Конспект "Образ реализации слова в романе К.М. Симонова «Живые и мертвые»

Образ реализации слова в романе К.М. Симонова «Живые и мертвые»

Две проблемы данного произведения рассматривает автор: героизм в период Великой Отечественной войны и доверия, и недоверия к человеку, гражданского мужества и гражданской трусости. Начинаем занятие от слов ЛА инка «…именно от Толстого пришла к Симонову философская проблематика, выразившаяся впоследствии в многозначности названия романа «Живые и мертвые»».

Расшифровка названия. Например, живой – «Не хочу, чтобы мое место живой блокнот занял!». Это высказывание друга Серпилина Ивана Алексеевича, офицера генерального штаба, не желающего уйти с должности не из-за честолюбивых соображений, а из-за остро переживаемого чувства ответственности за исход планируемых боевых операций под Сталинградом (сравним конфликт между Андреем Болконским и Жерковым после поражения Макка). Нехарактерная сочетаемость прилагательного живой с существительным, обозначающий неодушевленный предмет, формируют индивидуально-авторский образ, раскрывающий духовное ничтожество формалистов-исполнителей, военных чиновников, далеких от проявления инициативы, мертвых душой.

Здесь близость Симонова – его словоупотребления к русской классической традиции. Некрасов «Рыцарь на час»:

Вы еще не в могиле, вы живы,

Но для дела вы мертвы давно,

Суждены вам благие порывы,

Но свершить ничего не дано…

И к заглавию поэмы НВ Гоголя «Мертвые души». Развитие этой классической традиции можно найти и на других примерах.

Неожиданная встреча с мужем, политруком Иваном Синцовым, лишившимся документов, заставляют Машу Артемьеву честно и прямо сообщить о случившемся начальнику разведшколы Шмелеву, искать у него доверия и поддержки. Однако Шмелева охватывают сомнения, тем более, что кандидатура Маши намечена для отправки за линию фронта. В языковом оформлении Шмелева фигурирует специфическое противопоставление слов  он – другие и глагольных словосочетаний был уверен – могли держаться другого мнения.

«Отменить или не отменить в связи с услышанным отправку этой курсантки в тыл к немцам? Сам он был уверен в ней и не видел причин отменять ее полет, но полет можно было и отменить, поскольку другие люди в школе могли держаться на этот счет другого мнения».

Кто же эти другие?

Другие сродни живым блокнотам, это те, кто не может ни на шаг отойти от общей установки на подозрительность, инструкции, кто подчинен исходящему сверху мнению, не доверяют человеку.

В романе есть и образы героев, созданные с помощью глаголов, основное значение которых – верить.

Эпизод. Работники райкома партии Елкин и Малинин. «…хотелось, чтобы кто-то подтвердил, что он правильно делает, веря этому человеку», а «угрюмый» Малинин не искал второго, запасного мнения.

Повтор противопоставления верил-не верил, осложненность его уточнениями до конца, хоть в чем-то, вообще отчетливо указывают на их роль в контексте. Употребленные в прямом значении, эти глаголы приобретают семантическую обобщенность (речь идет не только о Синцове, а о людях), направленную на реализацию ведущей художественной идеи – идеи доверия. Так в разряд других попадает Елкин, добрый, душевный, на первый взгляд, человек.

Самым трагическим смыслом наполняются слова, связанные с темой доверия, при описании разоружения прорвавшихся сквозь немецкое кольцо остатков дивизии Серпилина. Выполнение приказа возлагалось на Данилова «зоркий, памятливый, въедливый, умевший доверять и не доверять, Данилов был одним из тех людей, которым в Особых отделах было самое место». Однако миссия разоружения была Данилову не по душе. 

Контекстуальное сходство прилагательного другое с глаголами доверять – не доверять, семантика которых координируется. Это кое-что другое, его морально-эстетическое содержание, расшифровывается в невысказанных выводах потрясенного действиями Данилова батальонного комиссара Шмакова «Эх, дорогой товарищ, мы с вами в последнее время слишком часто и слишком рано начинали думать, что человек не внушает доверия, а потом слишком поздно спохватились, что он все-таки внушает его!» Противопоставленность сочетаний не внушает доверия-внушает его, усиленная антонимической парой слишком рано-слишком поздно, проявляет общую мировоззренческую направленность взглядов Шмакова, получившего закалку на службе в органах ВЧК, так уродливо переродившихся в сталинско-ежовские Особые отделы. Верный исторической правде, Симонов подчеркивает, что высказать эти мысли Шмаков не мог, но нашел в себе силы возразить Данилову тем, что «не хуже товарища майора понимает, что такое бдительность. Если, конечно, видеть в ней меч, а не помело… в своих людей верить надо. А без веры – это уже не бдительность, а подозрительность, паника!»

Функциональная активность глагола верить и существительного вера. Они использованы автором для интерпретации такого понятия как бдительность, контекстуальными антонимами которого в речи Шмакова являются слова подозрительность, паника, дополняющие смысл образного сравнения-противопоставления меч, а не помело.

Вспомним фильм «Покаяние». Положение армии накануне войны. Репрессии талантливых офицеров, которые привели к ослаблению вооруженных сил страны. Цель такой работы – понять образы Серпилина и Баранова, взаимосвязь доверия к человеку и веры в победу над врагом. Сравнение. Авторская характеристика духовного настроя Серпилина после выхода его из заключения («когда его выпустили…душа его не была изборождена морщинами старости и неверия») и оценку, данную Баранову Серпилиным («Без веры, без чести, без совести...»).

Как можно объяснить сочетание метафоры морщины неверия и слова без веры?

К таким другим принадлежит Баранов, с первых дней войны утратившего веру в победу, в нравственное превосходство своего народа над врагом. Корни этой утраты – в его конъюнктурном нежелании доверять людям, в частности Серпилину, репрессированному на основании доносов Баранова. До войны считалось, что именно Серпилин не верит в могущество советского оружия и преувеличивает в своих лекциях в академии сильные стороны тактики немцев: у начальства было другое мнение, разделять которое было бесчестно, но безопасно. По этому пути шел Баранов. Однако война доказала правоту Серпилина, в то время как Баранов предстал в своем истинном обличии. Не случайно автор ставит в один ряд морально-этические раздумья в речи Серпилина вера, честь, совесть, наполняя их особым смыслом, преломляя в социально-политическом плане их семантический потенциал.

Завершение занятия. Сложность нравственной проблематики «Живых и мертвых», обусловленной еще и тем, что тема доверия к человеку связана не только с верой в победу над фашизмом, но и с возможностью доверия к власти и непосредственно к Сталину. Следуя традициям реализма, Симонов не мог не показать людей, беззаветно верящих в справедливость Сталина, в его моральную чистоту, и тех, кто испытал на собственном горьком опыте силу железной руки «отца народов». При воплощении таких образов прослеживаются семантические сдвиги в содержании глагола верить, приобретающего едва уловимый оттенок значений, близких к понятиям слепая, вера и инакомыслие. Отрывок «Жена – Серпилин знал это – глубочайше верила в то, что все, что было и есть плохого, совершается помимо Сталина, только потому, что он об этом не знает или что ему сказали об этом что-то неверное, что заставило его сделать не так, как нужно; так она думала даже в те годы, на которые отняли у нее мужа. Сам Серпилин думал иначе». Контекстуальные антонимы глубочайше верила – думал иначе, поскольку первая книга романа написана в конце 50-х годов, еще только ставились тревожные вопросы – раздумья о времени, но не разрешались в полной мере. Серпилина, Синцова, Малинина нельзя отнести к образам инакомыслящих, борющихся с культом личности и его системой подавления. Однако им подобные герои размышляют о начале войны, о трагических отступлениях 1941-го года. Им отведена роль носителей нравственных идеалов добра, справедливости и гражданского мужества. Таким является командир Шмелева на Халкин-Голе, упрек которого вспоминает начальник разведшколы после беседы с Машей «Эх, Шмелев, Шмелев…орден на груди, грудь прострелена, военный человек, и гражданского мужества ни на грош». Здесь автор противопоставляет прилагательные военный-гражданское, которым придает углубленное социально-этическое значение. Смысл понятия гражданское мужество раскрывается в ситуации выбора доверия – недоверия, которая срывает маски с человека, определяет его позицию «пора тебе…Шмелев, проявлять свое гражданское мужество, сколько есть за душой. Если не сейчас, то, когда же?» В выводе героя есть вопрос, связанный с мучительными раздумьями «о времени и о себе», значимость которого подчеркивается повтором сочетания гражданское мужество.

Итак, языковые наблюдения показывают, как семантически насыщенные опорные слова-образы: другие, группа глаголов с основным значением верить и примыкающие к ней родственные лексемы доверие, вера и т.п. – реализуют сложную социальную и морально-этическую концепцию романа К. Симонова.