Статья "Дуэль в творчестве А.С Пушкина и М.Ю Лермонтова"

«ДУЭЛЬ В ТВОРЧЕСТВЕ А.ПУШКИНА И М.ЛЕРМОНТОВА»

Малейко Марина Валерьевна

 ФГКОУ «Северо-Кавказское суворовское военное училище Министерства обороны Российской Федерации», г. Владикавказ.

Дуэль – это, как известно, поединок между двумя людьми по строгим правилам, описанным так называемым дуэльным кодексом. Цель дуэли - удовлетворить желание одного из участников восстановить справедливость и защитить свою честь на максимально честных и справедливых условиях.

В настоящее время дуэль запрещена  в большинстве стран мира законодательно.

Максимально нужным в процессе изучения дуэли является понимание того, что такое дуэльный кодекс. Так называется свод правил, детально описывающих нормы вызова на дуэль, возможные причины поединков, разновидности дуэлей, порядок деятельности секундантов, правила принятия и отклонения вызова, нормы подготовки и проведения самой дуэли. Также в дуэльном кодексе определяется допустимое поведение участников.

Первый известный дуэльный кодекс был опубликован графом де Шатовильяром в 1836 году во Франции. В России был распространен дуэльный кодекс Дурасова, появившийся в 1812 г. Все известные версии дуэльных кодексов были не официальными документами, а наборами рекомендаций для участников дуэлей. Опытных в дульном деле людей именовали бретёрами. Дуэльный кодекс всегда был хорошо знаком всем дворянам [9].

До XVIII века главным видом дуэльного оружия было холодное (рапиры, шпаги, кинжалы и так далее). Но с XVIII века, когда стало понятно, что огнестрельное оружие предоставляет возможность уравнять шансы соперников (в практическом применении холодного оружия имеет значение рост, вес, сила рук человека, который им пользуется), дуэлянты практически повсеместно перешли на пистолеты. Их делали парными, абсолютно идентичными. Отличались такие пистолеты только цифрами 1 и 2 на стволе.

Отношение к дуэлям может быть разным. И в исторической науке существует два наиболее интересных подхода. Первый связан с пониманием дуэли как романтического явления, как  попытки защитить дворянином свою честь (этот взгляд представлен в книге Я.Гордина) [1]. Второй тип отношения к дуэли рассматривает данное явление как акт агрессии, даже убийство одного человека другим. Данная позиция представлена в книге исследовательницы И.Рейфман (США) [4].

История русской дуэли напрямую связана с дворянским сословием. Как считает один из самых известных и скрупулезных исследователей дуэлей Яков Аркадьевич Гордин: "История русской дуэли 18-19 веков - это история человеческих трагедий, мучительных смертей, высоких порывов и нравственных падений " [1].

В 19 веке дуэли были самым модным и эффективным способом решения проблем, связанных с защитой чести и достоинства офицеров. В 1812 г., когда шла Отечественная война, количество дуэлей резко сократилось, но после ее окончания и не без участия декабристов дуэль снова приобрела ореол благородства и стала максимально романтическим явлением, без которого трудно представить себе пушкинскую и лермонтовскую эпохи.

В России поединки были гораздо более жестокими, чем в Европе. Смертельных случаев в Европе практически не зафиксировано, в России же поединки, заканчивавшиеся трагически, происходили постоянно. В Европе минимальной дистанцией между дуэлянтами была дистанция в 15 шагов, в России – 8-10 шагов. Известен случай, когда соперники договорились стрелять друг в друга с трех шагов. Русские погибали десятками, если не сотнями.

Официально дуэли были запрещены, дуэлянты приравнивались к самоубийцам. Хоронить их в церковной ограде было нельзя.

Если можно говорить о расцвете такого явления, как дуэль, то длился этот расцвет примерно 50 лет. Россия погрязла в трагических исходах поединков, все это крайне отрицательно отразилось на русской культуре. Достаточно вспомнить гибель Пушкина и Лермонтова, чтобы доказать губительную силу поединков. Однако популярность их не снижалась достаточно долго, пока не были приняты государственные меры по сокращению количества дуэлей. И все-таки дуэль как факт защиты чести и достоинства благородного человека продолжает будоражить умы романтически настроенных людей.

Я.Гордин считает, что А.Пушкин был «одним из самых известных в свою эпоху теоретиков и практиков дуэли» [1]. После гибели Александра Сергеевича началось разложение того типа культуры, для которого поединки были органичны, а Пушкин был практически последним представителем эпохи, продолжающей вызывать восторг в том числе и потому, что яркой составляющей этого периода российской истории была дуэль [1].

Пушкин специально заказал знаменитый посох, залитый изнутри свинцом, чтобы тренировать руку. Он любил и умел стрелять, попадал с десяти шагов в пиковый туз, держал себя в форме. Екатерина Андреевна Карамзина писала Вяземскому: "У Пушкина каждый день дуэли" [4]. Безусловно, близкий друг Пушкина, Екатерина Андреевна, шутила, но достоверно известно, что А.Пушкин на самом деле был участником и даже вдохновителем огромного числа поединков, поводы для которых иногда носили совершенно пустяковый характер. Он злился, если секунданты пытались уладить дело миром. Биографы Пушкина говорят, что особенно богат на дуэли был кишиневский период в жизни Пушкина, куда его сослали за дерзкие стихи.

В письмах к друзьям Пушкин многократно обращается к теме дуэлей и говорит, что дворянин не имеет права уклоняться от поединка ни при каких обстоятельствах. Тут нельзя не вспомнить историю с Онегиным и Ленским. И еще Александр Сергеевич считал недопустимым вмешательство в дуэль женщин, друзей или государства [3]. В воспоминаниях современников неоднократно замечено, что поэт позволял себе стрелять в воздух только тогда, когда противник уже сделал свой выстрел, что говорит о невероятной смелости и столь же невероятном благородстве поэта.

В творчестве Александра Сергеевича есть  несколько дуэльных эпизодов, но самый известный – поединок Онегина и Ленского.

Для тех, кто знает правила дуэльных поединков, очевидно, что Онегин совершенно точно и однозначно дуэли не хотел. В день, на который был назначен поединок,  Онегин долго и глубоко спит, не переживая ни о чем, не впадая в бессонницу от раздумий. Можно сказать, что он абсолютно спокоен.

Пушкинский герой, чьим именем назван роман в стихах, дважды нарушает дуэльный кодекс. Оба нарушения значительны и заметны человеку, знакомому с кодексом проведения поединков. Первое нарушение – опоздание. Сборы героя к месту дуэли описаны А.Пушкиным так, что становится совершенно очевидно, как Евгений торопился ("поскорей звонит", "вбегает к нему слуга", Онегин "спешит одеваться", сани "летят на мельницу", герой со своим слугой "примчались"). Но торопиться Евгению пришлось именно потому, что он заранее не побеспокоился о приготовлениях к дуэли, не удосужился попросить слуг вовремя себя разбудить.

Второе нарушение еще более страшное: Онегин не нашел себе секунданта. Он предложил побыть секундантом на поединке своему слуге, французу Гильо, хотя тот не является дворянином. Люди недворянского происхождения в дуэлях участвовать, согласно кодексу, не могли. Зная, что этот факт может стать проблемой, Онегин своего секунданта оправдывает: "Хоть человек он неизвестный, но, уж конечно, малый честный". Загорецкий, секундант Ленского, в ответ на эту реплику, «закусил губу», что выдает в нем знатока дуэльных правил.

Зарецкий берет на себя руководство процессом дуэли, отмеряет "с точностью отменной" тридцать два шага (кстати, это сравнительно мягкие дуэльные условия для России первой половины XIX века), разводит участников "по крайний след", то есть на рубежи, потом дает команду сходиться.

Зарецкий – важный персонаж для Пушкина. Его можно назвать зачинщиком мероприятия, подстрекателем, бретёром, поэтому именно он крайне болезненно переживает по поводу несоблюдения дуэльных правил. Пушкин называет Зарецкого классиком и педантом в дуэлях.

Судя по тому, как в романе «Евгений Онегин» описана подготовка оружия к стрельбе, А.Пушкин был лично, на ощупь, очень близко знаком с этим процессом. Факты биографии Александра Сергеевича не оставляют сомнений в этом. Сначала пистолеты блеснули, так как их достали из коробки, потом молоток ударился о шомпол, пули погрузились в ствол, и курок щелкнул в первый раз. Дальше порох серой струей посыпался на полку (видимо, это какая-то деталь пистолета), а надежно завинченный кремень был взведен во второй раз [5].

Оба противника не показывают своего волнения. И если в случае с Онегиным это вполне ожидаемо, то Ленский, по всей вероятности, проявил немало мужества, скрывая свои чувства. Пушкин называет их шаги к барьеру "смертными ступенями". Выстрел прозвучал на пятом шаге. Он оказался для Ленского роковым.

Необходимо отметить два важных момента. Один – это то, что называют эффектом первого прочтения. Человек, который обращается к тесту романа впервые, конечно, переживает несравнимо ярче эпизод дуэли. Тот, кто уже знает, что Ленский погиб, не испытывает ужас, который был, скорее всего, предусмотрен Пушкиным. Поэт сумел сменить скорость описываемого эпизода: Онегин стал первый "тихо подымать" пистолет, Ленский, "жмуря левый глаз, стал также целить"… И вдруг, через многоточие, происходит непоправимое: гибель героя.

…………………Поэт

Роняет молча пистолет,

На грудь кладет тихонько руку

И падает. Туманный взор

Изображает смерть, не муку [5].

Второе замечание связано с отсутствием ответа на вопрос, почему Онегин не стал стрелять в воздух и почему он выстрелил первым.

Заканчивается эпизод дуэли в романе динамично, как и начинается. А.Пушкин использует слова, связанные со скоростью происходящего: "спешит", "мгновенно".

После этого внимание Александра Сергеевича переключается не на оставшегося в живых Онегина, а на погибшего Ленского, будто автор прощается с любимым героем. Умирание молодого человека сопоставляется с тем, как "медленно по скату гор, на солнце искрами блистая, спадает глыба снеговая"; с "увяданием на утренней заре" под влиянием бури "прекрасного цвета", с потухшим на алтаре огнем.

Смерть юноши напоминает Пушкину "опустелый" дом, в котором все затихло и потемнело, в котором закрыты ставни, окна забелены мелом, а хозяйка исчезла, ее местонахождение неизвестно, и след ее пропал [5].

Подробно описанный нами эпизод похож на сценарий, поэтапно показывающий, как должен работать оператор. Современные критики называют такой прием кинематографичностью. Это налицо! А.Пушкин описывает место действия, время действия, подробно останавливается на портретах и позах участников. Но главное в том, что поэт то замедляет, то ускоряет ход событий, что возможно адекватно передать только в кино. А во времена Пушкина таких возможностей не существовало, конечно. И даже смена панорамного плана на крупный, например, приближение взгляда читателя к дымящейся ране под грудью у Ленского [5], свидетельствует о том, что Александр Сергеевич видел все внутренним взором именно так, как описал: объемно, как в кино.

Известно, что сам А.Пушкин в ходе подготовки к роковой дуэли с Дантесом предложил сопернику самому найти ему, Александру Сергеевичу, секунданта. Он сказал, что это может быть даже лакей, то есть был готов повторить судьбу своего героя. Похоже на то, что к ритуальной стороне дуэлей, подробно расписанной в дуэльных кодексах, Пушкин относился весьма равнодушно. Об этом пишет и Я.Гордин: "Для А.Пушкина в дуэли главным были суть и результат, а не обряды. Всматриваясь в бушевавшую вокруг дуэльную стихию, он ориентировался на русскую дуэль в ее типическом, а не ритуально-светском варианте" [1].

Современный читатель сомневается в благородстве поведения Онегина, думая, что он мог бы помириться с Ленским. Однако современники Пушкина ни разу не высказали подобных сомнений, им было явно достаточно тех объяснений, которые Пушкин предложил в романе. Почему? А дело в том, что поводом для поединка могло быть даже менее яркое и выразительное событие, например, рядовая бытовая ссора, не совсем вовремя сказанное слово, двусмысленный жест.

В "Капитанской дочке" (1836 г.) отчетливо просматривается ироническое отношение автора к поединку, что видно в эпиграфе из Княжника: "Ин изволь? и стань же в позитуру. Посмотришь, проколю как я твою фигуру!" [6]

Дуэльная ситуация начинается с очень потешных стихов, написанных якобы Гриневым:

Ты, узнав мои напасти, // Сжалься Маша, надо мной,

Зря меня в сей лютой страсти,// И что я пленен тобой [6].

Дальше дуэльная хроника имеет продолжение в эпизоде, который тоже вызывает улыбку.  Гринев отправился к Ивану Игнатьевичу и застал его за шитьем, с иголкой в руках: он нанизывал на нитку грибы для сушки по поручению жены коменданта. По всему понятно, что именно она руководит жизнью крепости так, как умеет: по-женски. Иван Игнатьевич поинтересовался причиной визита, и Гринев коротко объяснил ему, почему поссорился со Швабриным и почему просит Ивана Игнатьевича стать его секундантом. Тот, как сказано у Пушкина, слушал молодого человека, «вытараща… свой единственный глаз» [6] . И дальше пожилой вояка по-своему, как он это понимает, объясняет суть дуэли: «Вы изволите говорить…что хотите Алексея Иваныча заколоть и желаете, чтоб я при том был свидетелем?» [6]. И дальше последовали уговоры не принимать во внимание случившуюся ссору, потому что «брань на вороту не виснет: он вас побранил, а вы его выругайте; он вас в рыло, а вы его в ухо, … а мы вас уж помирим» [6].  Наивность Ивана Игнатьича преподнесена Пушкиным с большою любовью, но все-таки иронично: он считает, что заколоть человека – беда, но еще было бы хорошо, если бы Гринев заколол Швабрина, а ведь может случиться все наоборот.

Иван Игнатьич, приглашенный быть секундантом, вместо согласия принять участие в действии, которое по определению должно быть благородным, принимает решение, что лучшей формой поведения с его стороны может стать сообщение коменданту крепости о том, что "в фортеции умышляется злодействие".

Швабрин и Гринев решили драться на шпагах и без секундантов. Но Иван Игнатьич даже этому смог помешать: он донес на «злоумышленников» жене коменданта, поэтому дуэль не просто не состоялась, а даже не успела начаться: "В эту минуту из-за скирда вдруг появился Иван Игнатьич и человек пять инвалидов. Он потребовал нас к коменданту. Мы повиновались с досадою, солдаты нас окружили, и мы отправились в крепость вслед за Иваном Игнатьичем, который вел нас в торжестве, шагая с удивительной важностию" [6]. Процессия описана как  слишком торжественная и важная, поэтому она выглядит достаточно комично. Ирония умножается в связи с тем, что все "следственные" мероприятия, в том числе и произнесение приговора, А.Пушкин "перекладывает" на Василису Егоровну, а оружие у дуэлянтов приходится отнимать крепостной Палашке. Василиса Егоровна успевает параллельно отчитать своего мужа за нерешительность. И все-таки дуэль возобновилась на следующий день. Она описана кратко: "Мы отправились молча. Спустясь по крутой тропинке, мы остановились у самой реки и обнажили шпаги. Швабрин был искуснее меня, но я сильнее и смелее, и monsieur Бопре, бывший некогда солдатом, дал мне несколько уроков в фехтовании, которыми я и воспользовался. Швабрин не ожидал найти во мне столь опасного противника. Долго мы не могли сделать друг другу никакого вреда; наконец, приметя, что Швабрин ослабевает, я стал с живостью на него наступать и загнал его почти в самую реку. Вдруг услышал я свое имя, громко произнесенное. Я оглянулся и увидел Савельича, сбегающего ко мне по нагорной тропинке… В это самое время меня сильно кольнуло в грудь пониже правого плеча; я упал и лишился чувств" [5].

Швабрин ведет себя крайне подло: он наносит удар в тот момент, когда Гринев отвлекается  на происходящие помимо дуэли обстоятельства.

Очень интересно найти ответ на вопрос о том, почему А.Пушкин, который, как сказано выше, очень серьезно и даже трепетно относился к дуэлям, смеется над этим явлением и его участниками в «Капитанской дочке».  А все дело в том, что читатель повести сталкивается в тексте Пушкина с двумя поколениями дворян: младшие относятся к дуэли всерьез, а старшие еще не воспринимают дуэль как обязательную часть дворянской жизни. Для людей ХVIII века, которые были скорее рационалистами, чем романтиками, она представляется нелепой глупостью. Зачем рисковать жизнью, если можно этого не делать?

Показательны размышления о дуэли молодой провинциальной девушки Марьи Ивановны: "Как мужчины странны! За одно слово, о котором через неделю верно б они позабыли, они готовы резаться и жертвовать не только жизнию, но и совестию и благополучием тех, которые…" [6].

Пушкин всегда подчеркивал, что женщинам необходимо держаться от дуэлей подальше, потому что их отношение к этому явлению крайне негативное. В романе «Евгений Онегин» подчеркнуто, что Татьяна не в состоянии предотвратить дуэль. Поэт напоминает, что Татьяна ничего не знала о предстоящем мероприятии, а если бы знала, что Ленский и Евгений будут сражаться, то ее любовь смогла бы соединить друзей и предотвратить несчастье.

В реальной жизни Пушкин тоже последовательно придерживался мнения о необходимости держать дуэльные замыслы в тайне от женщин. "Согласно позднему рассказу Данзаса, дуэль, быть может, могла бы быть остановлена Натальей Пушкиной, если бы та не была близорука и увидела бы Пушкина, в санях проезжавшего мимо нее к месту дуэли", [8] - пишет И.Рейфман.

Лермонтов был внимательным наблюдателем того, что происходило вокруг него, но эпоха, в которой он жил, резко отличалась от пушкинской. И это проявилось в описании Михаилом Юрьевичем дуэли Грушницкого и Печорина. О благородстве тут нельзя даже речи вести. В «Герое нашего времени» дуэль показана не как дело чести, а как убийство, основанное не обмане: офицеры, помогавшие Грушницкому, задумали зарядить только один пистолет. Дуэль превращена в бесчестье. По всей вероятности, именно такой принцип отношения к поединкам стал повсеместным в лермонтовскую эпоху.

Начинается поединок Грушницкого с Печориным с предложения секундантов примириться. Доктор Вернер, как это было принято, говорит: "Показав оба готовность драться и заплатив этим долг условиям чести, вы бы могли, господа, объясниться и кончить это дело полюбовно" [2].

Печорин отвечает согласием, но Грушницкий уверен, что это согласие – проявление трусости. Примирение не состоялось, так как Грушницкий ни за что не захотел попросить у Печорина извинения. Лермонтов описывает, какой напряженной стала ситуация после отказа Грушницкого. Грушницкий попеременно то доволен своим поведением и бесстрашием, то краснеет, то смущается. Печорин же переходит от «миролюбивого расположения духа» к состоянию бешенства.

Все участники дуэли осведомлены о заговоре. Грушницкий постоянно шепчется с секундантами. Печорину это надоедает, и он громко говорит, что ему становится скучно и что у соперника с его секундантами уже было время наговориться.

Нельзя не отметить предельную жесткость дуэльных условий: на шести шагах, до смертельного исхода. Печорин озвучивает еще более страшные параметры поединка. Каждый должен был стать на краю горной площадки, чтобы даже легкая рана стала смертельной, потому что падение со скалы будет неизбежным. Затем доктор сможет извлечь пулю, что позволит списать скоропостижную смерть на неудачный шаг или прыжок. Зачем Печорину это надо? Михаил Юрьевич открывает читателям тайну: до предложения Печориным новых условий Грушницкий мог бы выстрелить Печорину в ногу, ранить его и "удовлетворить таким образом свою месть, не отягощая слишком своей совести" [2]. Но предложенный  Григорием Александровичем вариант поединка поставил соперника перед очень ограниченным числом возможных линий поведения: выстрелить в воздух или стать убийцей. Еще можно было отказаться от своего намерения разрядить пистолет Печорина и провести дуэль честно, благородно, на равных условиях с соперником. Но для этого нужны были качества характера, которыми Грушницкий не обладал: мужество, благородство, смелость.

Очередные переговоры Грушницкого с секундантами перестали быть похожи на общение хорошо друг друга знающих друзей, потому что Грушницкий почувствовал, что находится в смертельной опасности. Он говорит «с большим жаром», губы его "посинели". А один из секундантов нарочно, чтобы соперник Грушницкого услышал, называет подопечного дураком.

С другой стороны, доктор Вернер замечает, что у Григория Александровича пульс стал лихорадочным, а глаза блестят слишком ярко.

Лермонтов показывает, что смерть Грушницкого неизбежна. В пейзаже возникает напряжение из-за наличия опасных элементов: "льдистых" вершин, темной и холодной, "как в гробе", пустоты ущелья, "зубцов" скал: "Кругом, теряясь в золотом тумане утра, теснились вершины гор, как бесчисленное стадо, и Эльборус на юге вставал белою громадой, замыкая цепь льдистых вершин, между которых уж бродили волокнистые облака, набежавшие с востока. Я подошел к краю площадки и посмотрел вниз, голова чуть-чуть у меня не закружилась: там внизу казалось темно и холодно, как в гробе; мшистые зубцы скал, сброшенных грозою и временем, ожидали своей добычи" [2].

Судьба идет навстречу Грушницкому: ему выпадает жребий стрелять первым. И когда Грушницкий начинает целиться, то в нем просыпается совесть: он понимает, что не в состоянии выстрелить в безоружного соперника. И тут один из его секундантов произносит страшное для дворянина слово "трус".  Грушницкий исполняет свой выстрел и промахивается.

Читатель становится свидетелем внутреннего диалога Печорина: "…то было и досада оскорбленного самолюбия, и презрение, и злоба, рождавшаяся при мысли, что этот человек, теперь с такою уверенностью, с такой спокойной дерзостью на меня глядящий, две минуты тому назад, не подвергая себя никакой опасности, хотел меня убить, как собаку; ибо раненый в ногу немного сильнее, я бы непременно свалился с утеса" [2].

Григорий Александрович до последнего момента надеялся на раскаяние Грушницкого, но этого не случилось. Напротив, Грушницкий произносит фразу, суть которой сводится к тому, что Печорину не следует беспокоиться о его, Грушницкого, душе больше, чем о своей собственной, а потом просит Печорина поторопиться.

И тут Печорин проявляет истинное благородство, в очередной раз настаивая: "Подумайте хорошенько: не говорит ли вам чего-нибудь совесть?" Но и на этот откровенный намек ответа от соперника Григорий Александрович не получает. Тогда он сообщает своему секунданту, Вернеру, что в его пистолет забыли положить пулю и просит доктора исправить эту оплошность.

И только в этот момент Грушницкий согласился со своей виной, очень помрачнел, а один из его секундантов и советников, напротив, взбодрился: "Дурак же ты, братец, - сказал он: - пошлый дурак!.. Уж положился на меня, так слушайся во всем… Поделом же тебе! околевай себе, как муха…». Он отвернулся и, отходя, пробормотал, что все-таки случившееся совершенно против правил" [2].

От отчаяния Грушницкий произносит очень важную фразу: "Я себя презираю, а вас ненавижу. Если вы меня не убьете, я вас зарежу ночью из-за угла. Нам на земле вдвоем нет места…" [2]

Прогремел выстрел, Грушницкого не стало. А Печорин говорит доктору: "Finita la comedia!" Эта фраза подчеркивает театральность дуэли для представителей лермонтовской эпохи. Однако Лермонтов показывает очень подробно, что труп Грушницкого ошеломил Печорина, который закрыл глаза и почувствовал, что солнце больше не может его согреть. Отношение к дуэли изменилось, пафос благородства ушел, но смерть осталась смертью, поэтому ужас от ее созерцания остался жуткой составляющей человеческой жизни.

Из всего вышесказанного следует:

Александр Сергеевич Пушкин был сторонником и поклонником дуэлей. Он всегда держал себя в хорошей форме в плане стрельбы из пистолета и считался известным бретёром, то есть человеком, который постоянно участвует в поединках в качестве дуэлянта или секунданта. Именно поэтому особенно интересно, как поэт изображает дуэль в своем творчестве.

Самый известный дуэльный поединок связан с Онегиным и Ленским. И в связи с этим поединком нельзя не отметить, что Онегин дуэли не хотел и дважды осознанно, нарочно пренебрег дуэльным кодексом.

Новаторским для художественной литературы первой половины ХIХ века явился тип Зарецкого: знатока дуэлей и педанта в отношении к законам ее проведения.

В романе "Капитанская дочка" поединок изображен иронически. В повести читатель встречается с представителями не одного, а двух поколений дворян. Молодые, ровесники Гринева, относятся к дуэли максимально серьезно, хотя еще плохо знают её законы, а старшие, представители XVIII века, считают поединки глупостью и никому не нужным риском для жизни.

В дуэли, описанной в пушкинской повести, пока еще чувствуется разница между провинциальным поединком и ритуальной светской дуэлью во всем ее благородном величии.

В творчестве М.Лермонтова  дуэль как дело чести превращена в бесчестный, отвратительный эпизод, в убийство невооруженного человека, который не должен был знать, что его оружие абсолютно бесполезно. Такой принцип отношения к поединкам стал распространенным в послепушкинскую эпоху.

Многие яркие детали эпизода свидетельствуют о запредельной степени переживания Печориным случившегося, несмотря на то, что он много раз предлагал Грушницкому извиниться и, безусловно, имел право оскорбиться из-за того, что его хотели обмануть и убить.

Чувствуется, что Лермонтов очень переживает по поводу исчезновения в дуэльных поединках того романтического духа, который был для них характерен всего пару десятилетий назад. Печорин назван автором героем времени, хотя он не является типичным героем лермонтовской эпохи, в том числе и потому, что он не способен на отвратительные поступки, с которыми вполне сроднились его соперник со своими секундантами.

               Список использованной литературы

1.Гордин Я. Дуэли и дуэлянты: Панорама столичной жизни. - М.: Пушкинский фонд, 1997.

2.Лермонтов М. "Герой нашего времени"//Лермонтов М. Полное собрание сочинений. В 10 т. М.: Воскресение. 2000-2002.

3.Лотман Ю. Роман А.С.Пушкина «Евгений Онегин». Комментарии. - Л., 1980.

4.Лотман Ю. Беседы о русской культуре. Быт и традиции русского дворянства (XVIII — начало XIX века). - СПб., 1994.

5.Пушкин А. "Евгений Онегин"// Пушкин А. Полное собрание сочинений: В 16 т. Л. 1937-1949.

6.Пушкин А.С. «Капитанская дочка». Хрестоматия школьника. М.: АСТ. 2010.

7.Пушкин А.С. «Повести Белкина». Хрестоматия школьника. М.: АСТ. 2010.

8.Рейфман И. Ритуализованная агрессия: дуэль в русской культуре и литературе// Новое литературное обозрение. - 2002. № 2. - С.21-94.

9. Энциклопедический словарь Гранат. Т. 7, стб. 581.