Демократическая сатира второй половины XVII века.

Демократическая сатира второй половины XVII века.

Герои литературных произведений «опускаются на землю», они соответствуют положению нового читателя из масс. Теперь герой литературного произведения не вознесен над читателями, а вполне с ними сопоставим. Поэтому и отношение автора к герою становится все лиричнее. Герой лишается какого бы то ни было ореола. Он опрощен до пределов возможного. Герой «Повести о Горе Злочастии» одет в «гуньку кабацкую» или вообще наг. Герой «Азбуки о голом и небогатом человеке» голоден, изгнан родителями, друзьями, скитается «меж двор». При всей непривлекательности этого героя автор делает его достойным жалости и утверждает его ценность. Даже на самой низкой ступени падения герой сохраняет ум, самосознание, чувство права на лучшее положение. Он иронизирует над собой и окружающими, вступает с ними в конфликт. Этот конфликт тоже чисто бытовой. Ирония становится средством самовыражения героя:

Обмылся бы я беленько

Нарядился хорошенько,

да не во что.

Нагота да босота – то моя красота.

Герой иронизирует  над собой и окружающими, он как бы выше своих страданий, смотрит на них со стороны и с усмешкой.

Снижается не только герой, снижается сама действительность, язык, которым эта действительность описывается, отношение автора к своему произведению и т.д. Причем герой снижается не только в произведениях демократической литературы. Сатира и пародия проникают и в придворную литературу, например, в поэзию Симеона Полоцкого. Но развенчание героя и действительности было одновременно их увенчанием новыми ценностями, иногда более глубокими и более гуманистическими.

Произведения литературы XVII в. были незатейливы внешне, но серьёзна по существу. Они обращаются к вопросам социальной справедливости. Страдания маленьких людей, безмерная «босота и нагота» одних и незаслуженное богатство других становятся предметом изображения в произведениях, героями которых зачастую являются сами «босые» и «голодные». Изложение идей от их лица, и они вовсе не думают скрывать свои недостатки. Впервые в русской литературе появляются маленькие люди, жизнь которых вызывает не осуждение, а сочувствие и страдание. Вместе с ним в произведениях появляется резко негативное отношение к другим, которые «черт знает, на что деньги берут» и не дают есть голым и босым.

Новый герой литературы не занимает прочного общественного положения: то это купеческий сын, отбившийся от своей семьи. (Савва Грудцын), то спившийся монах и т.д. Нередко герой-неудачник. Вместе с тем появляются герои-ловкачи, которым «везет» вроде Фрола Скобеева или «благородные» искатели приключений вроде Еруслана Лазаревича. Эти герои добиваются успеха в жизни («Повесть о Фроле Скобееве», «Повесть о Еруслане Лазаревиче» и др.).

В литературе XVII в. появляется новое понимание судьбы человека, которая не определяется теперь принадлежностью  к определенной корпорации. Судьба человека становится его личной судьбой, она «индивидуализируется». Судьба человека нередко персонифицируется. Это происходит тогда, когда внутренний конфликт в человеке достигает своей кульминации. Перед человеком возникает проблема выбора своего жизненного пути. Так, герой «Повести о Горе-Злочастии» выбирает злую судьбу, долю, которая персонифицируется в образе Горя. Судьба его глубоко драматична, но это его судьба.

Борьба за освобождение человеческой индивидуальности определяет содержание «Жития» протопопа Аввакума. Аввакум утверждает свои взгляды, свои идеи в борьбе с государством и церковью, с сильными мира сего. Эта борьба не только духовная, но и физическая. Аввакуму приходится преодолевать голод и холод, силы природы, утверждая свою духовную и умственную свободу личности.

В XVII в. расширился социальный круг не только читателей и авторов, расширилась социальная сфера действия произведений. Действие происходит в мире мелкого духовенства, обедневшего дворянства, мелких судебных служащих, крестьян, купечества и т.д. («Повесть о Савве Грудцыне», «Калязинская челобитная», «Повесть о бражнике», «Шемякин суд», «Азбука о голом и небогатом человеке» и др.).

С расширением круга действия повышается  и изобразительность произведения. В литературу входят новые темы, сюжеты, усложняется интрига, вымысел, расширяются средства изобразительности и т.д., процесс социального расширения литературы охватывает и силлабическое стихотворство (С. Полоцкий).

Демократизация литературы, эмансипация личности связаны с появлением в литературе быта. Герой окружен бытом, изображается через повседневные свои заботы. Быт помогает авторам в создании все усложняющихся обстоятельств, в которые попадают герои, объясняет их мучения и служит той сценической площадкой, на которой разыгрываются страдания героев.

Быт проникает и в чисто церковные произведения, агиографическая «Повесть о Юлиании Лазаревской», в которой представлены новые явления, сопутствующие открытию человека: интерес к рядовому человеку, к быту, к конкретной обстановке и т.д. Вторжение быта в житие привело к трансформации жанра. Героиня повести – дворянка. Хозяйка поместья изображена в повседневной жизни, в семейно-бытовых отношениях. Идеализация сохранена в повести, но на новой почве, почве сниженной и упрощенной. Поэтому и идеал оказывается не таким сложным, как прежде, приближенным к рядовому читателю.

Точный, детализированный быт, повседневность, бытовое просторечье и бытовая терминология характерны и для «Жития» протопопа Аввакума и во многом определяют новаторство произведения.

Рост бытового начала в произведениях тесно связан с процессом развития изобразительности в литературе. Изображение делает предмет литературы конкретным и близким читателю. Поэтому в литературе появляется и пейзаж, ценный сам по себе, прикрепленный к определенной местности и имеющий национальный характер.

В средневековой литературе имели место краткие описания природы. Но они, как правило, носили религиозно-символический характер (например, «Поучение» Вл. Мономаха), были лишены конкретных черт.

В XIV-XV вв. изображение природы приобретает новые черты: пейзаж символизирует душевное состояние человека, создает в произведении настроение. Возникают отношения человека с природой, которые усложняются в XVI в. В «Казанской истории», например, страдания от жажды русских воинов описаны на фоне пейзажа жаркой и безводной степи, по которой движется изможденной войско.

В XVII в. изображение пейзажа наполняется конкретными, местными чертами. Ещё более сложными становятся и отношения человека с природой. Так, описание природы Даурии в «Житии» протопопа Аввакума носит конкретный характер. С другой стороны, функция пейзажа связана с образом Аввакума. Пейзаж обрамляет его переживания, передает его смятенное состояние, его одиночество, создает определенную эмоциональную атмосферу. Он служит изображению, он все больше индивидуализируется, сопутствуя росту личностного начала в литературе.

Новое представление о человеке определило и новое построение сюжета. Если в предшествующей литературе действие в произведениях объяснялось божественным вмешательством и совершалось в пределах борьбы добра и зла, то теперь сюжет строится по законам жизни и сюжетного построения. Происходит беллетризация прозы, превращение её в свободное сюжетное повествование. Так, в «Повести о Тверском Отроче монастыре» действие определяется простой житейской драмой: невеста отказывает своему жениху и выходит замуж за другого. Чувства героев и являются  двигателем сюжета повести. К «историческому баснословию», к вымышленным сюжетам об исторических событиях и лицах относятся и повести о начале Москвы.

В литературных произведениях возрастает роль занимательности вымысла. Резкому увеличению удельного веса занимательных сюжетов способствуют переводные рыцарские романы и переводные новеллы. Появляются новые сложные композиции, в которых использовались несколько традиционных жанров.