Коллективная проверочная работа
Организация и
проведение коллективной проверочной работы
Всем учащимся класса одновременно
раздаются материалы для измерения качества знаний: текст для чтения, лист, где
напечатаны задания, и матрица для написания плана.
Учитель дает общую инструкцию, после чего учащиеся приступают к
чтению текста про себя. Через 10 минут учитель просит остановиться и отметить
место окончания чтения. Далее ученики выполняют задания.
Работа считается выполненной, если учащийся прочитал не менее 95
слов в минуту и правильно выполнил одно из двух заданий (второе или третье).
Второе задание считается выполненным, если ученик допускает не более двух
ошибок. Третье задание считается выполненным, если ученик затрудняется озаглавливать
части, но главную мысль выделяет правильно.
Показателями обученности являются техника чтения (темп чтения не
менее 95—100 слов в минуту) и понимание прочитанного (точность понимания —
правильное деление на логически законченные части, глубина понимания содержания
текста — отражение в заголовках частей текста основной идеи автора).
К тексту предлагаются следующие задания:
1.
Прочитай текст
про себя, подумай, о чем рассказал тебе автор. Как ты относишься к тому, о чем
узнал?
2.
Разбей текст
на части и отдели одну часть от другой горизонтальной линией на полях справа.
3.
Озаглавь части
текста и напиши заголовки на листе, где написано слово план.
Ю.Яковлев
БАГУЛЬНИК
Он вызывающе зевал на уроках: зажмуривал
глаза, отвратительно морщил нос и открывал пасть — другого слова тут не
подберёшь! При этом он подвывал, что вообще не лезло ни в какие
ворота. Потом энергично тряс головой — разгонял сон — и уставлялся на доску. А
через несколько минут снова зевал.
_ Почему ты зеваешь?! — раздражённо спрашивала Женечка.
Она была уверена, что он зевает от скуки.
Расспрашивать его было бесполезно: он был молчальником. Зевал же потому, что
всегда хотел спать.
Он принёс в класс пучок тонких прутиков и
поставил их в банку с водой. И все посмеивались над прутиками, и кто-то даже
попытался подмести ими пол, как веником. Он отнял и снова поставил в воду. Он
каждый день менял воду.
И Женечка
посмеивалась.
Но однажды веник зацвёл. Прутики покрылись
маленькими светло-лиловыми цветами, похожими на фиалки. Из набухших
почек-узелков прорезались листья, светло-зелёные, ложечкой. А за окном ещё поблескивали
кристаллики уходящего последнего снега.
Все толпились у окна.
Разглядывали. Старались уловить тонкий сладковатый аромат. И шумно дышали. И
спрашивали, что за растение, почему оно цветёт.
— Багульник! — буркнул он и пошёл
прочь.
Люди недоверчиво относятся к
молчальникам. Никто не знает, что у них, молчальников, на уме: плохое или
хорошее. На всякий случай думают, что плохое. Учителя тоже не любят
молчальников, потому что хотя они и тихо сидят на уроке, зато у доски каждое
слово приходится вытягивать из них клещами.
Когда багульник зацвёл, все забыли, что
Коста молчальник. Подумали, что он волшебник. И Женечка стала присматриваться
к нему с нескрываемым любопытством.
Женечкой за глаза звали Евгению Ивановну. Маленькая, худая,
слегка косящая, волосы — конским хвостиком, воротник — хомутиком, каблуки с подковками.
На улице её никто не принял бы за учительницу. Вот побежала через дорогу.
Застучали подковки. Хвостик развевается на ветру. Остановись, лошадка! Не
слышит, бежит... И долго ещё не затихает стук подковок...
Женечка обратила внимание, что каждый раз,
когда раздавался звонок с последнего урока, Коста вскакивал с места и сломя голову
выбегал из класса. С грохотом скатывался с лестницы, хватал пальто и, на ходу
попадая в рукава, скрывался за дверью. Куда он мчался?
Его видели на улице с собакой,
огненно-рыжей. Очёсы длинной шелковистой шерсти колыхались языками пламени. Но
через некоторое время его встречали с другой собакой — под короткой шерстью
тигрового окраса перекатывались мускулы бойца. А позднее он вёл на поводке
чёрную головешку на маленьких кривых ногах. Головешка не вся обуглилась — над
глазами и на груди теплились коричневые подпалины.
Чего только не
говорили про Косту ребята!
— У него ирландский сеттер, —
утверждали одни. — Он охотится на уток.
— Ерунда! У него самый настоящий
боксёр. С таким ходят на диких быков. Мёртвая хватка! — говорили другие.
Третьи смеялись:
— Не может отличить таксы от боксёра! Были
ещё такие, которые спорили со всеми:
— Он держит трёх собак!
На самом деле у него не было ни
одной собаки.
А сеттер? А боксёр? А
такса?
Ирландский сеттер горел костром.
Боксёр, как перед боем, играл мышцами. Такса чернела обгоревшей головешкой.
Что это были за собаки и какое отношение
они имели к Косте, не знали даже его родители. В доме собак не было и не
предвиделось. Когда родители возвращались с работы, они заставали сына за
столом: он поскрипывал перышком или бормотал под нос глаголы. Так он сидел
запоздно. При чём здесь сеттеры, боксёры, таксы?
Коста же появлялся дома за пятнадцать
минут до прихода родителей и едва успевал отчистить штаны от собачьей шерсти.
Впрочем,
кроме трёх собак, была ещё и четвёртая. Огромная, головастая, из тех, что
спасают людей, застигнутых в горах снежными лавинами. Из-под длинной
свалявшейся шерсти проступали худые, острые лопатки, большие впалые глаза
смотрели печально, тяжёлые львиные лапы — ударом такой лапы можно сбить любую
собаку — ступали медленно, устало.
С этой собакой Косту
никто не видел.
Звонок с последнего урока — сигнальная
ракета. Она звала Косту в его загадочную жизнь, о которой никто не имел
представления. И как зорко ни следила за ним Женечка, стоило ей на мгновение
отвести глаза, как Коста исчезал, выскальзывал из рук, улетучивался.
Однажды Женечка не выдержала и
бросилась вдогонку. Она вылетела из класса, застучала подковками по
лестничным ступеням и увидела его в тот момент, когда он несся к выходу. Она
выскользнула в дверь и устремилась за ним на улицу. Прячась за спины прохожих,
она бежала, стараясь не стучать подковками, а конский хвост развевался на
ветру.
Она превратилась в следопыта.
Коста добежал до своего дома — он жил в
зелёном облупившемся доме, — исчез в подъезде и минут через пять появился
снова. За это время он успел бросить портфель, не раздеваясь проглотить
холодный обед, набить карманы хлебом и остатками обеда.
Женечка поджидала его за выступом
зелёного дома. Он пронёсся мимо неё. Она поспешила за ним. И прохожим не
приходило в голову, что бегущая, слегка косящая девушка не Женечка, а Евгения
Ивановна.
Коста нырнул в кривой переулок и скрылся в
парадном. Он позвонил в дверь. И сразу послышалось какое-то странное подвывание
и царапанье сильной когтистой лапы. Потом завывание перешло в нетерпеливый
лай, а царапанье — в барабанную дробь.
— Тише, Артюша, подожди! — крикнул
Коста.
Дверь отворилась, и огненно-рыжий пёс
бросился на Косту, положил передние лапы на плечи мальчику и стал лизать
длинным розовым языком нос, глаза, подбородок.
— Артюша, перестань!
Куда там! На лестнице послышался
лай и грохот,! и оба — мальчик и собака — с неимоверной скоростью устремились
вниз. Они чуть не сбили с ног Женечку, которая едва успела прижаться к перилам.
Ни тот, ни другой не обратили на неё внимания. Артюша! кружился по двору.
Припадал на передние лапы, а задние подбрасывал, как козлёнок, словно хотел!
сбить пламя. При этом лаял, подскакивал и всё норовил лизнуть Косту в щёку или
в нос. Так они бегали, догоняя друг друга. А потом нехотя шли домой.
Их встречал худой человек с
костылём. Собака тёрлась о его единственную ногу. Длинные мягкие уши сеттера
напоминали уши зимней шапки, только не было завязочек.
— Вот, погуляли. До завтра, — сказал Коста.
— Спасибо. До завтра.
Артюша скрылся, и на лестнице
стало темнее, словно погасили костёр.
Теперь пришлось бежать три
квартала. До двухэтажного дома с балконом, который находился в глубине двора.
На балконе стоял пёс боксёр. Скуластый, с коротким, обрубленным хвостом. Он
стоял на задних лапах, а передние положил на перила.
Боксёр не сводил глаз с ворот. И когда
появился Коста, глаза собаки загорелись тёмной радостью.
— Атилла! — крикнул
Коста, вбегая во двор.
Боксёр тихо взвизгнул. От счастья.
Коста подбежал к сараю, взял лестницу и
потащил её к балкону. Лестница была тяжёлой. Мальчику стоило больших трудов
поднять её, и Женечка еле сдержалась, чтобы не кинуться ему на помощь. Когда
Коста наконец приставил лестницу к перилам балкона, боксёр спустился по ней на
землю. Он стал тереться о штаны мальчика. При этом он поджимал лапу. У него
болела лапа.
Коста достал припасы, завёрнутые в газету.
Боксёр был голоден. Он ел жадно, но при этом посматривал на Косту, и в его
глазах накопилось столько невысказанных чувств, что казалось, он сейчас
заговорит.
Когда собачий обед закончился, Коста
похлопал пса по спине, прицепил к ошейнику поводок, и они отправились на
прогулку. Отвисшие углы большого черногубого рта собаки вздрагивали от
пружинистых шагов. Иногда боксёр поджимал больную лапу.
Женечка слышала,
дворничиха им вслед сказала:
_ Выставили собаку на балкон и уехали. А она хоть помирай!
Люди ведь!..
Когда Коста уходил, боксёр провожал его
глазами, полными преданности. Его морда была в тёмных морщинах, лоб пересекала
глубокая складка. Он молча шевелил обрубком хвоста.
Женечке вдруг захотелось остаться
с этой собакой. Но Коста спешил дальше.
В соседнем доме на первом этаже болел
парнишка — был прикован к постели. Это у него была такса — чёрная головешка
на четырёх ножках. Женечка стояла под окнами и слышала разговор Косты и больного
мальчика.
— Она тебя ждёт, — говорил больной.
— Ты болей, не волнуйся, — слышался голос
Косты.
— Я болею... не волнуюсь, — отвечал
больной. — Может быть, я отдам тебе велосипед, если не смогу кататься.
— Мне не надо велосипеда.
— Мать хочет продать Лаптя. Ей утром
некогда с ним гулять.
— Приду утром, — после некоторого раздумья
отвечал Коста. — Только очень рано, до школы.
— Тебе не попадёт дома?
— Ничего... тяну... на тройки...
Только спать хочется, поздно уроки делаю.
— Если я выкарабкаюсь, мы вместе погуляем.
— Выкарабкивайся.
— Ты куришь? — спрашивал больной.
— Некурящий, — отвечал Коста.
— И я некурящий.
— Ну, мы пошли... Ты болей... не
волнуйся. Пошли, Лапоть!
Таксу звали Лаптем. Коста вышел,
держа собаку под мышкой. И вскоре они уже шагали по тротуару. Рядом с сапогами,
ботинками, туфлями на кривых ножках семенил чёрный Лапоть.
Женечка шла за таксой. Ей хотелось
заговорить с Костой. Но она молча шла по следам своего ученика, который
отвратительно зевал на уроках и слыл молчальником. Теперь он менялся в её
глазах, как веточка багульника.
Но вот Лапоть отгулял и вернулся
домой. <...>
На другой день в конце последнего
урока Коста уснул. Он зевал, зевал, но потом уронил голову на согнутый локоть
и уснул. Сперва никто не замечал, что он спит. Потом кто-то захихикал.
И Женечка увидела,
что он спит.
— Тихо, — сказала она. — Совсем тихо.
— Вы знаете, почему он уснул? —
шёпотом произнесла Евгения Ивановна. — Я вам расскажу... Он гуляет с чужими
собаками. Кормит их. Собаки всегда ждут. Даже погибших... Им надо помогать...
Зазвенел звонок с последнего
урока. Он звенел громко и протяжно. Но Коста не слышал звонка. Он спал.
Евгения Ивановна — Женечка —
склонилась над спящим мальчиком, положила руку ему на плечо и легонько
потрясла. Он вздрогнул и открыл глаза.
— Звонок с последнего урока, —
сказала Женечка, — тебе пора.
Коста вскочил. Схватил портфель. И
в следующее мгновение скрылся за дверью.
Оставьте свой комментарий
Авторизуйтесь, чтобы задавать вопросы.