Моя "писанина"

Море

Море ласково стелилось под моими ногами, шурша песком и мелкими камушками. Его прикосновения, как у первой любви, приятно обжигали и манили. А зовущие ласки, по мере того, как я к ним привыкала, и шла к ним, поднимались все выше и выше. Вот море нежно обнимало меня за талию, вот уже его обжигающие прикосновения, как у застенчивого юноши дошли до груди, игриво задев, снова откатились. А в следующую секунду море, как более опытный любовник, нахально обрушило на меня волну, обезоружив своей мощью.

Это было потрясающе!

В ответ, долго не раздумывая, раскинув руки, я бросилась в его объятия – манящие, ждущие. Погружаясь, почувствовала всем своим телом, как растворяюсь в нем, полностью отдаваясь этим невообразимо приятным ощущениям.

Нет, это было не просто купание, это был какой-то волшебный танец. И я была уверена, что танцевала этот танец не одна, а с самым сильным, самым могучим партнером. Мелодия вальса звучала в шуме волн, в плесках воды, в криках чаек, и даже в береговом пляжном гомоне.

Уставшая, закрыв глаза, я легла на спину, и отдалась воле волн. Тут же наступила какая-то звенящая тишина, только с глубины доходили какие-то тягучие таинственные звуки. От такого глухого, вязкого звона казалось, даже время уже двигалось не так как раньше.

Когда стоишь на берегу и смотришь, как волны весело несут пенистые гребешки к берегу и с таким же задором убегают назад, море кажется таким ласковым, таким безобидным. А здесь, в глубине ощущаешь силу моря, и даже становится немного страшновато, Кажется там, внизу есть что-то страшное, зловещее. Поэтому, наверно, бывает так приятно, когда твои ноги касаются, наконец, песчаного дна, и ты несешь свое усталое тело, преодолевая сопротивление воды, к берегу, предвкушая блаженство под обжигающими лучами южного солнца.

Устраиваясь удобнее на горячем песке, я ревниво наблюдала, как море по-предательски нахально уже заигрывало с другими...

Урок нравственности

Обратный путь Нине показался таким долгим. За окном мелькали силуэты деревьев. Как безмолвные часовые они стояли вдоль дороги, провожая путников. Казалось, глаза сами искали за окном зацепиться за что-нибудь приятное, но вечерние сумерки уже скрыли прелести золотой осени. Нина, оторвав взгляд от окна, посмотрела на детей. Они сидели на своих местах непривычно тихо. У всех были закрыты глаза, то ли действительно спали, то ли все еще находились под тяжелым впечатлением увиденного...

Идея посетить дом престарелых возникла после печальных событий в их семье. Друг за другом ушли из жизни, сначала дядя, потом дедушка, потом и бабушка. Добра осталось после них много, особенно много оставалось еще хороших носильных вещей: шубы, полушубки, куртки, пальто, валенки, шапки и т.д., которые следующее поколение вряд ли будет носить, считая их старомодными. Младшая дочь бабушки тетя Надя предложила Нине отвезти эти вещи в дом престарелых: "Им они будут нужнее. Пусть бабушки и дедушки греют свои старые кости"- грустно пошутила она.

Нина, как организатор воспитательной работы средней школы, эту идею подхватила. А ее инициативные ребята собрали еще вещей, подготовили концертную программу, родители напекли пирогов, шефствующая организация выделила транспорт, и в субботу, дружной компанией они погрузились в автобус.

По дороге дети весело распевали песенки, перебивая друг друга, рассказывали смешные анекдоты.Все они, даже взрослые, представляли дом престарелых так, как обычно показывают в кино. Что-то вроде больницы с отдельными палатами, медсестры, обслуживающий персонал в белых халатах. В их представлениях все выглядело вполне прилично.

В собесе, Нине, похвалив за хорошее начинание, только вручили адрес и рассказали, как найти это место. И поэтому, когда автобус остановился возле каких-то стареньких бревенчатых домиков, никто не вышел, думая, что остановка вынужденная…

В комнате, куда они сразу попали, стояла одна кровать. На матраце, без признаков постельного белья лежало, что-то похожее на покрывало или одеяло и еще какие-то вещи, которые видимо нужны были, чтобы согреться. На противоположной стене без занавесок, штор, окно смотрелось, как одинокий глаз на неумытом лице. Возле окна на тумбе, которая служила, видимо одновременно и столом, на кирпичах стояла закопченная электрическая плитка с торчавшей спиралью, рядом стеклянная банка непонятно с чем, из которой одиноко выглядывала ложка. Все указывало на то, что обитателям этого дома приходилось самим готовить себе еду.

Картина, представшая перед их глазами, была такой удручающей. Отовсюду, веяло такой тоскливой безысходностью, обреченностью. Свисавшая с потолка, почему-то боком, лампочка добавляла в эту атмосферу еще больше потерянности, ненужности.

Нине старость раньше представлялась совершенно другой: белые занавесочки с веселыми петушками, красная герань на окошке, белый платочек на голове, пузатый самовар на столе… А здесь полная противоположность, к которой никто из них не был готов. У вожатой Лили, случился шок. Все свои 19 лет она прожила с родителями, в доме, напичканном бытовой техникой и другими удобствами. Она будто потеряла дар речи, слезы текли из ее глаз до самого дома, не переставая, она не плакала, смотрела по сторонам и как маленький щенок временами подвывала.

Хуже всего жилось тем, у кого не было поблизости родных. У одного из дедушек недалеко в деревне жил сын, у него в комнате даже половичок был.

Дедушкам повезло больше, мужских вещей оказалось предостаточно, так что им двоим, хватило обновок с лихвой. Некоторые бабушки, разглядывая вещи, успевали хлопать ошалевших детей по спине, желая им и их родителям здоровья и благополучия. А некоторые, видимо стесняясь своего положения, не стали сразу разворачивать привезенные вещи, а аккуратно складывали кучкой возле подушки. Были такие, которые стали со слезами рассказывать свою историю о том, как они попали сюда. Никакими весами невозможно было измерить горечь в их слезах и обиду в их рассказах.

Мужская половина все-таки была стойче, они стали задавать детям по-деловому серьезные вопросы, в каком классе учатся, какие отметки получают.

Концертная программа чуть не сорвалась, потому что вожатая Лиля была, не в состоянии вымолвить ни одного слова. Пришлось Нине взять все в свои руки, хотя веселые песни в этих стенах звучали совсем не так, старики с радостью аплодировали всем выступающим.

Прощание было еще тяжелее, кто-то никак не мог завершить свой рассказ о своей жизни, кто-то с дотошностью расспрашивал детей об их семьях, о доме, что у них есть дома, как они живут.

Осенний вечер наступил неожиданно быстро. Свет фар осветил одинокие старческие фигуры, стоявшие возле калитки. Кто-то из бабушек с какой-то детской беззаботностью помахала на прощание рукой, а потом, как будто вспомнив что-то, резко спрятала руки в рукаве.

Хотелось плакать. Нина понимала, что это не просто чувство жалости. Были задеты какие-то тонкие, нежные струны , которые у людей запрятаны очень глубоко, поэтому они не всегда «звучат». Хотелось просто, обнять их, успокоить, ободрить немного, хотя было всем понятно, что не это им нужно. Им нужна любовь их родных и близких, чего они лишены, видимо уже навсегда. «Как же так?». «Почему?». «Как это возможно?». Все эти вопросы наскакивали в голове друг на друга, мозг лихорадочно искал ответ, а сердце надрывно кричало: «Так не должно быть!»

Промелькнуло название деревни, о которой говорил один из дедушек. "Где-то здесь наверно дом того "любящего" сына" - подумала она, разглядывая, мелькавшие за окном большие красивые дома.

Когда они добрались до дома, во всех домах уже горел свет. Дети, попрощавшись, побрели каждый в свою сторону.

Дядя Вася, водитель автобуса, который всю дорогу туда ворчал, что в законный выходной ему приходится работать, подошел Нине, пожал ей руку и сказал: "Хорошее дело ты сделала, доченька, молодец. Это будет уроком не только детям, но и нам взрослым». Нина, кивнув ему, только было повернулась в сторону дома, чтобы уйти, но он остановил ее продолжая: «Я ведь всю дорогу думал. Вот мой сынишка подбегает ко мне после работы. «Давай то, давай это сделаем», внимания к себе требует. А я ему «не мешай, я устал, хочу отдохнуть» - и на диван. Ведь придет время, он станет таким как я сейчас, а я буду стареньким. Тогда он мне скажет: «Не мешай» и отвезет в такой дом. Знаешь, дочка, мне от таких мыслей страшно стало. Спасибо тебе, хороший урок ты мне преподала».

Казалось, голова пухла от переживаний, от сдерживаемых слез, хотелось быстрее дойти домой, не расплескав все это.

Дома Нина крепко обняла маму, напугав ее своими рыданиями, дала волю своим эмоциям.

В этот осенний вечер во многих домах поселка долго были слышны слова любви и верности детей и счастливые голоса родителей.

Не мама

Семьей они стали как раз накануне 23 февраля. Женская половина молодой семьи, пошушукавшись, пошла в магазин, искать подарок для папы.

Это была их первая совместная «вылазка в люди». В маленьком военном городке все еще «перемывали косточки» молодой учительнице и немолодому «прапору».

Надежда и думать не могла когда-то, что в свои двадцать два года выйдет замуж за вдовца и станет мамой семилетней девочки.

Крепко сжав детскую ладошку в своей, она несмело шагнула на улицу. Если бы каждый брошенный взгляд на нее был бы пулей, то за всю дорогу до магазина ее спина превратилась бы в решето.

С большим облегчением она нырнула в двери небольшого магазинчика, находившегося в квартире нижнего этажа жилого дома. Не тут-то было! Это военный городок! И, конечно же, перед таким праздником, там собралось достаточное количество женщин желающих прикупить своим мужчинам подарок.

Надя сразу же пошла в дальний угол магазина, где висели разные привлекательные для женского глаза вещи, а Катя осталась рассматривать сувениры и другую мелочь на витрине.

Вот тут надо остановиться и перевести дыхание, потому что сейчас произойдет тако-о-о-ое, что при одном воспоминании об этом, в дальнейшем, будет захватывать дух.

Видимо, увидев на витрине, что-то интересное, Катя позвала ее:

- Мама!

Это слово, произнесенное первый раз в жизни в ее адрес, резануло воздух детской звонкостью и звенящей громкостью.

В этот миг ей показалось, что время остановилось, все замерли, застыли как в волшебной сказке, остались только – она и Катя.

Надежда физически ощутила, как стены магазина расширились в какой-то трехмерной плоскости, ее куда-то подбросило, и она увидела покупателей такими маленькими. И такая наступила кругом звонкая тишина, только слово «Мама!» какими-то перекатами и эхом отзывалось в ней и наполняло ее изнутри, чем-то таким мягким, обволакивающим, теплым, воздушным.

Никогда, ни до, ни после, с ней не происходило ничего подобного.

Всего лишь доли секунды прошли, пока Катя произнесла первое слово и закончила фразу:

- Я нашла!

И тут все вернулось на свои места. Покупатели и вправду стояли и смотрели на них.

Домой она уже возвращалась твердым шагом, уверенного в себе человека, держа крепко маленькую мягкую ладошку, как обычная мамаша с дочкой, не обращая ни на кого внимания.

Они весело болтали о том, как папа удивится, что они смогли найти ему в их магазине такой замечательный подарок. Его реакцию на подарок они угадали. Только реакцию на другое, она и представить себе не могла…

Когда Катюша назвала ее дома еще раз «мамой» - замер папа. Что у него внутри в этот момент происходило – неизвестно, но потом он увел дочь в ванну и долго беседовал.

Надя сидела на кухне, и ей было слышно каждое слово. Чем дольше он говорил, тем больше она чувствовала себя маленьким гвоздиком, которого тяжелым молотком забивают в твердую породу древесины.

- Дочь, твоя мама умерла. Она теперь в могилке, на кладбище. Неужели ты ее уже забыла? Тетя Надя – не мама. Она хорош…

Надежда сидела, пытаясь как-то спрятаться, закрыться и глотала откуда-то взявшиеся в горле комочки. Только полчаса назад, она побывала за доли секунд, в фантастическом мире. Ощутила необыкновенно сладостные чувства, а реальность была такая горькая: и для них, и для нее.

Ведь он абсолютно прав. Кто она? Не мама…

Только почти через год, может, таков был испытательный срок, на Новый год, муж решил порадовать Надю сюрпризом. Она хорошо запомнила этот момент. Папа с дочкой вышли в коридор пошептаться. Когда они вернулись, Надя сразу поняла торжественность момента. Он подвел Катю к ней и сказал:

- Давай, с первого дня Нового года мы будем тетю Надю называть мамой.

Она заплакала. Он тоже прослезился, наверно, подумал, что она тоже от счастья плачет. Но это были горькие слезы. Когда ребенок говорит от своего чистого сердца – это одно, а когда произносит, повторяя за взрослым – это совершенно другое. И не случайно в такой момент приходит одна единственная мысль в голову: «Может, все могло быть иначе, во СТО крат лучше».

Дочь приняла ее мамой сразу, с того случая в магазине, и никогда не называла «мачехой». Лишь однажды, то ли в 3-ем классе, то ли в 4-ом, когда Надя не позволила ей дольше гулять, она сказала: «Конечно, Света гуляет, у нее же мама родная».

Зато, какой высокой оценкой для Нади были ее слова, сказанные в десятом классе: «Мама, когда у меня родится ребенок, отдам тебе на воспитание. Ты правильно воспитываешь».

А когда у Кати появилась семья и родилась дочка, она призналась, что у нее было счастливое детство, что она хотела бы пожелать своей дочери того же.

Оставьте свой комментарий

Авторизуйтесь, чтобы задавать вопросы.