Статья. Литература русского Зарубежья. Писатели младшего поколения. Владимир Владимирович Набоков

Литература русского Зарубежья

Писатели младшего поколения

Владимир Владимирович Набоков

Родился 10 апреля 1899 года в Петербурге и скончавшийся 2 июля 1977 года в Монтрё, в Швейцарии. Остается феноменом до сих пор. Оставил после себя огромное наследие. На русском языке написано 8 романов, несколько десятков рассказов, сотни стихов, ряд пьес. Обширно и англоязычное творчество – с 1940 года – романы «Истинная жизнь», «Себастиана Найта», «Под знаком незаконнорожденных», «Пнин», «Ада», «Бледный огонь», «Лолита», «Прозрачные вещи», «Взгляни на Арлекинов!», автобиографическую прозу, цикл лекций о русской литературе, книгу интервью «Твердые мнения», многочисленные переводы русской классики, например, «Евгений Онегин» в 4-х томах, где 3 занимают приложения, в которых дан комментарий всего романа.

Он не разделял медленной катастрофы, постигшей многих писателей-эмигрантов «второго поколения». В 20-30-е годы находился в центре внимания. Именно с американского берега подают Набокова как крупнейшего русского писателя, но счастливой судьбой. Он бежал в 1940 году из Франции от Гитлера, спасая свою жену.

Набоков – главная ставка Запада в борьбе за русскую литературу, главный русский писатель 20 века с точки зрения западных тезисов, преобладающих в литературе.

Главные вехи литературной и житейской биографии писателя.

Родился в родовитой и богатой дворянской семье. Дед его Дмитрий Николаевич был министром юстиции, в конце царствования Александра 2 и начала – Александра 3. Дед его Дмитрий Николаевич Набоков, - офицер флота, исследователь Новой Земли, где одна из рек носит его название, а его брат, генерал, был комендантом Петропавловской крепости. Родителями его матери были Фердинанд Николаевич Корф и Нина Александровна Корф, урожденная Шишкова, ее фамилию иногда использовал писатель как псевдоним. Мать писателя – Елена Ивановна Рукавишникова была по одной линии внучкой знаменитого сибирского золотопромышленника Василия Рукавишникова, а по другой – внучкой президента Императорской Военно-медицинской Академии Н.И. Козлова.

Мальчик рос в атмосфере просвещенного либерализма, избытка материальных и духовных благ. Отец отказался от карьеры адвоката был одним из лидеров партии «народной свободы» - «кадеты» - устно и печатно отстаивал необходимость для России конституционных свобод. Он был наследником русской либеральной интеллигенции, сочетающей в себе бытовое барство, привычку к довольству и комфорту с искренним народолюбием, однажды отказался пить за здравие царя. Затем поместил в газете объявление о продаже своего камергерского мундира. В глазах «правых» В.Д. Набоков казался вредным «красным».

Получивший великолепное образование, начал говорить на языке Шекспира, отец обнаружил, что ребенок не знает русского языка.

Набоков знал в совершенстве несколько языков, увлекался теннисом, велосипедом, шахматами, энтомологией, продолжив образование в престижном Тенишевском училище. Родина оставалась в душе Набокова, и ностальгические воспоминания о ней прорывается до конца дней писателя.

Память о России сильно ощущается в стихах – выпуск в 1914, 1916, 1918 годах на средства отца три книги, но профессионально заявил о себе в 20-е годы – сборники 1923 года «Гроздь» и «Горний путь» здесь пленительный русский пейзаж, мысленное возвращение в счастливое, безмятежное детство Петербурга, простое признание в любви под кратким названием «Россия»:

Была ты и будешь… Таинственное созданная…

В пору революции семья перебралась на юг – отец был членом «белого» Крымского правительства, а в 1919 году поэт оказался в Лондоне. Поступает в Кембриджский университет, где изучает французскую литературу и энтомологию, а в 1922 году, после гибели отца, перебирается в Берлин.

Здесь появляются стихи и рассказы молодого писателя, взявшего псевдонимом имя русской птицы – Сирин, а затем романы, ставшие событием в русском Зарубежье, особенно с публикацией их в литературном журнале «Современные записки».

Россией наполнены стихи «Билет», «Расстрел», «К России». В прозе русское тоже ощутимо, но вынужденно стесненных горькой эмиграцией пределах обитания: меблированные без уюта берлинские комнатки, убогие квартиры внаем, бесконечные переезды, нелепый быт. Меблированное пространство позволило видеть Россию лишь как сновидение, миф, несбывшееся воспоминание.

Наиболее «русский» роман «Машенька» об оставленной России, любви, ее перепадов, жизнь памяти сильнее. Воздух странности, призрачности бытия охватывает читателя. Ганин жалеет не Машеньку и их любовь, он жалеет себя, которого не вернешь в молодости и в России. Машенька убьет хрупкое прошлое. Девизом Набокова остается всепоглощающее эстетическое служение искусству как таковому, и это поневоле ограничивало и без того не столь уж глобальную память о России.

Россия Набокова очень закрытый мир, с 3 главными персонажами – отец, мать, сын Владимир. Но семейная группа пополняется колоритными родственниками и предками.

Россия для Набокова – оставленное там детство, отрочество, юность. В то же время реальная родина, покинутая им, - огромная страна, где стремились строить новое будущее, оказывались за решеткой, поклонялись «отцу всех народов» - эта Россия не вызывала у него никакого тепла.

Он перенес отрицание с России на оставшегося там человека.

Герой романа «Дар» 1937-1938 несет печать автобиографического, мечтает о возвращении в родные места. Далее мотив идет по угасающей. В «Других берегах» выговаривается ностальгическое право по России, в «Аде» герой выражает сожаление, что владеет русским. Набокову было известно, что сирин – райская птица с женским лицом и грудью, но еще и сова с оперением ястреба. Многие писатели, услышав это пение посчитали, что надо переосмыслить отношение к его дару. «Талантливый пустопляс» - это слова Куприна. Бунин с трудом выносил его. Между тем Набоков высокомерно отвергал реальность, видел в словесном искусстве блистательную игру и не скрывал этого. Как писатель литературный, часто говорил на эти темы: уже после войны в 40 годы, читал лекции по русской и европейской литературе в Уэльслейском колледже и Корнуэлльском университете, совмещая работы с чешуекрылыми при Гарвардском университете, выпустил ряд специальных исследований, эссе, комментариев.

Проблема Набокова – это прежде всего проблема языка. Языка, оторванного от жизни и пытающегося колдовским усилием эту жизнь заместить. Ее можно было бы считать трагической, но желание объявить свое состояние настоящей, лучшей, высшей литературой – по отношению к навозокопателям жизни. Отсюда и тяга к нему всего выморочного.

В описании поверхности предметов, в натюрморте Набоков нашел себя. Здесь он достиг виртуозности энтомолога. Истоки своего творчества находит и в «цветном слухе», во главу угла ставит эстетство. Его метод – мистификация, игра, мнимые галлюцинации», цветное ощущение», пародии. Например, «Круг» начинает со слов «Во – вторых» и заканчивает «во - первых». Но ранний Набоков теплее и жизненнее. В «Защите Лужина» угадывается великий Алехин, друг Набокова в эмиграции. В романе совместился предмет изображения с его методом. Шахматы и шахматная композиция. В фантастической антиутопии «Приглашение на казнь» (1938) выдумано общество Набоковым, где восторжествовала тупая и сытая толпа, обрекающая одиночек, кто обладал опасным даром духовности. Этот мир нарушают редкие и одинокие чудаки, вроде Цинцинната. Поступали жалобы; озабоченные должностные лица запирались с ним и производили опыты. За это преступление героя приговорили к смертной казни через отсечение головы. Здесь ирония и насмешка. Набоков продолжил традиции Е. Замятина «Мы». В обществе Набокова по книге «Приглашение на казнь» прежние гуманистические начала сохранились только в форме ядовитого издевательства над собой. Закон и судопроизводство превратились в сущую нелепицу, уничтожив даже разницу во внешности между прокурором и адвокатом. Поселившись под видом заключенного в соседней камере, палач приходит к Цинциннату в гости и забавляется его фотоальбомами, карточными фокусами и акробатическими упражнениями, а под конец устраивает подкоп в камеру Цинцинната, с единственной целью усладить его ощущением пусть мнимого, но освобождения. Освобождение приходит. Ведь мир – игра, маскарад. Когда герой ложится на плаху, обнаруживает несостоятельность.

Жизнь, по Набокову, есть бессмыслица, помарка природы. Самый крупный ученый-энтомолог, с одинаковым любопытством относится и к человеку, и к бабочке. В этом уме заключено принципиальное отличие его творчества от нравственного мира русской классики, где полюса добра и зла незыблемы. По ним устанавливает писатель свой курс. У Набокова все смещено, сама действительность нереальна. В молодости Набоков увлекался шахматами, своим шедевром считал некую задачу, рассчитанную на изощренного знатока. Только пройдя весь бессмысленный лабиринт, умник добирался до ключа задачи. Искал кратчайший путь на Питсбурге в Нью-Йорк и был послан туда шутником через Кавказ, Калифорнию, Азию, Северную Африку и Азорские острова. А это маршрут читателя набоковских романов.

Книги Набокова – это то же, что и шахматы. В лице Набокова оформилось явление модернизма. В нем нет прославления, бесконечности, нравственной перспективы, что и понятно, раз вся жизнь – случайность, игра материи, помарка природы. Говоря о нем на Западе, часто вспоминают Достоевского; сопоставляя «Лолиту» с исповедью Ставрогина в «Бесах». Но разница. Сам Набоков отвергает «устарелый романтизм» все философские и религиозные искания Достоевского. Мучительное стремление великого писателя определить высший смысл бытия посреди необъяснимых страданий, социальных невзгод, нравственного хаоса иронически охарактеризовано в одном из романов Набокова как «обратное превращение Бедлама в Вифлеем». И еще отказ Набокова – отказ от всего, что связывает художника с понятием родины, государства, национальной преемственности.

Набоков – писатель-интеллектуал, превыше всего ставящий игру воображения, ума, фантазии. Вопросы, которые волнуют сегодня человечество, - судьба интеллекта, одиночество и свобода, личность и тоталитарный строй, любовь и безнадежность – он преломляет в своем метафорическом слове. Стилистическая изощренность и виртуозность Набокова резко выделяют его в нашей традиционной литературе, в которой форма была подчинена нравственной задаче.

лвш