Статья "Творческий автопортрет преподавателя-словесника"

Белоколодова Т.Э.

Творческий автопортрет преподавателя-словесника

         Стремительно меняется время, меняется общество и отношения между людьми. Но неизменной остается роль преподавателя, не только как человека, передающего знания, но и наставника, помогающего ответить на вопросы Как жить? Зачем жить? Именно это имел в виду А.С. Пушкин, посвящая своему любимому лицейскому учителю А.П. Куницыну волнующие строки:

         Он создал нас, он воспитал наш пламень,                                                  Поставлен им краеугольный камень,

         Им чистая лампада возжена…

         Педагог должен быть примером во всем, трудно с этим не согласиться.

Мой педагогический девиз – «Люби, твори, прощай». Может быть, поэтому захотелось поговорить о профессии педагога-словесника в форме мысленного диалога  со студентом.

             Ты помнишь, как на первом занятии я поздоровалась с тобой словами А.С. Пушкина: «Здравствуй, племя младое, незнакомое!». Группа слушала о классике Золотого века, о том, что без глубокого проникновения в мир того или иного художника слова трудно будет представить его произведение. Я убедительно говорила, иллюстрируя эпизодами из произведений, что персонажи классической литературы нередко гораздо глубже, чем современные, отвечают на наши самые трудные вопросы..   

Но в тетради, отвечая на вопрос «Нужно ли нам возвращение в прошлое?», ты твердо ответил: «Нет».

Уже на втором уроке для тебя цитировала пушкинские строки о «чувствах добрых», старалась увлечь неповторимыми, но еще не понятными тебе стихами «И для меня воскресли вновь и божество, и вдохновенье, и жизнь, и слезы, и любовь». Ты в свои шестнадцать лет ломал голову, как можно «милость к падшим призывать». Но радужный флер бесед о Пушкине рассеивался быстро, и проза в прямом и переносном смысле сменила поэзию, и надо было работать, надо было читать. Это для тебя я перерыла десятки поэтических сборников, чтобы, наконец, найти у И. Сельвинского вот это:

Немало я сил затратил,

Чтоб стать доступным сердцу, как стон.

Но только и ты поработай, читатель:

Тоннель–то роется с двух сторон. 

         Но читать ты не хотел. Вернее, ты был нормальным студентом с нормальной юношеской логикой: если говорят «надо», значит, я не хочу. Я же хотела видеть в тебе думающего читателя.

         Как я воевала с тобой! Выборочные чтения, составления конспектов, ответы на вопросы, кроссворды… Взамен – безбожное списывание, реализация чеховского: краткость – сестра таланта; работа в японской традиции: прежде чем писать, посмотри, как хорош лист бумаги, зачем его пачкать и т.д.       

Ты обвинял меня в том, что на все вопросы, которые я задаю, у меня уже есть записанные в тетради ответы. Я раскрывала перед тобой огромную, какие всегда любила, тетрадь: где?

Ты доходил до открытого хамства: вы говорите так, как заучили когда-то в институте.

- Как ты смеешь! Работа – это моя жизнь, - возмущалась я.

Ты понял. Ты сказал: извините. Это была кульминация. Действие развивалось по нисходящей, но ты не сдавался.

Я: Ваши впечатления от пьесы «Гроза»?

Ты: Не понравилось. Сюжет банальный.

Я: Хорошо, что ты сказал это слово, знать его надо. «Банальный» значит «приевшийся, много раз повторяющийся, не новый». Я не буду спорить с тобой: нелюбовь, любовь, измена, самоубийство – все это старо как мир. Но ведь в определенном смысле вся жизнь человека банальна: родился, жил, умер.

У меня замедленная реакция, и только дома вспомнила стихотворение С.Соложенкиной. На следующем уроке я прочитала его тебе:

Я больше рифм банальных не боюсь,

Нет ничего банальнее на свете:

Банально сто веков смеются дети,

У стариков в глазах банальна грусть.

         Я никогда не была неискренней с тобой, я никогда не говорила тебе того, во что не верила сама. Да, литература не сборник рецептов, но ведь вопрос напрашивается, а ответ я нашла у другого автора и в другой эпохе – в книге Солженицына «В круге первом» есть запись в дневнике матери Иннокентия:

         «Что дороже всего в мире? Оказывается, сознавать, что ты не участвуешь в несправедливостях. Они сильнее тебя, они были, есть и будут, но пусть – не через тебя».

         Кстати, ты помнишь, когда мы заговорили о названии этого произведения? Когда знакомились с «Сотниковым» В. Быкова, и мне пришлось напомнить о том, что предатели находятся в седьмом, самом страшном, круге ада (это уже из «Божественной комедии» Данте).

         Я поняла, что с тобой не может быть стандартов. Творчество – вот спасение. Языком искусства утверждать все лучшее, что создано человечеством. И в этом мне помогали нестандартные уроки, где присутствует не только унылая дисциплина и вежливая тишина, но и взрыв радости, смеха, удивления, где есть элемент неожиданности, игры, театрализации, здорового соперничества и другие условия творческого напряжения мысли.  Я стала искать поводы дать возможность тебе почувствовать свое «я».

         Как замирало сердце, когда просила тебя об одолжении: для музыкально-литературной гостиной требовалось мужское чтение. К моему удивлению, ты согласился довольно быстро. Молодец!

         Ты задавал мне каверзные вопросы, и я не только включала их в уроки других групп, но и сохранила авторство, даже когда ты закончил колледж. Не только я тебя учила, ты  меня – тоже.

         Твой ученический талант прорезывался медленно, и однажды группа изумилась, услышав: «Если бы у меня родился сын, я стал воспитывать его, как воспитывали Андрея Болконского, а если бы дочь, то ее – как Наташу Ростову». Такой ответ не соответствовал логике Толстого, но, может быть, впервые, ты оформил посетившую тебя мысль сложноподчиненным предложением, и я была рада.

          Знаешь, что больше всего я люблю в своей работе?  Читать твои сочинения-экспромты и учиться понимать твои мысли вслух по разным поводам.

Я помню тебя в растерянности: «Никому не нравится Достоевский, а мне нравится». Да, литература – могучее средство воспитания. И на последнем занятии ты произнес речь против Раскольникова, обвиняя его в отступничестве от Бога и добра.

         Ты уже студент вуза, и перед Новым годом говоришь мне по сотовому вместо тоста: «Вы научили меня думать. А Вы уже прочитали  последний роман Акунина? Сильная вещь!» А однажды при встрече ты шутливо попросил не говорить твоим будущим детям, что ты не читал «Отцов и детей» и «Поднятую целину». Конечно, не скажу. Как ты мог подумать? Просто через много лет твой сын придет ко мне в класс, и на первом уроке я буду читать стихи Пушкина: Здравствуй, племя младое, незнакомое!