзхъфывапролджэячсмитьбюйцукенгшщзхъфывапролджэячсмитьбюйцукенгшщзхъфывапролджэячсмитьбюйцукенгшщзхъфывапролджэячсмитьбюйцукенгшщзхъфывапролджэячсмитьбюйцукенгшщзхъфывапролджэячсмитьбюйцукенгшщзхъфывапролджэячсмитьбюйцукенгшщзхъфывапролджэячсмитьбюйцукенгшщзхъфывапролджэячсмитьбюйцукенгшщзхъфывапролджэячсмитьбюйцукенгшщзхъфывапролджэячсмитьбюйцукенгшщзхъфывапролджэячсмитьбюйцукенгшщзхъфывапролджэячсмитьбюйцукенгшщзхъфывапролджэячсмитьбюйцукенгшщзхъфывапролджэячсмитьбюйцукенгшщзхъфывапролджэячсмитьбюйцукенгшщзхъфывапролджэячсмитьбюйцукенгшщзхъфывапролджэячсмитьбюйцукенгшщзхъфывапролджэячсмитьбюйцукенгшщзхъчсмитьбюйцукенгшщзхъфывапролджэячсукенгшщзхъфывапролджэячс
|
|
Презентация
-на тему
Кязим
Мечиев
Ученика 3 «Д» класса
Геляева Идара
МКОУ «СОШ№9»
|
Родился
в семье ремесленника. Был с рождения хромым, но, как и другие братья, помогал
отцу в кузнице. Отец поэта, будучи сам необразованным, страстно желал учёбы
сына и сызмала отдал его на учёбу к эфенди в Безенги,
а спустя 3 года отправил в Лескенское медресе.
Способный Кязим за короткое время осваивает арабскую грамоту и
приступает к изучению языков — турецкого и персидского. Тогда же рождаются
его первые стихи, записанные арабскими буквами.
По
возвращении Мечиев знакомится в Безенги с
одним из просвещенных людей того времени, известным в народе Чепеллеу-эфенди,
который увлекает юношу светской литературой. Знакомство с великими
мастерами Востока,
их творчеством оказало благотворное воздействие на будущего классика балкарской
поэзии, стало бесценной школой творческого поиска, движущей силой мысли и
чувства поэта. Позже адаптированные им на сюжет восточных дастанов
произведения, и в первую очередь поэмы, станут шедевром национальной
литературы Балкарии.
Вернувшись
в родное село Кязим работал в кузнице и, будучи глубоко религиозным человеком,
продолжал черпать знания, изучая религиозную литературу и произведения
восточных поэтов.
Получив
духовное образование в лучших медресе Северного Кавказа,
Мечиев совершает свое первое паломничество в Мекку (известно,
что поэт дважды побывал в странах Ближнего Востока:
в 1903-м, 1910-м).
8
марта 1944 года был депортирован вместе со всем
народом в Среднюю Азию. Умер 15
марта 1945 года в Талды-Курганской
области Казахстана.
В 1999 году останки
Кязима Мечиева были перевезены и преданы родной земле в городе Нальчике[2].
Творчество
Мечиева не укладывается в рамки однозначной оценки. Исследователями (Д.
Маммеев, А. Теппеев) условно отмечаются три
этапа эволюции творчества поэта:
1.
Мусульманские университеты Кязима и паломничество в Мекку.
Начало поэтического творчества. Поэмы на религиозные темы. Лирика: любовные и
социальные мотивы (предположительно 1890-1900 гг.).
2.
Скитания по странам Востока. Учёба в университете Аль-Азхар (Каир).
Формирование реалистического мировоззрения. Создание новой поэтической
традиции. Философская лирика и поэмы (1900-1917).
3. Октябрьская социалистическая революция и Гражданская война.
Сомнения и тревоги, поиск истины, идейное прозрение и гражданский подвиг.
Открытие нового мира и нового человека. Патриотическая лирика (1917-1944).
С
учетом новых изданий можно обозначить и 4-й этап — 30-40-е гг. (тема репрессий
и выселения).
Первые
поэмы Мечиева («Иман-ислам», «Пророки») отражают идейные искания поэта в
мире религиозной философии и этики,
размышления о назначении человека на земле. Поиски правды, истинных приоритетов
продолжаются на протяжении всей жизни поэта, обретая социально-психологическую
значимость в его произведениях. Одним из первых Мечиев обращается к теме защиты
прав женщины. Показывая недопустимость вторжения в свободу выбора, в гармонию
отношений любящих, поэт в лироэпической поэме «Тахир и Зухра» (1891) не следует
ни за Молла Непесом, ни за авторами других вариаций на традиционный сюжет, а
создает совершенно оригинальное самобытное произведение. Концепция любви,
изначально разрабатываемая в любовно-романтических дастанах и творчестве
безымянных народных поэтов, у Мечиева становится активной формой
выражения гуманистических стремлений
к совершенству взаимоотношений, своеобразного протеста против унижения
достоинстваличности.
Дальнейшее разрешение эта проблема получает в стихотворения «Тарыгъыу»
(«Жалоба», 1898),
«Къызны тарыгъыуу» («Сетования девушки», 1903),
поэме «Бузджигит» (1910).
К
любовной лирике поэт обратился ещё задолго до становления его как гениального
творца и философа.
Поэтические сравнения возвышенного чувства с «чистым родником», «дождем в
разгаре лета» в ту пору полны восторга и неподдельной искренности. Соотнесение
мироощущения человека, его внутреннего состояния с предметами и явлениями
природы — один из художественных приемов, используемых в раннем творчестве
Мечиева. Гора, камень, родник для поэта не отвлеченные условности: это сами
характеры, цельные, обобщенные, олицетворяющие стойкость и волю. Устное
творчество явилось для поэта тем кладезем народной мудрости, откуда черпал он
живительную силу образов и сюжетов. При этом поэт отчетливо осознавал, что
традиционное мировоззрение не представляло хаос, а искало символы единого
начала. В этом плане он был неутомимым аналитиком, философом, утверждающим
органическое единство человека и природы.
Набожность помогала ему преодолевать трудности на пути к гармонии и
умиротворению совести. «Одна вера, одно небо и один дом у человечества», —
говорит поэт, «мы — братья по вере» («Дин къарнашлабыз биз»). Для усиления
акцептации ключевой мысли он апеллирует к священному писанию и проводит тезис
об обязательном исполнении столпов Корана,
дабы в день светопреставления не гореть в аду («Бисмиллахи рахмани рахим» - Во
имя Аллаха Милостивого и Милосердного). Религиозно-просветительское начало в
поэзии Мечиева обнаруживает глубокое постижение души человеческой в контексте
проблем времени. Мораль его
стихотворений выражает идеалы народа: честность, целеустремленность, неприятие
лжи и лицемерия, трудолюбие и неподкупность: «Ишлегенни келю базыкъ / Ишлемеген
болур жазыкъ» — «У трудолюбивого душа светла, / Не работающий же беден».
Во
многих произведениях поэт поднимается до высот философского осмысления
действительности. Образы дома, обостренное восприятие запахов родного края —
основные ориентиры этой тематической направленности. Замерзающий воробей (стихотворение
«Къар кюн арбазыбызда къоннган чыпчыкъгъа» — «Воробей»)
бередит ему рану, напоминая об угнетенном народе; ослику, от обид и боли
ослабевшему, сочувствует его сердце: «Жауур эшекге» («Ослику с израненной
душой»). Поэт понимает, что мир — это тяжкая тропа, где имеют место и скорбь, и
горе: подобно темному морю, он заманивает в свои силки всех, кто соприкасается
с ним.
|
Мир — тяжкая тропа,
где скорбь и горе, —
По той тропе чьи ноги не прошли?
Мир — это взбаламученное море, —
И чьи в нем не тонули корабли?
— из стихотворения «Мир — тяжкая тропа». Багдад, 1910[3]
|
|
Тревога
за настоящее и будущее народа ведет поэта к доподлинно реалистическому
изображению обстоятельств жизни горцев, бедного сословия, что получает
художественное воплощение в поэме«Жаралы
жугъутур» (Раненый тур, 1907).
Образ тура,
преследуемого кровожадным волком,
— это символ угнетенных масс. Поэт молит о том, чтобы нашёлся добрый охотник,
который, подобно бедняку Хашиму, пожалевшему тура, избавил бы его народ от
оков. Рисуя картины насильственного подавления одного другим, жестокость и
беспредел в отношении беззащитных, Мечиев приходит к осознанию неизбежности
социальных перемен. Его оружие — слово («Не зная иного пути, я песни слагаю»).
По сути своей и жанровой оригинальности
поэма «Раненый тур» знаменует собой переход к новому эстетическому качеству —
масштабному художественно-обобщенному воссозданию жизни народа посредством
субъективного мировосприятия лирического героя. Природная мудрость,
ассоциативность мышления позволили поэту показать весь драматизм положения обездоленного
крестьянства, его внутреннюю психологическую депрессивность. Но вместе с тем
они обнажили страх и смятение автора перед стихией безысходности, незыблемостью
общественных устоев. Поэт страдает, и это накладывает отпечаток на все его
творчество:
|
Если б знал, где для
родины счастье найти
Прискакал бы к нему, сделав ноги — конем
Если б кровь, как река, разлилась на пути,
Переплыл бы ее, сделав сердце — челном
— из стихотворения «Если б знал, где для родины счастье
найти». Мекка, 1910[3]
|
|
Пессимизм
достигает гипертрофированного размаха, когда к нему приходят мысли о смерти:
«Атасыны жашына осуяты» («Завещание сыну»).
В 1910 году Мечиев
предпринимает важный и ответственный шаг в своей жизни: в возрасте 50 лет
совершает, уже повторно, хадж.
На этот раз, умудренный житейским опытом, закаленный в пламени насущных бед,
поэт пристально всматривается в восточную обыденность и с горечью замечает, что
мир, ранее казавшийся ему светочем во вселенском «царстве» лжи и лицемерия, на
самом деле ничем не отличается от мира его собственной родины и судеб его
соплеменников:
|
Избороздил я много
бурных вод,
Бывал у турков, ездил я к арабам.
Бедняк повсюду как бедняк живет,
И сильный измывается над слабым
— из итихотворения «Проплыл на корабле через моря», 1910[3]
|
|
Крепнет
слово поэта, а вместе с ним оттачивается и его философская мысль.
Он больше не тешит себя надеждой на абсолютное торжество добра над злом,
осознавая, что только внешняя сила способна перекроить всю социально-правовую
систему отношений, отринуть действующие «волчьи законы», установить демократические начала.
Возможно, потому столь решительно становится он на путь прославления идей социализма в
годы советской власти («Сауут
алыгьыз» — «Берите оружие», 1919).
Лозунговость, схематизм, характерные для многих поэтов начала XX столетия,
не миновали и творчество Мечиева. Стихи этой поры пронизаны оптимизмом и верой
в светлое будущее. Они — составляющее поэтического сборника «Мени сезюм» (Мое
слово), вышедшего в 1939
году. В ноябре того же года Мечиеву было присвоено почетное звание
«Заслуженный деятель искусств КБАССР».
В
целом творчество Мечиева полифонично.
|
В поэзии Кязима Мечиева, как и в народных песнях и поэмах, со
всей честностью и прямотой выражены характер балкарского
народа, его смех и раны, мужество
и задушевность; в ней гул свадебной пляски и рыдания женщин в черных шалях на
похоронах. Поэзия его живописна, как родное Хуламо-Безенгийское ущелье. В ней
мы встретим мягкий разговор с ивой, цветущей у горной речушки, и суровые
размышления о смерти и смысле жизни
— писал Кайсын Кулиев[4]
|
|
Провозглашая гуманизм высшим идеалом,
поэт устами старого зодчего из поэмы «Бузжигит» утверждает право на свободное
сосуществование всех слоев общества.
В 1944 году,
находясь в ссылке в Талды-Курганской области, Мечиев обращается к последней
теме своего творчества — теме депортации, посвятив ей стихотворения: «Таукел
этейик биз бюгюн» (Будем надеяться мы сегодня), «Осуят» (Завещание), «Жарлы
халкъым» (Бедный мой народ) и др. В поэзии выселения Мечиева усматриваются те
же просветительские идеи, что сопровождали поэта ещё на начальном этапе
творческого пути. В большинстве они основаны на призывах к единению и терпению:
не роптать на отпущенное жизнью, уповать на волю Божью.
«В единстве — сила... В единстве — жизнь», — не переставая, твердит мудрец и
мыслитель. Поддержать дух народа, укрепить веру в торжество справедливости
Мечиев считал своей святой обязанностью, жизненным кредо. И эту миссию с честью
пронес до конца.
В 1962 году в Москве был
издан первый сборник стихов поэта на русском языке. По мнению
специалистов, переводы воспроизводят оригинал «с такой точностью, которая
позволяет почти в полной мере ощутить большое и живое сердце Кязима». В 1989 году выходит
в свет двухтомное собрание сочинений Мечиева (составитель — А. Теппеев), куда вошли избранные
произведения поэта. В 1996
году стараниями балкарского поэта А. Бегиева издаются
так называемые антисоветские и религиозные стихи Мечиева.
«Малочисленные
народы дают миру людей выдающегося таланта», — сказал М. Горький. Убедительное подтверждение
словам русского писателя — яркое по своей самобытности творчество Мечиева. Куда
бы ни забрасывало поэта волной жизни, где бы он ни находился, сердце его
неотрывно было с Балкарией,
с её бедами и чаяниями, радостями и надеждами. Через круги скитаний он снова и
снова возвращался к родным вершинам, вдыхал аромат кизячного дыма своего аула.
И даже тогда, когда волею судьбы был отлучен от родины, не переставал думать о
ней и просить Всевышнего возвратить его к домашнему очагу:
|
Я молю тебя,
госоподи, ныне:
Лучше в камень меня преврати,
Но остаться не дай на чужбине,
К моему очагу возврати!
— из стихотворения «Серый камень сорвался с утеса», Дамаск, 1910[3]
|
|
Мольбы
поэта были услышаны: спустя полвека его останки были перевезены из Средней Азии и преданы родной
земле[2].
Оставьте свой комментарий
Авторизуйтесь, чтобы задавать вопросы.