1
Невезучая
я, наверное, собака. Только закончились все мои беды, и на тебе — заболел. И,
главное, болезнь странная — воспаление лёгких. Ничего не могу понять. И где я
мог простудиться? Но, в общем-то, догадываюсь. Похолодало у нас в Москве, а я
после ванной развалился посреди гостиной. На кухне окно открыто, и балкон был
открыт у мамы в спальне. Я в какой-то момент почувствовал, что мне стало
зябко, но продолжал валяться мокрым на полу. Вот и довалялся. Глупый пёс.
У
меня поднялась температура, стало знобить. Глаза слезятся. Я ещё хотел с
Сашкой на прогулку выйти, всё хорохорился, а на пороге упал и встать не могу.
В глазах звёздочки, в ушах шум. Ничего не могу понять. Думаю, может, старость
моя пришла, помирать пора. С другой стороны, мне только шестой год. Жить ещё
да жить. В общем, перепуганные до смерти Светлана Сергеевна и Елизавета Максимовна
вызвали мне собачью «неотложку». Доктор послушал меня, осмотрел, язык понюхал
(смешной дядька, но очень добрый) и вынес вердикт: воспаление лёгких.
Прописал постельный режим, сунул мне в пасть какую-то гадость, я чуть было не
поперхнулся. Лучше хозяйственным мылом намылиться, чем такую гадость глотать.
Но самое страшное — меня теперь целую неделю будут пичкать этим лекарством.
Сто раз подумаешь: что лучше — лечиться или сдохнуть прямо у порога.
Санька
наотрез отказался от прогулок с бабушкой (наверное, до сих пор не может ей
простить супермаркет), сел подле меня и наглаживает. Санька, мне, конечно,
очень приятно, когда гладят, но ты мне скоро плешь на голове натрёшь. И будет
потом у тебя лысый поводырь.
— Ну
что ты, мой малыш? Заболел? — это он так меня жалеет.
Какой
же я тебе Малыш, Санёк? Я уже зрелый, состоявшийся мужчина. А он, как
нарочно, продолжает:
— Мальчик
мой, миленький. Плохо тебе? Выздоравливай, мой родной.
Ну,
вот это уже совсем ни к чему — мне на нос упали слёзы. Санька, прекращай ты
это мокрое дело. Ну, подумаешь, приболел немного. Отопьюсь этими ненавистными
лекарствами и снова выйдем с тобой на просторы. Не плачь, Саня, прошу тебя.
Мне в такие минуты самому хочется волком выть. Успокойся, Шурик. Всё будет
хорошо.
— Ты
знаешь, Триша, — говорит Сашка, — ты мне теперь, как родной брат.
Настоящий брат, как человек. Честное слово, я тебя даже за собаку не считаю.
Ну,
Саня, это ты загнул. Конечно, приятно такое слышать, спасибо тебе, но какой
же я тебе брат?! Посмотри на меня — хвост, лапы, весь, как медведь в мехах,
да и лицо моё, как не крути, всё же не лицо, а морда. Понимаю тебя, но
настоящим родственником твоим никогда мне не стать. Как ты говоришь, собака —
она и в Африке собака. Но за слова твои признателен. Ну-ка пригнись, я
поцелую тебя. Лизь-лизь! Сашка рассмеялся.
— Ты
же всё понимаешь, Тришенька? Ты умный. Как хорошо, что мы с тобой
встретились. Я даже представить не могу, как бы я сейчас жил без тебя… Ты как
думаешь, я когда-нибудь увижу настоящую радугу?
— Ав! —
Отвечаю. Что-то Сашка никак не может расстаться со своей радугой. И что он в
ней нашёл? Сдалась она тебе эта радуга. Понимаю, приятно вспомнить, но не
надо жалеть о том, что было, думай о том, что осталось. Руки-ноги целы,
голова в порядке, мама-бабушка есть, я с тобой, чего ещё нужно? Всё хорошо,
Шурик. Радуйся жизни. Подумаешь, радуга. Видишь ты её или не видишь, ей всё
равно. Когда захочет, тогда и появится. Но ты не думай, что я отлыниваю от
обещания. Нет, если появится, я тут же проавкаю тебе три раза. Можешь не сомневаться.
2.
Наконец-то.
Вернулся мой раненый — порезанный домой. Да сними ты эти чёртовы очки, дай же
я лизну тебя как следует. Малыш мой, Санечка. Как там тебе жилось в этой
больнице?
— Тришка,
фу! — Возмущается бабушка. — Успокойся, не прыгай так.
Да
как же мне не прыгать, Елизавета Максимовна? Я тут от тоски чуть не сдох.
— Бабуля,
да он аккуратно, — заступается Сашка, а сам гладит меня и целует в нос.
— Смотри,
чтобы не зашиб, — говорит баба Лиза.
Не
знал бы я это сердобольное существо, точно гавкнул бы.
— Бабуля, —
отвечает Санька, — да я уже на второй день после операции по палате
ходил.
— Ну
и что? Я переживаю, чтобы он не повалил тебя…
Не
бабушка, а какой-то дезинформатор, или как там правильно говорят, не помню.
Как скажет что-нибудь, хоть стой, хоть падай. «Чтобы не зашиб, чтобы не
повалил». Баба Лиза или не понимает, что вот такими словами оскорбляет
порядочного пса, или нарочно такое говорит, чтобы досадить мне. Я тут и так
почти неделю чуть ли не на задних лапах ходил — ниже травы, тише воды. Сказки
твои про звёздных собак слушал, подавкивал во всём, а она… Эх, бабуля…
Ну,
рассказывай, Шурик, как твоё здоровье? Как перенёс операцию? Когда нам можно
на прогулку?
— Соскучился,
Трисончик мой? — Сашка держится за правый бок.
— Ав-ав!
— Пошли
ко мне, — приглашает меня Саня в свою комнату. — Нельзя мне на полу
пока сидеть, пойдём.
У
Сашки в комнате уютно и прохладно. Мама залепила оконные стёкла какой-то
блестящей плёнкой, чтобы солнечные лучи не раскаляли помещение. Между прочим,
хорошо придумано — действительно помогает от жары.
— Забирайся
на диван, — Санька хлопнул по сиденью, я запрыгнул и аккуратно положил
голову на колени своему другу. Такой родной запах. — Сегодня погуляем…
Да
я-то хоть сейчас, а вот какой номер отколет Елизавета Максимовна, мы не
знаем. Скажет, рано тебе на прогулку и хоть тресни. Выведет меня на
десять-пятнадцать минут на улицу и снова в квартиру. От неё что угодно теперь
можно ожидать.
Но
нам повезло. Вовремя вернулась мама и разрешила Саньке прогуляться, правда,
тоже столько надавала наставлений, словно мы не в парк собрались, а в
экспедицию на Северный полюс. И туда не ходи, и то не делай, и так не
поступай. Еле вырвались на свободу. Понятное дело, я веду Сашку аккуратно,
медленнее обычного, время от времени останавливаюсь — выполняю мамины
инструкции, даю пацану отдохнуть. Сашка даже не выдержал:
— Тришка,
ну что ты как медведь, топчешься на одном месте? Ты можешь побыстрее идти?
— У-у, —
отвечаю я.
— Это
ещё почему? — удивляется Сашка.
— Ав! —
говорю я.
— За
меня переживаешь?
— Ав-ав!
— Да
у меня уже всё зажило почти.
— У-у! —
возражаю я.
— Не
умничай, — смеётся Санька.
|
Оставьте свой комментарий
Авторизуйтесь, чтобы задавать вопросы.