«Западня» Эмиля Золя и «Чайка» А.П.
Чехова (сравнительный анализ)
«Чайка» А.П. Чехова – текст,
наполненный бесконечно разнообразными культурными кодами и символами. Без
сомнения, присутствует в нем и код французской литературы, в частности тексты
Шекспира, Мопассана и Золя. Но если первые сравнительно легко находимы в чеховской
пьесе, то параллели с романом Золя обнаруживаются сложнее.
Первое, что сразу отсылает нас к
роману «Западня», – монолог Шамраева в сцене отъезда Аркадиной и Тригорина об
актерах прошлых лет: «Раз в одной мелодраме они играли заговорщиков, и когда
их вдруг накрыли, то надо было сказать: «Мы попали в западню», а
Измайлов – «Мы попали в запендю» … (Хохочет.) Запендю!..
Представляется неслучайным, что
именно Шамраев говорит о западне, так как именно его дочь Маша попадает в
своего рода западню-берлогу Медведенко, откуда нет выхода, из которой ей при
жизни уже не выбраться (как и героине Золя – Жеревезе).
И в том, и в другом произведении
появляется цветок гелиотропа (у Чехова – «Пахнет гелиотропом»; у Золя –
«Клеманс держала горшок герани, г-жа Пютуа – горшок гелиотропа»).
Интересно, что семантика имен главных
героинь Чехова и Золя прямо противоположна. Если Нина с древнееврейского
означает «госпожа, царица, жительница ассирийского города Нин («нин» - в
шумерском языке элемент имен богинь)», то Жервеза – жен. вариант от др.-герм.
имени Жервез (Gervas): ger (копье) + заимств.
кельтск. was (слуга). Семы
имен диктуют полную победу одной и абсолютное поражение другой. Нина состоится
как личность, как актриса, пройдет через все испытания и обретет новую жизнь.
Жервезе предстоит полное падение как личности, переход от хозяйки к служанке,
полная деградация («По утрам в субботу Жервеза приходила с ведром и щеткой и
как будто нисколько не страдала от того, что ей приходится заниматься этой
тяжелой, черной работой в той самой лавке, где она когда-то царила в роли
красивой белокурой хозяйки») и в конечном итоге – смерть.
Героинь Золя и Чехова можно
рассмотреть в проекции на теорию Ницше о двух культурных началах –
аполлоническом и дионисийском. Как Нина, так и Жервеза олицетворяют именно дионисическое
начало жизни, для которого характерны опьянение жизнью, отсутствие покоя,
стремление к движению, нарушение границ и правил и прочее.
Для Нины это опьянение театром,
создание своего театра, поиск себя. Для Жервезы – жизнь в постоянных заботах,
беспокойствие, буквальное опьянение вином.
Но стихия Диониса по-разному являет
себя в героинях. Для Нины это нечто соприродное. Героиня Чехова выдерживает
испытание аполлоническим театром, опыт которого вбирает и сохраняет, и
возвращается к своей природной дионисической стихии, дарующей ей новую,
состоявшуюся жизнь.
Природе Жервезы изначально чужд
дионисийский дух, и это подтверждают ее слова: «Все, что я хочу, это работать спокойно,
всегда иметь кусок хлеба да чистенький угол для жилья…». Ключевое слово здесь «спокойно»
– параметр аполлонического начала. И далее неоднократно в тексте Золя будет
упоминаться о стремлении Жервезы к тихой, покойной жизни. Единственным выходом
из дионисического круговорота жизни для Жервезы будет смерть, определяемая
могильщиком Биби Весельчаком как сон – основной знак аполлонизма. Обретением
сна-смерти и заканчивается роман Золя: «Знаешь… Послушай… Ведь это я, Биби
Весельчак, Утешитель Дам … Ты счастлива теперь. Спи, моя хорошая, баюшки-баю!»
Оставьте свой комментарий
Авторизуйтесь, чтобы задавать вопросы.