ЦИНКОВЫЕ МАЛЬЧИКИ
(Литературная композиция для
старшеклассников по документальной
повести Светланы Алексиевич и
стихам Александра Розенбаума)
ОФОРМЛЕНИЕ: в центре сцены плакат с изображением книги и надписью на ней:
"Светлана Алек-сиевич" "Цинковые мальчики"; здесь же
рисунок: солдат в камуфляжной форме и в берете, с автома-том в руках, за его
спиной - горы; над ним -
вертолет; внизу
надпись: "Афганистан. 1979 -1989 гг."
ВЕДУЩИЙ. Лежит на земле человек, убитый другим человеком... Не зверем, не
стихией, не роком. Другим человеком... В Югославии, Афганистане, Таджикистане,
Чечне...
Иногда мелькает страшная мысль с войне и ее тайном смысле.
Кажется, что все сошли с ума, огляды-ваешься - мир вокруг вроде бы нормальный:
люди смотрят телевизор, спешат на работу, едят, курят, чинят обувь, злословят,
сидят на концертах. В нашем сегодняшнем мире ненормален, странен не тот, кто
надел на себя автомат, а другой, тот, кто, как ребенок, спрашивает, не понимая:
почему же снова лежит на земле человек, убитый другим человеком.
1-й чтец.
Вряд ли стоит мне вам объяснять,
Что таксе для меня и для моих друзей война.
Никогда не сможет понять,
Если не испита чаша полная ее до дна.
Вряд ли стоит мне вас укорять
В том, что пальцем своим чистым
тычете всем нам в лицо.
Никогда не сможете понять,
Что такое подниматься живым
к убитому на крыльцо.
2-й чтец.
Вряд ли стоит мне вам предлагать
не смотреть с усмешкой на парней,
одетых дома в камуфляж.
Все равно не сможете понять,
Как горит, идя к земле свечою, "ИЛ",
в котором дембеля.
Вряд ли стоит протирать лады,
Чтоб вы поняли кару, в которую с ума сбежал
Отгонявший от отравленной воды
Огнемётом своих собственных солдат сержант.
3-й чтец.
Вряд ли стоит говорить о том,
Что вам кажется таким неблагодарным делом - месть.
Но попробуйте сдержать свой стон,
Заглянув в ведре с кусками тела, и простить суметь.
Вряд ли стоит мне просить для тех,
Кто по вашей милости у Бога получил отказ.
Никогда вам не понять тех стен,
На которых по ночам бессонным плачут сотни глаз.
4 - й чтец.
Вряд ли стоит мне вас убеждать,
Что неправильно живете, во грехе живете вы,
Все равно не сможете понять,
Как красиво небо, если на него смотреть с травы.
Вряд ли кем-то мне права даны
Рассказать сейчас все то,
что знаю только я.
Никогда вам не понять луны,
Той, что смотрит мне в лицо
из кровью сытого ручья.
ВЕДУЩИЙ. Наше зрение устроено таким образом, что
еще до сих пор, когда мы пишем или говорим о войне, то для нас это прежде всего
образ Великой Отечественной, Солдата сорок пятого. Нас так долго учили любить
человека с ружьем... Мы его любили. Но после Афганистана и Чечни война - уже что-то другое. Война - это тяжелая
работа, постоянное убийство, человек все время вертится возле смерти. Но
проходит время, десятки лет, и он вспоминает только с тяжелой работе: как не спали
по трое-четверо суток, как таскали все на себе вместо лошади, как плавились без
воды в песках или вмерзали в лед, а об убийстве никто не говорит... Ни один
рассказ не сравнится с дейст-вительностью. Она еще страшнее.
В своей книге Светлана Алексиевич не
называет подлинных имен. Одни просили о тайне исповеди, других она сама не
могла оставить без защиты перед теми, кто поспешит упрекнуть, бросить в их сторону:
« Полный рот крови, а они еще говорят". А в дневнике сна сохранила
фамилии, может быть, когда-нибудь герои Алексиевич захотят, чтобы их узнали.
Звучит телефонный звонок.
СВЕТЛАНА. Еще не проснувшимся утром длинный, как автоматная очередь звонок.
ГОЛОС. Послушай, читал твой пасквиль... Если еще хоть строчку
напечатаешь...
СВЕТЛАНА. Кто вы?
ГОЛОС. Один из тех, о ком ты пишешь. Ненавижу пацифистов! Ты поднималась
с полной выкладкой в горы, шла на бэтээре, когда семьдесят градусов выше нуля?
Ты слышишь по ночам резкую вонь колючек? Не слышишь... Значит, не трогай! Это
наше!! Зачем тебе?
СВЕТЛАНА. Почему не назовешь себя?
ГОЛОС. Не трогай! Лучшего друга, он мне братом был, - в целлофановом
мешке с рейда принес... Отдельно голова, отдельно руки, ноги... Сдернутая
кожа... Разделанная туша вместо красивого, сильного парня... Он на скрипке
играл, стихи сочинял... Вот он бы написал, а не ты... Мать его через два дня
после похорон в психушку увезли. Она убегала ночью на кладбище и пыталась лечь
рядом с ним. Не трогай это! Мы были солдатами. Нас туда послали. Мы выполняли
приказ. Военную присягу. Я знамя целовал...
СВЕТЛАНА. "Берегитесь, чтобы кто не прельстил вас; ибо многие придут
под именем Моим". Новый Завет. Евангелие от Матфея.
ГОЛОС. Умники! Через десять лет все стали умники, Все хотят чистенькими
остаться... Ты же даже не знаешь, как пуля летит. Ты не стреляла в человека...
Л ничего не боюсь... Плевать 1А' на ваши новые заветы, на ваш
правду. Я свою правду в целлофановом мешке нес. Отдельно голова, отдельно
руки... Сдернутая кожа... Да идите вы все...!
Гудки в трубке.
СВЕТЛАНА. Жаль, что мы с ним не договорили. Может быть, это был мой главный
герой, раненный в самое сердце?.. "Не трогай! Это наше!"- кричал он.
А это тогда чье?
1 - й чтец. На автобусной станции в полупустом зале ожидания сидел офицер с
дорожным чемоданом, рядом с ним худей мальчишка, подстриженный под солдатскую
нулевку, копал вилкой в ящике с засохшим фикусом. Бесхитростно подсели к ни ним
деревенские женщины, выспросили: куда, зачем, кто? Офицер сопровождал домой
солдата, сошедшего с ума: "С Кабула копает: лопат той, вилкой, палкой,
авторучкой". Мальчишка поднял голову: "Прятаться надо... Я вырою
щель... У меня быстро получается... Мы называли их братскими могилами...
Большую щель для всех вас выкопаю..." Первый раз я увидела зрачки
величиной с глаз.
ДЕВУШКА - МЕДСЕСТРА. Каждый день я себе там говорила:
"Дура я, дура. Зачем это сделала?" Особенно ночью появлялись такие
мысли, а днем были другие: как всем помочь? Раны страшные... Меня потрясало:
зачем такие пули? Кто их придумал? Разве человек их придумал? Входное
отверс-тие - маленькое, а внутри все посечено, разорвано. Мало убить, ранить,
надо еще заставить так му-читься... Они кричали всегда: "Мама!" Когда
болит... Когда страшно... Других имён я не слышала...
Профессия у меня хорошая - спасать, сна
меня и спасла. Оправдала. Мы там были нужны. Не всех спасли, кого могли спасти,
- вот это самое страшное. Могла
спасти - не было нужного лекарства. Могла спасти - поздно привезли. Могла спасти - не добудилась пьяного
хирурга. Могла спасти... Мы не могли даже правду писать в похоронках. Они
подрывались на минах... А мы писали: погиб в автомобильной катастрофе, упал в
пропасть, пищевое отравление. Когда их уже стало тысячи, тогда нам разрешили
сообщать правду родным. горячей лепешке, Женщины посадили нас и накормили.
Когда мы уехали, этих женщин и их детей кишлак до смерти закидал камнями и
палками. Они знали, что их убьют, не все равно нас не выгнали. А мы к ним со
своими законами...
МАТЬ. Он у меня маленького роста был. Родился
маленький, как девочка, два килограмма, рос ма-ленький. Обниму:
- Мое ты солнышко.
Ничего не боялся, только паука. Приходит с улицы... Мы ему
новое пальто купили... Это ему испол-нилось четыре года... Повесила я это
пальто на вешалку и слышу из кухни: шлеп-шлеп, шлеп-шлеп... Выбегаю: полная
прихожая лягушек, они из карманов его пальто выскакивают... Он их собирает:
- Мамочка, их не
бойся, они добрые. - И назад их в карман запихивает. Игрушки любил военные.
Дари ему танк, автомат, пистолет. Нацепит на себя и маркирует до комнате.
- Я солдат... Я солдат...
- Мое ты солнышко... Поиграй во что-нибудь мирное. Идти в
первый класс. Не можем нигде купить костюм, какой ни купи - он в него прячется.
- Мое ты солнышко.
Забрали в армию. Я молила не о том, чтобы его не убили, а с
том, чтобы не били. Я боялась, что будут издеваться ребята посильнее, он такой
маленький. Рассказывал, что и туалет зубной щеткой могут заставить чистить, и
трусы чужие стирать. Я этого боялась. Попросил: "Пришлите мне все свои
фото: мама, папа, сестренка... Я уезжаю..."
Куда уезжает, не написал. Через два месяца пришло письмо из
Афганистана: "Ты, мама, не плачь, наша броня надежная..."
- Мое ты солнышко...
Уже домой ждала, ему месяц остался до конца службы.
Рубашечки купила, шарфик, туфли. И сейчас они в шкафу. Одела бы в могилку...
Сама бы его одела, так не разрешили гроб открыть-Поглядеть на сыночка,
дотронуться... Нашли ли они ему форму до росту? В чем он там лежит? •
Первым привел капитан из военкомата:
- Крепитесь, мать....
- Где мой сын?
- Здесь, в Минске. Сейчас привезут. Я осела на пол:
- Мое ты солнышко - Поднялась и набросилась на капитана с
кулаками: - Почему ты живой, а моего сына нет? Ты такой здоровый, такой
сильный, а он маленький... Ты - мужчина, а он -мальчик... Почему ты живой?
Привезли гроб, я стучала в гроб:
- Мое ты солнышко! Мое ты солнышко...
А сейчас хожу к нему на могилку. Упаду на камни, обниму:
- Мое ты солнышке!.."
ЧТЕЦ
ПЛАЧ МАТЕРИ
Зачем вспоминаю о сынках, пропавших в дыму?
Ох, не надо бы ворошить прошлое,
•
Ни к чему...
Сынков не вернешь моих,
Ни Алешу, ни Петеньку...
Ах, да что же рука-то дрожит?
Не попасть спицей в петельку...
Зачем вышиваю я
Петушков, ошалелая?
Не стелить родимым на стол скатерть белую...
Зачем убиваюсь я,
Может, живы детки мои?
На могилки нам с дедом - то не ходить,
Нету их...
Звучит запись "Монолог пилота
"ЧЕРНОГО ТЮЛЬПАНА
СВЕТЛАНА. Сегодня он снова позвонил. Теперь я зову его "мой главный
герой".
ГЛАВНЫЙ ГЕРОЙ. Я не думал звонить... Зашел в
автобус и услышал, как две женщины обсуж-дали: "Какие они герои? Они там
детей, женщин убивали. Они же ненормальные... А их в школы приглашают... Им еще
льготы...* Выскочил на первой остановке, стоял и плакал. Мы солдаты, мы
выполняли приказ. За невыполнение приказа в условиях военного времени -
расрт-рел! А мы жили тогда в условиях военного времени. Конечно, генералы не
расстреливают женщин и детей, но они отдают приказы. А сейчас мы во всем
виноваты... Солдаты виноваты... А я верил тем, кто отдает приказы. Сколько себя
помню, меня все время учили верить. Только верить!
СВЕТЛАНА. Это было со всеми нами.
ГЛАВНЫЙ ГЕРОЙ. Да, я убивал, я весь в крови...
Но он лежал... мой друг, он мне братом был... Отдельно голова, отдельно руки,
ноги... Сдернутая кожа... Я попросился сразу опять в рейд... Увидел в кишлаке
похороны... Было много людей... Тело несли в чем-то белом... Я хорошо их в
бинокль всех видел... И я приказал: "Стрелять! Прямо по похоронам -
огонь!! "Да, я убивал, потому что хотел жить. Хотел вернуться... Нет,
зачем? Зачем ты из меня это тащишь? Я только недавно перестал ночью думать о
смерти. Три года каждую ночь выбирал, что лучше: пулю в рот или на галстуке повеситься?..
Опять эта резкая вонь колючек... От нее можно сойти с ума...
Гудок в трубке.
РЯДОВОЙ, ГРАНАТОМЕТЧИК. Нас зовут "афганцами".
Чужое имя. Как знак. Метка. Мы не такие, как все. Другие. Какие? Я не знаю: кто
я? Герой иди дурак, на которого надо пальцем показывать. А может, преступник?
Говорят, что это была политическая ошибка. А я там кровь оставил... свою... и
чужую... Нам давали ордена, которые мы не носим... Мы еще будем их
возвращать... Ордена, полученные честно на нечестной войне...
ЧТЕЦ.
За столом сидят дед и внук,
Оба Красную надели Звезду.
Внук залил глаза свои, как баран,
Матом кроет дед заречный Афган.
За окном у них не видно ни зги.
У обоих ни руки, ни ноги.
Молодой хрипит: "Дедуль, не пойму,
Расскажи, старик, скорей, что к чему.
Ты поймал под Вязьмой шрапнель,
Я летел из-под Герата в Тузель.
Ты своих друзей уберег,
И я прикрыл их грудью как мог.
Жуков тебя, дед, наградил,
А Громов для меня триедин".
Посмотрел на внука герой
и сказал: "Васек, что с тобой?
На моей войне всяк был лев,
А твоя война - это блеф!
А твоя война - это стыд!
Каждый в той войне - паразит!
Так сидела ночью родня
и выходила каждый час из огня,
И закончили на том разговор,
Друг у
друга не выиграли спор.
Дед чуть больше, чем положено, "дал",
А внук сорвал звезду и упал.
И скрестились палки, будто мечи.
Кто же прав из них?.. Помолчим...
ВЕДУЩИЙ.Вы представляете себе и видите солдата сорок пятого года,которого
любила вся Европа. Наивный, простоватый, с широким поясом. Ему ничего не надо.
Ему нужна победа - и домой! А этот солдат, который вернулся в ваш подъезд, на
вашу улицу, - другой. Этому солдату нужны были джин-сы и магнитофон.
Звучит запись песни А. Розенбаума "Караван".
ВЕДУЩИЙ. Вслед за "афганским" с войны возвращается
"чеченское* поколение. Человек с ружьем кажется вечным. Или наоборот:
вечный человек с ружьем...
...Лежит на улице Грозного человек, убитый другим
человеком. И в небо смотрит...
СВЕТЛАНА. Мне говорят: "Поезжай и расскажи об
этом". А я не могу. Не могу уже видеть челове-ка, превратившегося в
нечеловека во имя каких-то государственно-племенных идей. Для меня нет идеи
выше одной-единственной человеческой жизни. Мертвый человек... Мертвая птица...
Мертвый дом... Во имя? Помыть русские солдатские сапоги в индийских водах? Или
качать чеченскую нефть... Не больны ли мы безумием? Разве нормальный, а не
безумный человек может смотреть по телевизору и слушать каждый день до радио об
убийстве: "За истекшие сутки позиции федеральных войск обстреливались
тридцать четыре раза, трое военнослужащих убиты, один ранен",
"Противник на подступах к городу Гудермесу понес крупные потери. Где-то в
далекой русской деревне екнуло материнское сердце... Крикнуло... Я была на
одних таких похоронах... Хоронили молодого офицера, его привезли из грозного.
Плотное людское кольцо у свежевырытой могилы... Военный оркестр... Все молчали,
даже женщины не плакали. Выступал генерал... Все те же слова, что и десять, и
пятьдесят, и сто лет назад: о наших границах, о великой России, о мести, о
ненависти, о долге. О долге убивать? И только маленькая девочка беззащитно и
наивно вглядывалась в красный гроб: "Пала! Папочка... Куда ты ушел? Почему
ты молчишь? Ты обещал вернуться... Я нарисовала тебе целый альбом... Папа, папочка,
где ты?" Даже военный оркестр не мог заглушить ее детского недоумения. И
вот, как зверька, ее отрывают от красного гроба и несут к машине:
"Па-па... Папочка..."
Один нормальный человек был среди нас. Ребенок.
А заговор взрослых продолжался. По древним ритуалам...
Клятва. Салют.
Звучит песня «Серёга».
Мы не воюем... А «груз-200» в Россию уже идёт из России...
Оставьте свой комментарий
Авторизуйтесь, чтобы задавать вопросы.