КГУ
«Юбилейная средняя школа»
А.И.
Куприн
ГРАНАТОВЫЙ
БРАСЛЕТ
ИНСЦЕНИРОВКА
ДЛЯ ШКОЛЬНОГО
ДРАМАТИЧЕСКОГО
КОЛЛЕКТИВА
Автор
инсценировки
учитель
русского
языка и литературы
Топчая
В.Н.
А.И.
Куприн
Гранатовый
браслет
Действующие лица:
Желтков
Вера Николаевна
Василий Львович
Шеин
Николай Николаевич
Старушка
Музыкальное
сопровождение:
L. van
Beethoven. 2 Son. (ор. 2, N 2).
Largo Appassionatu
На
сцене слева диван, справа стол и стул
Желтков один, в
его руках женская перчатка, платок и программка. Все это он с нежностью
рассматривает, подносит к губам.
Звонок в дверь.
Прячет все, идет открывать.
Входят Василий
Львович и Николай Николаевич.
Н.Н.: Если не ошибаюсь,
господин Желтков?
Ж.: Желтков.
Очень приятно. Позвольте представиться. (протягивает руку Н.Н., но тот, точно
не замечая, оборачивается всем телом к Шеину)
Н.Н.: Я тебе
говорил, что мы не ошиблись.
Пальцы Желткова
забегали по борту пиджака, застегивая и расстегивая пуговицы. Произносит с
трудом:
Ж.: Прошу
покорно. Садитесь.
В.Л. (просто):
Благодарю Вас.
Н.Н.: Мерси.
(остаются стоять) Мы к Вам всего только на несколько минут. Это – князь Василий
Львович Шеин, губернский предводитель дворянства. Моя фамилия – Мирза-Булат-Тугановский.
Я – товарищ прокурора. Дело, о котором мы будем иметь честь говорить с Вами,
одинаково касается и князя и меня, или, вернее, супруги князя, а моей сестры.
Ж., совершенно
растерявшись, опустился вдруг на диван и пролепетал:
- Прошу, господа,
садиться.
Ж. вскакивает,
заметался по комнате, теребя волосы, и вернулся обратно. Руки забегали, теребя
пуговицы, трогая без нужды лицо.
Ж.: Я к вашим
услугам, ваше сиятельство. (глядя на Василия Львовича умоляющими глазами)
Н.Н.:
Во-первых, позвольте возвратить Вам вашу вещь (достал футляр). Она, конечно,
делает честь вашему вкусу, но мы очень просили бы вас, чтобы такие сюрпризы
больше не повторялись.
Ж.: Простите…
Я сам знаю, что очень виноват (шепотом, глядя на пол). Может быть, позволите
стакан чаю?
Н.Н.: Видите
ли, господин Желтков, я очень рад, что нашел в Вас порядочного человека,
джентльмена, способного понимать с полуслова. И я думаю, что мы договоримся
сразу. Ведь, если я не ошибаюсь, Вы преследуете княгиню Веру Николаевну уже
около семи-восьми лет?
Ж. (тихо и
благоговейно): Да.
Н.Н.: И мы до
сих пор не принимали против Вас никаких мер, хотя – согласитесь – это не только
можно было бы, а даже и нужно было сделать. Не правда ли?
Ж.: Да.
Н.Н.: Да. Но
последним вашим поступком, именно присылкой этого вот самого гранатового
браслета, Вы переступили те границы, где кончается наше терпение. Понимаете? –
кончается. Я от Вас не скрою, что первой нашей мыслью было обратиться к помощи
власти, но мы не сделали этого, и я очень рад, что не сделали, потому что -
повторяю – я сразу угадал в Вас благородного человека.
Ж.: Простите.
Как Вы сказали? (рассмеялся) Вы хотели обратиться к власти?.. Именно так Вы
сказали?
Ж. положил
руки в карманы, сел удобно в угол дивана.
Ж.: Итак, Вы
сказали, что хотели прибегнуть к помощи власти?.. Вы меня извините, князь, что
я сижу. Ну-с, дальше?
Василий Львович
сел и, не отрываясь, глядел с недоумением и жадным, серьезным любопытством на
Желткова.
Н.Н. (с легкой
наглостью): Видите ли, милый мой, эта мера от вас никогда не уйдет. Врываться в
чужое семейство…
Ж.: Виноват,
я Вас перебью…
Н.Н. (почти
закричал): Нет, виноват, теперь уж я Вас перебью.
Ж.: Как Вам
угодно. Говорите. Я слушаю. Но у меня есть несколько слов для князя Василия
Львовича. (не обращая внимания на Н.Н.) Сейчас настала самая тяжелая минута в
моей жизни. И я должен, князь, говорить с Вами вне всяких условностей… Вы меня
выслушаете?
В.Л.: Слушаю.
Н.Н. сделал
гневный жест.
В.Л.: Ах, Коля,
да помолчи ты! Говорите.
Ж. в
продолжении нескольких секунд ловил ртом воздух, точно задыхаясь, и вдруг
покатился, как с обрыва. Говорил он одними челюстями, губы у него были белые и
не двигались, как у мертвого.
Ж.: Трудно
выговорить такую… фразу… что я люблю Вашу жену. Но семь лет безнадежной и
вежливой любви дают мне право на это. Я соглашаюсь, что вначале, когда Вера
Николаевна была еще барышней, я писал ей глупые письма и даже ждал на них
ответа. Я соглашаюсь с тем, что мой последний поступок, именно посылка
браслета, был еще большей глупостью. Но… вот я Вам прямо гляжу в глаза и
чувствую, что Вы меня поймете. Я знаю, что не в силах разлюбить ее никогда…
Скажите, князь… предположим, что вам это неприятно… скажите, - что бы Вы
сделали для того, чтобы оборвать это чувство? Выслать меня в другой город, как
сказал Николай Николаевич? Все равно и там так же я буду любить Веру
Николаевну, как здесь. Заключите меня в тюрьму? Но и там я найду способ дать ей
знать о моем существовании. Остается только одно – смерть… Вы хотите, я приму
ее в какой угодно форме.
Н.Н.: Мы вместо
дела разводим какую-то мелодекламацию. Вопрос очень короток: Вам предлагают
одно из: либо Вы совершенно отказываетесь от преследования княгини Веры
Николаевны, либо, если на это Вы не согласитесь, мы примем меры, которые нам
позволит наше положение, знакомство и так далее.
Ж. (не глядя
на Н.Н.): Вы позволите мне отлучиться на десять минут? Я от Вас не скрою, что
пойду говорить по телефону с княгиней Верой Николаевной. Уверяю Вас, что все,
что возможно будет передать, я передам.
В.Л.: Идите.
Ж. уходит.
Н.Н.
(кричит): Так нельзя. Так положительно нельзя. Я тебя предупреждал, что всю
деловую часть разговора я беру на себя. А ты раскис и позволил ему
распространяться о своих чувствах. Я бы это сделал в двух словах.
В.Л.: Подожди,
сейчас все это объяснится. Главное - это то, что я вижу его лицо, и я чувствую,
что этот человек не способен обманывать и лгать заведомо. И правда, подумай,
Коля, разве он виноват в любви и разве можно управлять таким чувством, как
любовь – чувством, которое до сих пор еще не нашло себе истолкователя… Мне
жалко этого человека. И мне не только что жалко, но вот я чувствую, что
присутствую при какой-то громадной трагедии души, и не могу здесь паясничать.
Н.Н.: Это
декадентство.
Входит Желтков.
Ж.: Я готов.
И завтра вы обо мне ничего не услышите. Я как будто бы умер для вас. Но одно
условие – это я Вам говорю, Василий Львович, - видите ли, я растратил казенные
деньги, и мне как-никак приходится из этого города бежать. Вы позволите мне
написать еще последнее письмо княгине Вере Николаевне?
Н.Н.: Нет.
Никаких писем.
В.Л.: Хорошо,
пишите.
Ж. (надменно
улыбаясь): Вы обо мне более не услышите и, конечно, больше никогда меня не
увидите. Княгиня Вера Николаевна совсем не хотела со мной говорить. Когда я ее
спросил, можно ли мне остаться в городе, чтобы хотя изредка ее видеть, конечно,
не показываясь ей на глаза, она ответила: «Ах, если бы Вы знали, как мне
надоела вся эта история. Пожалуйста, прекратите ее как можно скорее». И вот я
прекращаю всю эту историю. Кажется, я сделал все, что мог.
Н.Н. и В.Л.
раскланиваются и уходят. Затем Желтков.
Вера Николаевна
сидит за столом и читает письмо.
Звучит музыка.
В.Н. (читает):
Я не виноват, Вера Николаевна, что Богу было угодно послать мне, как громадное
счастье, любовь к Вам. Случилось так, что меня не интересует в жизни ничто: ни
политика, ни наука, ни философия, ни забота о будущем счастье людей – для меня
вся жизнь заключается только в Вас. Я теперь чувствую, что каким-то неудобным
клином врезался в Вашу жизнь. Если можете, простите меня за это. Сегодня я
уезжаю и никогда не вернусь, и ничто Вам обо мне не напомнит.
В глубине сцены
появляется Желтков.
В.Н.: Я
бесконечно благодарен Вам только за то…
Ж.: Я
бесконечно благодарен Вам только за то, что Вы существуете. Я проверял – это не
болезнь, не маниакальная идея – это любовь, которою Богу было угодно за что-то
меня вознаградить. Пусть я был смешон в Ваших глазах и в глазах Вашего брата,
Николая Николаевича. Уходя, я в восторге говорю: «Да святится имя Твое».
В.Н.: Да
святится имя Твое.
Ж.: Кончено.
Я все отрезал, но все-таки думаю и даже уверен, что Вы обо мне вспомните. Если
Вы обо мне вспомните, то… я знаю, Вы очень музыкальны, я Вас видел чаще всего на
бетховенских квартетах, - так вот, если Вы обо мне вспомните, то сыграйте или
прикажите сыграть сонату № 2, оп. 2. Я не знаю, как мне кончить письмо. От
глубины души благодарю Вас за то, что Вы были моей единственной радостью в
жизни, единственным утешением, единой мыслью. Дай Бог Вам счастья, и пусть
ничто временное и житейское не тревожит Вашу прекрасную душу. Целую Ваши руки.
В.Н.: Целую
Ваши руки.
Входит Василий
Львович. Желтков уходит.
В.Н. (плачет):
Я ничего от тебя не хочу скрывать, но я чувствую, что в нашу жизнь вмешалось
что-то ужасное. Вероятно, вы с Николаем Николаевичем сделали что-нибудь не так,
как нужно.
Князь читает
письмо.
В.Л.: Я не
сомневаюсь в искренности этого человека, и даже больше, я не смею разбираться в
его чувствах к тебе.
В.Н.: Он умер?
В.Л.: Да, умер.
Я скажу, что он любил тебя, а вовсе не был сумасшедшим. Я не сводил с него глаз
и видел каждое его движение, каждое изменение его лица. И для него не
существовало жизни без тебя. Казалось, что я присутствую при громадном страдании,
от которого люди умирают, и я даже почти понял, что передо мною мертвец.
В.Н.: Вот что,
Васенька, тебе не будет больно, если я поеду в город и погляжу на него?
В.Л.: Нет, нет,
Вера, пожалуйста, прошу тебя.
Провожает её.
Комната Желткова. Хозяйка
квартиры. Звонок. Старушка открывает. Входит Вера Николаевна (с розой в руках).
Старушка: Кого Вам
угодно?
В.Н.: Господина
Желткова.
С.:
Пожалуйста, пожалуйста, вот первая дверь налево, а там… сейчас… Он так скоро
ушел от нас. Ну, скажем, растрата. Сказал бы мне об этом. Но какие-нибудь
шестьсот-семьсот рублей я бы могла собрать и внести за него. Если бы Вы знали,
что это был за чудный человек, пани. Восемь лет я его держала на квартире, и он
казался мне совсем не квартирантом, а родным сыном.
Вера опустилась на
стул.
В.Н.: Я друг
вашего покойного квартиранта. Расскажите мне что-нибудь о браслете.
С.: Ах, ах,
ах, браслет – я и забыла. Почему Вы знаете? Он перед тем, как написать письмо,
пришел ко мне и сказал: «Вы католичка?» Я говорю: «Католичка». Тогда он
говорит: «У вас есть милый обычай – вешать на изображение Матки Боски кольца,
ожерелья, подарки. Так вот, исполните мою просьбу: Вы можете этот браслет
повесить на икону?» Я ему обещала это сделать.
В.Н.: Вы мне
его покажете?
С.: Прошу,
прошу, пани. Вот его первая дверь налево.
Отводит В.Н. за
кулисы.
Звучит музыка.
В.Н. выходит без
розы.
С.: Пани, я
вижу, что Вы не как все другие, не из любопытства только. Покойный пан Желтков
перед смертью сказал мне: «Если случится, что я умру и придет поглядеть на меня
какая-нибудь дама, то скажи ей, что у Бетховена самое лучшее произведение…» -
он даже нарочно записал мне это. Вот поглядите.
В.Н.: Покажите.
(Смотрит на записку, плачет)
Старушка уходит.
Звучит музыка.
В глубине сцены
появляется Желтков с розой.
Вера подходит к
краю сцены.
Ж.: Вспоминаю
каждый твой шаг. Улыбку, взгляд, звук твоей походки. Сладкой грустью, тихой,
прекрасной грустью обвеяны мои последние воспоминания. Но я не причиню тебе
горя. Я ухожу один, молча, так угодно было богу и судьбе. Да святится имя Твое.
В.Н.: Да святится
имя Твое.
Ж.: В
предсмертный печальный час я молюсь только тебе. Жизнь могла бы быть прекрасной
и для меня. Не ропщи, бедное сердце, не ропщи. В душе я призываю смерть, но в
сердце полон хвалы тебе. Да святится имя Твое.
В.Н.: Да
святится имя Твое.
Ж. подходит к В.Н.
Встают спина к спине.
Ж.:
Успокойся, дорогая, успокойся, успокойся. Ты обо мне помнишь? Помнишь? Ты ведь
моя единая и последняя любовь. Успокойся, я с тобой. Подумай обо мне, и я буду
с тобой, потому что мы с тобой любили друг друга только одно мгновение, но
навеки. Ты обо мне помнишь? Помнишь? Помнишь? Вот я чувствую твои слезы.
Успокойся. Мне так сладко, сладко, сладко.
Роняет розу,
удаляется. Музыка громче.
В.Н.
(поднимает розу): Он меня простил теперь. Все хорошо.
Музыка.
Занавес.
Оставьте свой комментарий
Авторизуйтесь, чтобы задавать вопросы.