Проблемы смерти и бессмертия в духовной практике человека

Карюк Сергей Иванович, учитель истории МБОУ «Школа-гимназия №39» муниципального образования городской округ Симферополь Республики Крым

Проблемы смерти и бессмертия в духовной практике человека

Симферополь 2019 г.

Содержание:

Введение

I. Философия религиозного мировоззрения по вопросам смерти и бессмертия человека

II. Взгляды античных философов на проблемы смерти и бессмертия

III. Философия Возрождения о смерти и бессмертии

IV. Смерть и бессмертие в философии XIX – XX вв.

Использованные источники

Введение

На что похожа смерть?

Этот вопрос человечество задает себе с момента своего возникновения.

Однако, несмотря на обширный интерес, несомненно и то, что для большинства из нас трудно говорить о смерти. Здесь есть, по крайней мере, две причины. Одна из них в основном психологического или культурного характера. Сама тема смерти – табу. Мы чувствуем, хотя бы косвенно, что неизбежно становимся перед перспективой нашей собственной смерти. Картина ее как бы приближается к нам и делается более реальной и осязаемой.

Другая причина, из-за которой становится трудно разговаривать о смерти, несколько сложнее, поскольку она коренится в природе нашего языка. В основном словами, составляющими человеческую речь, мы обозначаем вещи, знания о которых получаем благодаря нашим физическим ощущениям, в то время как смерть есть нечто такое, что лежит за пределами нашего сознательного опыта, так как большинство из нас никогда не переживали ее. Одни говорят, что смерть – это исчезновение сознания, другие утверждают, с такой же уверенностью, что смерть – переход души или разума в другое измерение реальности. [13, с. 11-12]

Какое же определение дает понятиям смерть и бессмертие справочная и энциклопедическая литература?

Смерть – необратимое прекращение жизнедеятельности организма. У теплокровных животных и человека смерть связана с прекращением дыхания и кровообращения.

Различают так называемую клиническую и биологическую, или истинную, смерть.

С точки зрения диалектического материализма смерть является необходимым и существенным моментом жизни. Как подчеркивал Ф. Энгельс, «…отрицание жизни по существу содержится в самой жизни, так что жизнь всегда мыслится в соотношении со своим необходимым результатом… – смертью». [11, с. 610]

Человек в отличие от других живых существ сознает свою смертность. Причем смерть для человека выступает только в качестве природного феномена, но прежде всего как явление социально значимое, включающее сложный контекст законов человеческого общежития. [8]

В отличие от смерти бессмертие – в мифологии и религии – фантастическое качество, которым наделяются  сверхъестественные безначальные существа (бог монотеистических религий, особенно иудаизма, христианства, ислама), а также фантастические мифологические персонажи, возникающие в развитии универсума или сотворенные однажды божеством (духи, боги этнических религий, ангелы и т. д.). Бессмертие человека в подавляющем большинстве религиозных учений предстает как бессмертие души – продолжение существования особой сверхъестественной, нематериальной сущности человека после смерти тела. Бессмертие души в ряде религий дополняется учением о перевоплощении душ, а в иудаизме, христианстве и исламе –

учением о всеобщем воскрешении мертвых, вечном блаженном существовании праведников и вечном мучении грешников. В родоплеменных религиях жизнь души после смерти человека представлялась продолжением земной жизни, и некоторые народы не знали понятия бессмертия души. Учение о бессмертии как неуничтожимости или вечном существовании сверхъестественных персоналий появляется лишь в теологии развитых религий классового общества. [1]

I. Философия религиозного мировоззрения по вопросам смерти и бессмертия человека

«Сыны человеческие все рождены с тем, чтобы умереть» – такую надпись оставили наши далекие предки на орхонских каменных надгробиях. Эти слова могут служить отражением вывода, который был сделан человеком еще в глубокой древности, – все люди смертны.

Проникнуть в тайну рождения и смерти человек пытался еще на заре возникновения человеческого общества, когда стал осознавать себя человеком умирающим. Тогда же у него возникла и мечта о бессмертии.

Первоначально бессмертие приписывалось только богам.

В шумерском эпосе говорится: «Райский остров был населен племенем бессмертных. Внешним видом они напоминали людей, но обладали вечной жизнью. Они не знали, что такое болезнь и дряхлость. Среди них не было ни одной вдовы и ни одного вдовца. Они не знали, что такое головная боль и глазные болезни. Женщина достигала преклонного возраста, но оставалась юной и свежей. Мужчина становился все старше, но, старея, не чувствовал себя стариком… Ни один обитатель Дильмуна не пересекал реки, обтекающей подземный мир. Ни один жрец не ходил вокруг покойника, оплакивая его, ни один певец не возглашал жалобных песен по умершему». О сотворении людей в шумерском эпосе сказано словами праматери всего сущего Налему, обращенными к ее сыну Энки: «Сотвори людей, которые будут слабее богов и безропотно станут на них работать». Как рассказывается далее, Энки «добился удачи и слепил сильных и разумных мужчин и женщин, во всем подобным богам. только бессмертия они были лишены и должны были смиренно и безропотно служить великой семье богов и богинь». Больше заботились о своем загробном, чем о земном, существовании древние египтяне. Они считали, что для вечной жизни в загробном мире необходимо, во что бы то ни стало, сохранить в целости тело умерших. С этой целью их тщательно бальзамировали, а мумию помещали в саркофаг. Многие фараоны для хранения саркофага еще при жизни строили пирамиды. [15, с. 42]

«По египетским верованиям, – писал исследователь Токарев С. А., – со смертью человека умирает только его тело, тогда как остаются жить другие составные части его существа: имя (рен), душа (ба), вылетающая из тела в виде птицы и уносящаяся в небо, и, наконец, таинственный двойник человека (ка), занимающий главное место во всем этом комплексе верований. Ка – своеобразная душа, невидимый двойник человека, посмертная судьба которого таинственно связана с судьбой самого тела. Ка не бессмертна, он может погибнуть от голода и жажды, если при погребении покойник не будет снабжен всем необходимым; Ка может быть съеден загробными чудовищами, если его не защитят магические формулы». [18, с. 341]

Царство мертвых древних египтян имеет существенное преимущество перед «всевластителем мертвенности», характерным для научных космогоний и материалистических воззрений. Сводя жизнь к скоротечному существованию белковых тел, сложных органических молекул, составляющих организм, приходится признать, что подобное явление в масштабе космоса ничтожно, да и на Земле абсолютно господствует костная материя. Древние египтяне напротив, не совмещали в единой реальности, и не разделяли на два «параллельных мира» мир на живых и царство мертвых.

Представления египтян о загробной жизни отражены, в частности, в «Книге мертвых». Одна из важнейших глав этой книги наставляет душу умершего как она должна вести себя перед судом Осириса, и озаглавлена «Как войти в чертог истины и освободить человека от его грехов, чтобы он созерцал лик богов». Душа обязана покаяться и держать ответ о своих земных деяниях перед Богом. При соблюдении должных обрядов и обильных жертвоприношениях «…у покойника будут хлебы, пироги, молоко, много мяса на алтаре великого Бога, он не будет отстранен ни от одной двери Аманти, он будет шествовать с богами Юга и Севера и воистину будет одним из слуг Осириса». [2, с. 26]

Понятно, что нет никакого смысла торопиться попасть в страну мертвых. Расставание души с родным привычным обжитым телом представлялось трагедией, это событие оплакивалось.

Религиозная идея бессмертия получила неоднозначное выражение в различных религиозных системах. одним из его проявлений оказалось признание посмертного переселения душ из одного тела в другое. Подобные представления лежат в основе так называемого метампсихоза (повторного рождения, инакобытия), изложенного в Ведах и других древних священных книгах религий Индии.

В начале эпохи Вед у жителей Индии не было ясного представления о загробной жизни. Они верили, что смерть – это не конец жизни вообще: как день следует за ночью, так жизнь должна последовать за смертью. Живое никогда не умирает, в том числе и человек. После своей телесной смерти он отправляется в царство смерти, лишь грешники низвергаются в бездну и превращаются в ничто.

Среди мифов Древней Индии есть и миф о происхождении смерти. В нем рассказывается, что было время, когда смерти не знали на Земле. В Золотом веке люди не ведали греха и жили на Земле счастливо, в мире и благоденствии. Шло время, и живые существа полностью заполнили Землю. Земля, будучи не в состоянии выносить такое бремя, взмолилась. Тогда бог Брахма создал смерть, которая, убивая отдельные жизни, следила за тем, чтобы не перевелся человеческий род.

Постепенно в недрах брахманизма (VI до н. э. –  X в. н. э.) зародилось учение о перевоплощении – метампихозе, которое стало краеугольным камнем брахманизма и буддизма. По преданию, основатель буддизма принц Сиддхартхи Гаутама (впоследствии, после «просветления», названный Буддой), прошел множество перевоплощений: он побывал в 58 королях, 18 обезьянах, 4 лошадях, 4 змеях, 3 ящерицах, 2 рыбах и т. п. Идеалистические представления о переселении душ явились основой верований друидов и древних египтян, у которых их заимствовали Пифагор и Платон. «Кто предавался чревоугодию, беспутству и пьянству, вместо того чтобы всячески их остерегаться, войдут, вероятно, в породу ослов или иных подобных животных…, а те, кто отдавал предпочтение несправедливости, властолюбию и хищничеству, присоединятся к волкам, ястребам или коршунам» – такие слова вкладывает в уста Сократа Платон. Элементы метампихоза встречаются во многих религиозных верованиях народов Африки, Америки, Азии и Австралии. [3, с. 19-20]

Приверженцы учения об инакобытии считают, что душа умершего человека после его смерти не погибает, а переселяется в любое другое живое существо. И то, в каком образе человек возродится после смерти, зависит от праведности его земного существования, и прежде всего от соблюдения им требований религии. Душа человека, согласно этому учению, блуждает до тех пор, пока не станет настолько совершенной, что приобретает способность слиться с мертвой душой и достигает состояния наивысшего блаженства – нирваны.

Своеобразные взгляды на смерть и посмертное существование имели народы Древнего Ирана. Их религиозные верования приняли формы, во многом не похожие на религии других народов Древнего Востока. Религия древних иранцев называется в науке по-разному: маздеизм – по имени главного бога Ахурамазди; зороастризм – по имени его легендарного основателя – пророка Зороастра; авестизм – по названию главной священной книги – Авеста; огнепоклонство – по особой роли огня в культе.

Маздеистское учение о загробной жизни представляет собой моральную идею воздаяния. В отличие от египтян, у которых душа считалась неразлучной с телом, поклонники Ахурамазди считали, что душа покойника отвечала за содеянное им в земной жизни. Благочестивые верующие, выполняющие все требования религии, попадают после смерти в светлое место, в царство Ахурамади, в рай. Нечестивые, неверующие в Ахурамаду, нарушавшие запреты или совершавшие непростительный грех, попадают в ад, в царство Анхра-Майнью. В конце мира души грешников и сам Анхра-Мейнью будут окончательно истреблен6ы.

Значительный интерес представляют и языческие взгляды на смерть и бессмертие, которые сохранились до наших дней у многих народов мира. Например, социальное расслоение у жителей Полинезии отразилось и в представлениях о загробном мире и судьбах душ умерших. Вожди попадают в счастливую страну, которая находится на далеком острове (этот остров в некоторых поверьях именовался Гаванко и отождествлялся с легендарной страной предков). Души же простых людей попадают в темное место под землей. По мнению жителей одного из остовов, только души знатных людей и вождей продолжают жить после смерти, а души простолюдинов сразу же умирают.

Славяне также различали в человеке тело и душу, которая продолжала жить после смерти. Это подтверждается захоронениями древних славян – в могилу клали различные предметы, необходимые в загробной жизни, убивали коня, у знати иногда раба, и даже жену.

Слова «рай» и «ад» – дохристианского происхождения и обозначали блаженную страну или подземный огненный мир, куда улетает дух умершего. В отличие от многих народов славяне боялись не духа мертвеца, а тела, которое по их верованиям, способно было вставать из могил и вредить живым. Чтобы этого не случилось, труп прибивали осиновым колом, читали заклинания и т. п.

Древних киевлян, как и всех язычников, называли «безнадежниками», так как они не обладали бессмертием. После крещения Киевской Руси населению было обещано бессмертие.

Весьма своеобразные взгляды на посмертное существование отражены в греческой мифологии. Древние греки считали, что смерть заключается в переселении человеческой души в особое «царство теней», где умершие проводят свое существование как бестелесные тени, без особых радостей, но и без страданий.

В гомеровском эпосе ярко отразились представления древних греков о смерти и бессмертии души человека, обитающей в мрачном царстве Аида. И хотя мир богов в поэмах Гомера представляет собой «избавление от смерти и страдания», все же древние греки предпочитали земное существование любому небесному блаженству. Об этом свидетельствуют многие литературные источники Древней Греции, в том числе и «Одиссея». Вспомним, например, как Ахилл обращается к Одиссею: «О, Одиссей, утешение в смерти мне дать не надейся, лучше б хотел я живой, как поденщик, работать я в поле, службой у бедного пахаря хлеб добывать свой насущный, нежели здесь над бездыханными мертвыми царствовать мертвым».

Древние римляне верили в подземное царство, подобное Аиду, где властвует грозный Орк и куда переносятся души умерших. Но существовала вера и в Элизиум – поле блаженных, куда попадают добродетельные души. При этом сохранялась и более древнее представление, по которому душа умершего не теряла связи с телом. Римляне старались сооружать гробницы близ дорог и оставляли на них многочисленные надписи, из которых следует, что они считали, что умерший поддерживает связь с живым. [3, с. 22-24]

Христианское учение формировалось на протяжении многих веков. Вследствие этого оно не является чем-то однородным и цельным по своему содержанию и форме. В Библии можно обнаружить разнообразные и разнородные представления о жизни и смерти. В Ветхом завете говорится о том, что смерть явилась наказанием, которое Бог наложил на первых изначально бессмертных людей – Адама и Еву – за совершенный ими греховный поступок. Так смерть вошла в жизнь человека. «И заповедовал Господь Бог человеку, говоря: от всякого дерева в саду ты будешь есть, а от древа добра и зла, не ешь от него; ибо в день, в который вкусишь от него смертью умрешь». [Бытие, 2:16-17] И здесь явился Еве хитрый змей. «И сказал змей жене: нет, не умрете, но знает Бог, что в день, в который вы вкусите их, откроются глаза ваши, и вы будете как боги, знающие добро и зло». [Бытие, 3:1-5]  После того, как Адам и Ева ослушались Бога и вкусили плод с дерева познания с древа познания добра и зла, Бог изгнал их из рая «…и поставил на Востоке у сада Эдемского херувима и пламенный меч обрушающийся, чтобы охранить путь к древу жизни». [Бытие, 3 - 24] Таким образом, согласно Библии, человек сам себя лишил бессмертия и обрек на смерть не только себя, но и всех своих потомков. Оценки смерти, содержащиеся в ветхозаветной части Библии, сильно варьируются от эпически спокойного отношения к ней: «И умер Иов в старости, насыщенной днями» [Кн. Иова, 42, 17] до безысходного трагического: «Всего насмотрелся я в суетные дни мои: праведник гибнет в праведности своей; нечестивый живет долго в нечестии своем». [Еклезиаст, 7, 15] Здесь, по существу, еще нет сколько-нибудь развитого учения о загробном существовании и посмертном воздаянии. Последние составляют стержень новозаветной части Библии и связаны с именем Иисуса Христа. Страдания и мученическая смерть Иисуса Христа, его воскрешение (как об этом написано в Евангелиях) вселяли надежду в сердце верующего христианина, что смерть не уничтожает человека, а означает как бы его второе рождение, входившее в новую, внеземную, блаженную жизнь. Один из первых христианских апологетов Тертуллиан писал: «Надежда христиан есть воскресение мертвых. Оно делает нас верующими…». В христианстве понятие смерти несет в себе момент неопределенности: смерть может быть величайшим злом, так как грозит уничтожением человеческого «Я», либо – величайшим благом, поскольку означает переход личности в иной мир, лишенный страданий и несчастий, в котором ей даруется вечное блаженство. Посмертная судьба человека зависит от нравственного содержания его земной жизни и, в конечном счете, всецело находится в руках всемогущего Бога, который один только может с точностью определить баланс добрых и греховных деяний человека. Отсюда человеку остается лишь уповать на милость Божью. Поэтому-то смерть и предстает перед ним как величайшая тайна, вызываемая у него либо страх, либо надежду. Надежду же укрепляет вера в Иисуса Христа. Следовательно, христианство в понимании смерти отказывается от разума и всецело отдается во власть веры. [16, с. 10-11]

Заслуживает внимание христианское учение о душе. Если на более ранних стадиях развития религии душу представляли натуралистично, как нечто телесное, что отразилось, например, в древнейших книгах Библии, где говорится: «…душа всякого тела есть кровь его» [Левет 17; 14], то затем ее стали понимать отвлеченнее, как нечто бестелесное, обладающее сверхъестественными свойствами, в частности, бессмертие.

В христианстве существует три точки зрения по вопросу о происхождении души. Одни (Ориген, Климент Александрийский и др.) отстаивали учение о предсуществовании сотворенных Богом душ. Другие (Григорий Нисский и др.) считали, что душа переходит от родителей к детям. Третьи (Августин Блаженный и др.) утверждали, что Бог творит душу из ничего в то время, когда формируется тело человека в чреве матери.

Можно выделить не меньшее количество точек зрения и о природе души. В частности, раннехристианский теолог Арнобий считал, что душа – неопределенной, двойственной природы: люди «могут погибнуть, если не будут знать Бога, и избавиться от утраты жизни, если обратятся к его милосердию и благости». Некоторые христианские богословы полагали, что душа является смертной. Титиан, например, утверждал, что душа имеет земное происхождение, сама по себе не что иное, как тьма, и нет в ней ничего светлого, что по природе своей она не бессмертна, а смертна и способна к разрушению. Этой точки зрения придерживался святой Ириней Лионский и многие другие богословы.

Вера в бессмертие души не стала в позднем христианстве общепризнанной. Например, иеговистский теолог Рутефорд утверждает, что мысль о бессмертии души родилась у сатаны, у дьявола, что если бы человек обладал бессмертной душой, она не могла бы быть предана смерти. И далее он продолжает: «Отсюда мы видим, что Бог не был бы в состоянии привести в исполнение приговор, вынесенным им грешнику, и справедливость бы потерпела неудачу».

Другие же богословы, наоборот, утверждают, что душа бессмертна, ибо она частица бессмертного Бога. «Сознание (наша действительная личность) неотъемлемо от материи, т. е. от нашей физической животной природы… Во время нашей физической смерти наше сознание, наша действительная личность, наша душа отделяется от материи, от животной природы и переходит в новую форму бытия, в новую форму жизни. После смерти душа продолжает жить без тела, т. е. без телесного сосуда». [5, с. 41]

Отсутствие единодушия у христианских богословов по вопросу о бессмертии души обуславливает разноречивость их взглядов на посмертные судьбы людей. В Евангелии от Иоанна в связи с этим сказано: «Кто соблюдает слово Моё, тот не увидит смерти вовек». [8; 51] Тем, кто пренебрегает заповедями Божьими, Евангелие от Матфея обещает ужасные страдания: «Как собирают плевелы, и огнем сжигают, так будет при кончине века сего… Пошлет Сын Человеческий ангелов своих, и соберут из Царства Его все соблазны и делающие беззакония… и ввергнут их в печь огненную, там будет плач и скрежет зубов…». [13; 41-42]

Вместилище души разные народы и религии определяют по-разному. Так, христиане, поздние иудеи, мусульмане считают что душа обитает во всем теле человека, хотя и признают существование, так сказать, душ отдельных органов и тканей – печени, сердца, почек, мозга и т. д. Папуасы местопребывание души считают кровь, караибы – сердце, австралийцы – легкие.

По разному представляются и пути выхода души из тела – через рот, ноздри, раны на теле и т. д.

В развитых религиях смерть является актом мгновенного и невозвратного отлетания бессмертной души от бренного тела. Душа отлетает с последним вздохом человека. Не случайно, что древние отождествляли дыхание с «духом» и прекращение дыхания объясняли как выход души из тела.

Таким образом, вера в бессмертие, в нескончаемое небесное блаженство представляется как главная цель жизненных интересов человека, формирующая его внутренний мир, мнение о ценностях и смысле жизни. Человека, по существу, страшит не смерть, а ее ожидание, мысль о предсмертных страданиях и т. п. «Бояться смерти – все равно, что бояться привидений, бояться того, чего нет», – писал Л. Н. Толстой.

Бертран Рассел писал: «Я знаю, что когда я умру, я сгнию и от моего «Я» ничего не сохранится. Я не молод и люблю жизнь. Но я бы себя презирал, если бы стал дрожать от страха при мысли о смерти».

Французский поэт и драматург Жан Кокто говорит о том, что каждый человек прячет свою смерть куда-нибудь подальше и успокаивает себя всякими выдумками о том, что она всего лишь «аллегорическая фигура, появляющаяся в последнем акте».

Когда 37-летнего А. Эйнштейна, прикованного к постели тяжелой болезнью, спросили, боится ли он смерти, ученый спокойно ответил: «Нет, я так слился со всем живым, что мне безразлично, где в этом бесконечном потоке начинается или кончается чье-либо конкретное существование». Почти через сорок лет, когда он почувствовал приближение смерти, то в своем завещании просил не увековечивать его прах погребением, а развеять по ветру. Могилы А. Эйнштейна нет, он в самом деле как бы соединился со всем живым. [3, с. 29-30, 32, 40]

II. Взгляды античных философов на проблемы смерти и бессмертия

Одной из первых попыток путем философского размышления преодолеть страх смерти было учение Сократа. С его точки зрения, именно под влиянием страха смерть воспринимается как величайшее зло. «Бояться смерти, афиняне, – говорит Сократ, – это не что иное, как приписывать себе мудрость, которой не обладаешь, т. е. возомнить, будто знаешь то, чего не знаешь. Ведь никто не знает ни того, что такое смерть, ни даже того, не есть ли она для человека величайшее из благ, между тем ее боятся, словно знают наверняка, что она величайшее из зол. Но не самое ли позорное невежество – вообразить, будто знаешь то, чего не знаешь?». Афинский мудрец склонен считать, что смерть – это переселение душ «из здешних в другое место». Сократ утверждает: «Если бы смерть была концом всему, она была бы счастливой находкой для других людей: скончавшись, они разом избавлялись бы и от тела и – вместе с душой – от собственной порочности». Сократ развивает вслед за пифагорейцами идею дуализма души и тела, а также идею загробного воздаяния. Он придает особое значение философии в деле нравственного совершенствования человека. По его мнению, занятия философией служат надежным гарантом нравственной чистоты человека, удерживая его от неблаговидных поступков в угоду своему телу. Выполняя очистительную функцию, философия способствует освобождению души от бренного тела, что в конечном счете означает смерть. Поэтому-то Сократ и делает вывод о том, что те, кто подлинно предан философии, заняты, по сути, только одним – умиранием и смертью. Таким образом, следуя Сократу, философские размышления, имеющие целью нравственное очищение человека, убеждают его в бессмертии и освобождают от страха смерти. [16, с. 4]

Идеи Сократа развил Платон. В человеке он различает бессмертную душу и смертное, тленное тело. Душа, по Платону, подобно идее, едина и неделима, тело же, поскольку в него привходит материя, делимо и состоит из частей. Сущность души – не только в ее единстве, но и в ее самодвижении: все, движущее себя само, согласно Платону, бессмертно, тогда как все, что приводится в движение чем-то другим, конечно и смертно.

Тут у Платона возникает затруднение. Если душа едина и неделима, если она есть нечто самостоятельное и нематериальное, то почему же она нуждается в теле? Как связаны между собой тело и душа? Платон утверждает, что человеческая душа состоит как бы из двух «частей»: высшей – разумной, с помощью которой человек созерцает вечный мир идей и которая стремится к благу, и низшей – чувственной. Платон уподобляет разумную душу возничему, а чувственную – двум коням, один из которых благороден, а другой – низок, груб и туп. Здесь телесное начало рассматривается не только как низшее по сравнению с духовным, но и как само по себе злое, отрицательное.

Платон – сторонник переселения душ: после смерти тела душа отделяется от него, чтобы затем – в зависимости от того, насколько добродетельную и праведную жизнь вела она в земном мире, – вновь вселиться в какое-то другое тело (человека или животного). И только самые совершенные души, как считал Платон, совсем оставляют земной, несовершенный мир и остаются в царстве идей. Тело, таким образом, рассматривается как темница души, из которой последняя должна освободиться, а для этого очиститься, подчинив свои чувственные влечения высшему стремлению к благу. А это достигается путем познания идей, которые созерцает разумная душа.

С учением о предсуществовании душ связано представление Платона о познании как припоминании. Еще до своего воплощения в тело душа каждого человека пребывала в сверхчувственном мире и могла созерцать идеи во всем их совершенстве и красоте; поэтому и теперь для нее чувственные явления – лишь повод для того, чтобы прозревать за ними их подлинную сущность, идеи, которые душа тем самым как бы смутно припоминает. Учение о припоминании оказало большое влияние на развитие идеалистической теории познания не только в античности, но и в средние века и в новое время.

Определенные коррективы в платоновское учение о душе внес Аристотель. Считая душу началом жизни, он дает типологию различных «уровней» души, выделяя растительную, животную и разумную души. Низшая душа – растительная – ведает функциями питания, роста и размножения, общими для всех вообще одушевленных существ. У животной души к этим функциям прибавляется ощущение, а вместе с ним и способность желания, т. е. стремление к приятному и избегание неприятности. Разумная же душа, которой обладает из всех животных один лишь человек, помимо перечисленных функций, общих с растениями и животными, наделена высшей из способностей рассуждением и мышлением. Пытаясь разрушить трудность, возникающую у Платона в связи с учением о «трех душах» и вызванную стремлением объяснить возможность бессмертия индивидуальной души, Аристотель приходит к выводу, что в человеке  бессмертен только разум: после смерти тела он сливается с Вселенским разумом.

Аристотелем завершается классический период в развитии греческой философии. Если прежние этические учения видели главное средство совершенствования индивида в его включенности в общественное целое, то теперь, напротив, философы считают условием добродетельной и счастливой жизни освобождение человека от власти внешнего мира. Такова уже в значительной мере установка школа стоиков, а особенно эпикурейцев. [6, с. 108-109, 112]

Цель рассуждений Эпикура о смерти состоит в том, чтобы освободить человека от страха перед ней, но в отличие от Платона он отвергал бессмертие души. Душа, как и тело, подвержена уничтожению. Уничтожаясь же, душа и тело теряют способность к ощущению. Поэтому смерть для человека – ничто: «…самое ужасное и зол, смерь, не имеет к нам никакого отношения; когда мы есть, то смерти еще нет, а когда смерть наступает, то нас уже нет». Сознание того, что душа есть лишь временное соединение атомов, а смерть есть ничто, освобождает человека от страхов, препятствующих его счастью. Отсутствие бессмертия делает невозможным страшившее человека загробное существование в царстве теней Аида и необходимо ориентирует человека на земную жизнь с ее духовными и телесными радостями и благами. Как видно, в отличие от Сократа и Платона смерть у Эпикура не получает положительной оценки. Жизнь, а не смерь является величайшим благом, которым следует дорожить, и надо стремиться прожить достойно, чтобы служить также залогом безмятежного конца: «…умение хорошо жить и хорошо умереть – это одна и та же наука».

Двумя веками позже идеи Эпикура были воспроизведены на римской почве в поэме Лукреция «О природе вещей». Концептуальные взгляды Эпикура и Лукреция относительно смерти по существу идентичны. Однако в одном пункте заметно существенное различие. Оно касается оценки жизни и смерти. У Лукреция смерть выступает как удел не только всякого существа, но и самой жизни, вселенной в целом, тем самым приобретая космический характер. Социально-политический кризис конца Римской республики изменил положение индивида в обществе, его мировоззрение и мироощущение. Былое единство римского народа было нарушено политическими интригами, гражданскими войнами, восстаниями рабов. Круг интересов свободных римских граждан, ранее связанный с делами государства, теперь все более замыкался на вопросах частной жизни. В этих условиях положение становится крайне шатким. Они к тому же лишались столь характерных для классической античности социальных гарантий неприкосновенности личности, ее достоинства. Перед римским гражданином периода конца республики и начала империи, который в любую минуту мог лишиться своего состояния, положения в обществе, самой жизни, остро встали проблемы, как в этих условиях сохранить «мужество, достоинство и самоуважение, по исконно античным представлениям отличавших благородного и свободнорожденного гражданина от варвара и раба». [19, с. 93] В поисках ответа на эти вопросы римский гражданин обращается к философским учениям, прежде всего к стоицизму.

Для римского стоицизма (Сенека, Эпиктет, Марк Аврелий) характерно понимание философии как искусства правильной жизни и смерти (умирания). Философия стоиков по существу сводилась к морализирующей этике, что во многом определялось социальными условиями, в которых жили эти философы. Это обстоятельство не могло не отразиться на характере решения проблемы жизни и смерти, которая в римском стоицизме является одной из основных.

В отличие от Платона или Эпикура у Сенеки трудно вычислить четкую концепцию в понимании смерти. Это обусловлено тем, что римский стоик не придает решающего значения теоретическим аргументам в борьбе со страхом смерти. Они для него имеют второстепенное значение. Пафос его сочинений в другом. Сенека стремится выработать презрение к смерти, апеллируя моральному сознанию индивида, к чувству человеческого достоинства. Страх смерти, согласно Сенеке, есть оборотная сторона любви к жизни. Чтобы уменьшить страх смерти, не нужно стремиться избавиться от любви к жизни, но убивать ее силу необходимо. Окончательно же страх смерти можно подавить философскими размышлениями: «Размышляй о смерти! – кто говорит так, тот велит размышлять о свободе. Кто научился смерти, тот разучился быть рабом». Учиться смерти – это значит путем размышлений вырабатывать у себя такую установку, чтобы в любой момент быть готовым хладнокровно, спокойно принять свою смерть, без тени страха и отчаяния. «Чтобы жить достойно, – пишет Е. М. Штаерман, – надо побороть страх смерти. Сенеку, как и Тацита, восхищает смерть как уход от представлявшегося возможным компромисса. Тот, кто встретит смерть так достойно, как Сократ, Катон или Цицерон, сделает шаг к бессмертию». [19, с. 249] Таков идеал Сенеки.

Философскую традицию Сенеки продолжил Эпиктет, для которого моральные аргументы также являются решающими. Однако он придал им строгое логическое обоснование. По мнению Эпиктета смерть – это не благо и не зло, а безразличное, поскольку она не зависит от человека и свободы его воли; суть всех зол, неблагородства и малодушия у человека это не смерть, а скорее страх смерти, поскольку он зависит от свободы воли: человек волен либо бояться смерти, либо презирать ее, либо быть к ней равнодушным и т. д. Поэтому Эпиктет призывает бороться не со смертью, которая неизбежна и может прийти в любой момент, а со страхом смерти: «Так вот, против него ты упражняйся, сюда пусть будут направлены все рассуждения, упражнения, чтения, и ты узнаешь, что только так люди становятся свободными». [4, с. 249]

Пессимизм и обреченность, скрытые в недрах учения Сенеки и Эпиктета, сделались явными в учении Марка Аврелия. «Философия Марка Аврелия, – указывает Лосев А. Ф., – возникла из чувства полной беспомощности, ничтожества и покинутости человека, доходящей до совершенного отчаяния и безысходности. Сознание собственной слабости, беспомощности и ничтожества проявляется у императора Марка Аврелия, пожалуй, еще сильнее и острее, чем у раба Эпиктета». [9, с. 329] Как и предыдущие стоики, Марк Аврелий мало внимания уделяет вопросу о сущности смерти, проблеме бессмертия, хотя и имеет о них свое понимание: смерть у него предстает как слияние человеческого духа с бессмертным мировым разумом. В его рассуждениях также преобладают аргументы морального порядка. Правда, морализм Марка Аврелия окрашен в мрачные тона: «Простое, но действенное средство для того, чтобы научиться презирать смерть – это воскрешать в памяти тех, кто жадно цеплялся за жизнь. Чем им лучше, нежели умершим преждевременно?».

Сколько бы ни различались по своему содержанию рассмотренные философские учения, все они принадлежат одной греко-римской традиции, которая ко II в. н. э. исчерпала свои возможности и уступила место новой традиции – христианской. Переход от античного, языческого мировоззрения к христианскому был обусловлен глубоким кризисом и упадком, поразившим все стороны рабовладельческого общества: экономику, нравы, идеологию. Ф. Энгельс так описывал положение, в котором оказался античный индивид: «Настоящее невыносимо; будущее, пожалуй, еще более грозно. Никакого выхода. Отчаяние или поиски спасения в самом пошлом чувственном наслаждении, по крайней мере, со стороны тех, которые могли себе это позволить, но таких было незначительное меньшинство. Для остальных не оставалось ничего, кроме тупой покорности перед неизбежным. Но во всех классах должно было быть известное количество людей, которые, отчаявшись в материальном освобождении, искали взамен него освобождения духовного, утешения в сознании, которое спасло бы их от полного отчаяния. Этого утешения не могла дать ни стоическая философия, ни школа Эпикура… Для того, чтобы дать утешение, нужно было заменить не утраченную философию, а утраченную религию». [10, с. 312-313] Роль такого утешителя сыграло христианство, получившее широкое распространение среди различных слоев римского общества. Христианизация римского мира означала не просто усвоение новой религии, но перестройку мировоззрения, всего образа жизни людей, т. е. радикальную смену культурных традиций. Разумеется, это отразилось и на восприятии и понимании смерти и бессмертия

III. Философия Возрождения о смерти и бессмертии

Христианская доктрина не только удерживала в течение долгих веков монополию в решении проблемы жизни и смерти, она также оказала огромное влияние на осмысление этой проблемы в последующие эпохи в европейской философии, которое либо шло в русле христианских идей, либо выступало как политика их преодоления.

На закате средневековья и в эпоху Возрождения складывается другая ситуация: «Меняется традиционное соотношение  представлений о жизни, по новому начинает строиться связь Земли и Неба. Гуманизм Возрождения, осмысливавший явления жизни, отражает это нарушенное равновесие – симптом кризиса средневекового мировоззрения. В Италии XIV – XV вв. кризис традиционных воззрений усугубляется чумой, частыми войнами. В гуманистической переписке тема смерти и утешений по поводу ее – одна из самых распространенных». [14, с. 80] В основе этих изменений лежат причины материального порядка. Благодаря росту городов, развитию торговли, мореплавания и т. д., т. е. с расширением социальной практики, происходит секуляризация отдельных сторон жизни общества и человека, что находит соответствующее отражение в сознании людей. В этих условиях возрастает чувство ценности земной жизни, одновременно сочетающееся с обострением сознания конечности человеческого существования. «Позитивное отношение к жизни, оценка смерти естественного зла нарушает традиционное равновесие этих понятий, свойственное средневековому мировоззрению, приводят к беспокойному отношению к смерти как к уничтожению. В гуманистической литературе делаются попытки преодоления страха смерти, возникает пристальный интерес к бессмертию». [14, с. 96]

Осмысление проблемы жизни и смерти в эпоху Ренессанса осуществлялось в форме синтеза христианских и античных идей или как преодоление первых на основе обращения к культурному наследию древней Эллады и Рима. Наметившееся в раннегуманистическом сознании активное отношение к судьбе, желание самостоятельно решать жизненные коллизии в период позднего Возрождения трансформировалось у отдельных мыслителей в стремление преодолеть религиозное, христианское мировоззрение. Особенно ярко это проявилось в творчестве Монтеня.

Монтень в своих «Опытах» предстает как тонкий наблюдатель жизни и знаток человеческой души. В поисках приемлемого решения проблемы жизни и смерти он обращается к античному наследию. Если в первой книге он восхищается самоубийством Катона, видя в этом поступке проявление особого мужества и героизма, то в последующих разделах своей работы он осуждает подобный способ разрешения жизненных проблем: «Спрятаться в яме под крышкой гроба, чтобы избежать ударов судьбы, - таков удел трусости, а не добродетели. Добродетель не прерывает своего пути, какая бы гроза над ней не бушевала». [12, с. 310] За этой, казалось бы, чисто моральной оценкой самоубийства скрывается особое отношение Монтеня к жизни: «Презрение к жизни – нелепое чувство, ибо в конечном счете, она все, что у нас есть, она – все наше бытие». [12, с. 311]

Здесь Монтень предстает как мыслитель, отвергающий загробное существование. Французский философ разрушает представление о том, будто идея бессмертия является для всех людей гарантом спокойного существования: «Если бы мы относились к велики обещаниям вечного блаженства с таким же уважением, как к философским рассуждениям, то мы не испытывали бы того страха перед смертью, который владеет нами». [12, с. 385] Монтень подмечает многообразие в отношении к смерти, проявляемое людьми, и приходит к убеждению, что отношение к смерти во многом зависит от обычаев, бытующих в обществе. Он обнаруживает, что более спокойное отношение к смерти проявляют простые люди. Крестьяне думают о ней только тогда, когда приходит пора умирать, а умирают они так, словно выполняют привычное дело, без душевных мук и терзаний. Причиной такого отношения является не глупость и необразованность крестьян, а то, что для них смерть есть естественное событие. Питаясь народной практической мудростью, Монтень формулирует свое понимание смерти и выражает отношение к ней. Оно отличается реализмом и оптимизмом. Монтень хорошо осознает, что смерть есть «большая и важная часть нашего бытия», и нельзя, даже вредно закрывать на нее глаза. В отличие от стоиков он провозглашает: «Но я остаюсь при том мнении, что смерть действительно конец, однако не венец жизни». [12, с. 30] Счастье человеческое состоит вовсе не в том, , чтобы хорошо умереть, а в том, чтобы хорошо жить. Именно в полнокровной жизни со всеми ее радостями и заботами, жизни, наполненной высоким нравственным содержанием, и кроится разгадка смерти. «Сосредоточьтесь мыслями, и в самом себе обретете вы доводы против страха смерти, доводы истинные и наиболее способные послужить вам в нужде: именно благодаря им простой крестьянин, да и целые народы умирают столь же мужественно, как философы. Разве для того, чтобы примириться со смертью, мне необходимо прочесть «Тускуланские беседы»?». [12, с. 241] «Если мы не сумели по настоящему жить, – продолжает Монтень, – несправедливо учить нас смерти и усложнять нам конец всего. Если же мы способны были прожить свою жизнь стойко и спокойно, то сумеем и умереть точно также». [12, с. 252]

Кризис христианско-католического мировоззрения вылился не только в Ренессанс, но и в Реформацию. Если для итальянских гуманистов и Монтеня характерно стремление преодолеть католическое мировоззрение посредством обращения к античному наследию, то протестантские реформаторы пытаются достигнуть этой цели путем возрождения раннехристианского иррационализма. В отличие от католицизма, где спасение души достигается благодаря усилиям самого «спасаемого», его близких, действиями священнослужителей, в протестантизме «достижение спасения объективно бесконечно сложно, субъективно же – предельно просто. Надо «просто» поверить, что Иисус Христос умер за тебя и спас тебя…». [17, с. 576] Протестантская традиция и философский рационализм, наиболее ярко проявившийся в эпоху Просвещения с его верой в торжество человеческого разума, прогресс и гуманизм доминировали в осмыслении проблемы жизни и смерти в философии XVII – XVIII вв. Оба эти учения выступали в качестве идеологических форм выражение позиции восходящей буржуазии, которой была присуща установка на активную деятельность, предпринимательство, на решение реальных, земных проблем. [16, с. 11-13]

IV. Смерть и бессмертие в философии XIX – XX вв.

Философский рационализм и идеалы Просвещения пережили глубокий кризис в п. п. XIX в. Он имел в своей основе объективные причины: сформировавшийся в Европе капитализм породил такие социальные явления, как экономические кризисы, безработицу, массовые выступления пролетариата, которые противоречили первоначальным лозунгам буржуазии о гармоничном обществе и оказались недоступными для понимания в рамках традиционного буржуазного мышления. На этой почве в философии зарождаются иррационалистические течения, для которых характерно повышенное внимание к смерти. Пионером этой традиции выступил А. Шопенгауэр.

Для Шопенгауэра мир как макрокосм и человек как микрокосм выступают как единство воли (некоей безличной силы, лежащей в основе всего сущего) и представления, т. е. проявление слепой воли в сознании субъекта. В человеке воля проявляется как воля (хотение) к жизни, оборотную сторону которой составляет страх смерти. С точки зрения Шопенгауэра, главная ошибка предшествовавшей философии состояла в том, что философы «во все времена метко и основательно доказывали, что смерть не есть зло или беда, и все-таки страха смерти ничем не поколебали, потому что он коренится не в познании, а единственно в воле». По Шопенгауэру, жизнь есть непрерывно задерживаемое умирание, вечная борьба со смертью, которая, в конце концов, неизбежно побеждает, и хотение жить, подобно проклятию, висит над человеком, причем порок – сильнейшая степень этого хотения, а добродетель – слабейшая. Потому-то злые люди боятся смерти сильнее, чем добрые. Смерть не только разрешает роковое противоречие жизни, но она есть также «момент освобождения от односторонности индивидуальности, которая не составляет внутреннего зерна нашего существа, а скорее должна быть понимаема как некоторый род заблуждения этого существа. Истинная первоначальная свобода опять наступает в момент смерти… (водворение в прежнее состояние)». Шопенгауэр приходит к выводу, что человек через аскезу должен стремиться погасить в себе волю к жизни и, в конце концов, чтобы не жить в наихудшем, по его мнению, из миров, полном несчастий и страданий, слиться через смерть с мировой Волей. Таким образом, философия Шопенгауэра представляет собой разновидность пессимизма, решающего проблему жизни и смерти в пользу смерти.

Двадцатый век окончательно развеял иллюзии буржуазных гуманистов XVII – XVIII вв. На его счету оказались две разрушительные мировые войны. Широкие народные массы испытывали бедствия не только в годы войн, но и в мирное время, в периоды экономических кризисов, принимавших особенно угрожающие размеры. Многочисленные испытания и невзгоды выпадали на долю рабочего класса, средних слоев, буржуазию и интеллигенцию. Воспитанная в старых буржуазных традициях, эта часть населения капиталистических стран воспринимала данные социальные катаклизмы в качестве симптомов глобальной трагедии. На этой социальной почве возник экзистенциализм – учение, выразившее мироощущение рядового индивида. [16, с. 15-16]

Лейтмотивом этих представлений стал пессимистический вывод, что жизнь есть бесконечное повторение того, чему лучше было бы вовсе не быть, что цель ее не в счастье, а в страдании, а следовательно смерть оказывается главной ее истиной, по крайней мере для человека, способного предвидеть и ожидать ее. Жизнь с этой точки зрения бессмысленна.

Несмотря на различия, порой весьма существенные, между рассмотренными философскими концепциями жизни и смерти, их объединяет то, что все они в решении этой проблемы не исходят из социальной сущности человека, а остаются в рамках натуралистического или религиозно-идеалистического понимания. Причем если в одних учениях это происходит непроизвольно, то, например, в экзистенциализме имеет место сознательное противопоставление индивида и общества. По словам Р. М. Габитовой, «…Проблема смерти в философии, – это, конечно, не биологическая проблема, но и не проблема онтологическая. Она как философская проблема лежит полностью в сфере социального». [7, с. 97]

Характер восприятия человеческого существования коренится не в антропологической форме человека, а в его социальном бытии, в характере связи человека с социальным целым. Не об этом ли говорит сама история развития проблемы жизни и смерти в философии и этике, где прослеживается определенная закономерность: усиление к ней интереса идет, как правило, параллельно со смещением центра философских исследований с общефилософских проблем на антропологические и этические. В свою очередь, оба эти явления наблюдаются преимущественно в перемене природы человеческой истории, когда происходит процесс ломки традиционных идеалов и культурных ценностей. Данное обстоятельство свидетельствует о том, что обращение философов к проблеме жизни и смерти не является исключительно следствием их профессиональной любознательности, а имеет в своей основе определенные социальные причины. Следовательно, и сама эта проблема не является чисто теоретической, а скорее, социальной, практической проблемой, непосредственно обнаруживающей себя в сфере морали, точнее, в моральном сознании индивидов в форме переживаний. Не исключая совершенно когнитивного, познавательного содержания проблемы жизни и смерти, можно считать, что в главном, определяющем эта проблема ценностная. В пользу подобного вывода свидетельствует то, что философской рефлексии здесь так или иначе предшествует моральная оценка жизни и смерти. [16, с. 15-16]

Использованные источники:

1. Атеистический словарь. – М.: Изд-во «Политическая литература», 1989 г.

2. Баландин Р. К. – Жизнь, смерть, бессмертие? – М.: Изд-во «Знание», 1992 г.

3. Бердышев Г. Д. –  Реальность долголетия или иллюзия смерти. – К.: Изд-во Политической литературы Украины, 1989 г.

4. Беседы Эпиктета (пер. Таротяна Г. А.) // Вестник древней истории, 1976 г., №1

5. Братский вестник, 1964 г., №5

6. Введение в философию. – М.: Изд-во «Политической литературы», т. 1, 1990 г.

7. Габитова Р. М. – Человек и общество в немецком экзистенциализме. – М.: Изд-во «Наука», 1972 г.

8. Краткая медицинская энциклопедия. – М.: Изд-во «Советская энциклопедия», 1990 г.

9. Лосев А. Ф. – Эллинистически-римская эстетика. – М.: Изд-во Моск. ун-та, 1979 г.

10. Маркс К., Энгельс Ф. – Соч., т. 19

11. Маркс К., Энгельс Ф. – Соч., т. 20

12. Монтень М. – Опыты. Кн. 1-2 – М.: Изд-во «Наука», 1979 г.

13. Моуди. – Жизнь после смерти. – М.: Изд-во «Политическая литература», 1991 г.

14. Ревякина Н. В. – Проблемы человека в итальянском гуманизме вт. п. XIV – п. п. XV вв. – М.: Изд-во «Наука», 1977 г.

15. Роберт Д. Г. – Мифы и легенды Древнего Двуречья. – М.: Изд-во «Наука», 1965 г.

16. Сабиров В. Ш. – Этический анализ проблемы жизни и смерти. – М.: Изд-во «Знание», 1987 г.

17. Спиноза. Этика // Избранные произведения. – М.: Изд-во «Государственное издательство политической литературы», 1957 г.

18. Токарев С. А. – Религия в истории народов мира. – М.: Изд-во «Политиздат», 1965 г.

19. Штаерман Е. М. – Кризис античной культуры. – М.: Изд-во «Наука», 1975 г.

Краткое описание документа:

Содержание:

Введение

I. Философия религиозного мировоззрения по вопросам смерти и бессмертия человека.

II. Взгляды античных философов на проблемы смерти и

бессмертия.

III. Философия Возрождения о смерти и бессмертии.

IV. Смерть и бессмертие в философии XIX–XX вв.

На что похожа смерть?

Этот вопрос человечество задает себе с момента своего возникновения.

Однако, несмотря на обширный интерес, несомненно и то, что для большинства из нас трудно говорить о смерти. Здесь есть, по крайней мере, две причины. Одна из них в основном психологического или культурного характера. Сама тема смерти – табу. Мы чувствуем, хотя бы косвенно, что неизбежно становимся перед перспективой нашей собственной смерти. Картина ее как бы приближается к нам и делается более реальной и осязаемой.