Урок по литературе: "Теория Раскольникова и ее крушение"

Преподаватель: Неезжалова Анна Николаевна

Дисциплина: ОУД.02 Литература

Тема 1.2.11 Теория Раскольникова и ее крушение

Задачи занятия:

Образовательные (обучающие): раскрыть суть теории Раскольникова, разобраться в ведущих мотивах преступления; показать, какую власть над человеком может иметь «теория», как ответственен человек за эту идею, которой он руководствуется; подвести к выводу Достоевского о страшной опасности, которую таит для человечества осуществление индивидуальных идей и теорий.

Воспитательные: воспитывать чувство уважения к личности, способствовать формированию у студентов чувства законности.

Развивающие: развить практические умения и навыки полученных ранее знаний, способствовать формированию умения сопоставлять факты и делать выводы, способствовать творческой активности студентов.

Вид занятия: лекция с элементами беседы.

Тип урока: учебное занятие по изучению и первичному закреплению нового материала.

Междисциплинарные связи: история, философия, обществознание

Методы и приемы обучения: использование работы с малыми группами, работа с текстом, пересказ и анализ эпизодов, беседа.

Методическое оснащение урока:  текст романа «Преступление и наказание», дидактический материал.

Ход занятия.

1.Организационный момент:  взаимные приветствия преподавателя и студентов; фиксация отсутствующих в учебном журнале; проверка внешнего состояния кабинета; проверка подготовленности студентов к  занятию,  их настроя на работу; организация внимания и внутренней готовности.

2. Вводное слово преподавателя. В черновиках романа Достоевский под словами «идея романа» написал: «Человек не родится для счастья. Человек заслуживает свое счастье, и всегда страданием».

3. Объяснение нового материала.

1. Родион Раскольников. Портрет. Социальные и философские основы бунта Раскольникова. Драматичность характера и судьбы Родиона Раскольникова.

По замыслу автора, в центре романа оказывается молодой человек, современник писателя, студент, «живущий в крайней бедности… по шаткости в понятиях поддавшись некоторым странным «недоконченным» идеям, которые носились в воздухе». Таким образом, автор связывает идею Раскольникова с современной ему исторической эпохой, когда образованное общество утратило связь с «почвой».

Герой угнетен не только нищетой и безвыходностью своего положения, но и сознанием нелепости и жестокости жизни, измучен бессильной ненавистью к привычному миропорядку. Само имя Раскольникова ассоциируется с раскольниками – ярыми сторонниками веры, добровольно отрекшимися от общества. В имени главного героя читается и намек на внутренний раскол, противоречивость и раздвоенность в характере персонажа.

Главный герой романа – разночинец, бедный студент. Наделен привлекательной внешностью: «он замечательно хорош собою, с прекрасными темными глазами, темно-рус, ростом выше среднего, тонок и строен… Он был до того худо одет, что иной, даже и привычный человек, посовестился бы  днем выходить в таких лохмотьях на улицу... Шляпа была высокая, круглая, но уже вся изношенная, совсем рыжая, вся в дырах и пятнах, без полей и самым безобразнейшим углом заломившаяся в сторону».

Перед нами молодой, талантливый, гордый, мыслящий человек, в котором нет дурных и низких черт. В его поступках, высказываниях и переживаниях видно высокое чувство человеческого достоинства, благородство, бескорыстие. Он воспринимает чужую боль острее собственной: рискуя жизнью, спасает из огня детей; делится последним с отцом умершего товарища, сам нищий, подает деньги на похороны едва знакомого ему Мармеладова.

Причины преступления:

1)     Социальные: крайняя степень нищеты самого героя и его матери с сестрой; его сердце разрывается от сочувствия и желания помочь окружающим (Мармеладову, его жене, их детям, Соне, пьяной девушке на бульваре)

2)     Нравственные: желание проверить свою теорию, согласно которой сильные люди ради великой цели изменения несовершенного мира имеют право перешагнуть «через кровь» других людей.

3)     Исторические: теория Раскольникова выросла из разочарований молодого поколения после крушения революционной ситуации 60-х годов на почве кризиса утопических теорий.

На первый взгляд Раскольников идет на убийство, чтобы спасти от нищеты себя и своих близких. Но это объяснение обнаруживает свою очевидную несостоятельность очень скоро: Раскольников, не интересуясь количеством и ценой добычи, сначала хочет выбросить ее в канал, а затем прячет под камень и ни разу не использует «по прямому назначению». Есть и другая причина, о которой герой пишет в своей статье, опубликованной задолго до преступления, - первый шаг к утверждению себя как личности, способной принести миру высшее благо: «Одна смерть и тысячи жизней взамен» - «ведь это же арифметика». Для подтверждения состоятельности своих идей герой обращается к историческим примерам всякого рода гениев: Солону, Ликургу, Магомету, Наполеону, оправдывая их поступками право проливать чью-то кровь, отождествляя гениальность с преступностью. В конце концов, Раскольников находит в себе смелость отбросить жалкие оправдания и добраться до последней правды в себе, когда он раскрывает свою душу перед Соней. «Не для того, чтобы матери помочь, я убил – вздор! Не для того я убил, чтобы, получив средства и власть, сделаться благодетелем человечества. Вздор! Я просто убил; для себя убил, для себя одного: а там стал ли бы я чьим-нибудь благодетелем или всю жизнь, как паук, ловил бы всех в паутину и их всех живые соки высасывал, мне, в ту минуту, все равно должно было быть!.. И не деньги, главное, нужны мне были, Соня, когда я убил; не столько деньги нужны были, как другое... Я это все теперь знаю... Пойми меня: может быть, тою же дорогой идя, я уже никогда более не повторил бы убийства. Мне другое надо было узнать, другое толкало меня под руки: мне надо было узнать тогда, и поскорей узнать, вошь ли я, как все, или человек? Смогу ли я переступить или не смогу! Осмелюсь ли нагнуться и взять или нет? Тварь ли я дрожащая или право имею...»

2. Смысл теории Раскольникова. Проблема «сильной личности» и «толпы», «твари дрожащей» и «имеющих право» и ее опровержение в романе.

Теория Раскольникова делит людей на «слабых» и «сильных». Родиона мучает вопрос, кто он сам: «тварь дрожащая» или «право имеет». Герой не учитывает главного: убийство противно самой природе человека. Совершив преступление, он остро ощущает невозможность оставаться с людьми и страдает от невозможности общения с матерью и сестрой. Куда же отнести их по своей теории, к какому разряду людей? По логике они относятся к «слабым людям», к «низшему разряду», а значит, топор другого Раскольникова может обрушиться на их головы в любую минуту. Получается, по своей теории он должен презирать и убивать всех, кого любит. Ему невыносимы мысли и то, что его теория схожа с теориями Лужина и Свидригайлова. Раскольников сам становится жертвой содеянного: «Я себя убил, а не старушонку». Он постигает ошибочность своих заблуждений через тяжкие страдания и постепенно возрождается к новой жизни.

Находясь во власти теории, Раскольников убежден, что на земле нет несправедливости и должен прийти спаситель, который разрушит несправедливое общество и создаст общество счастливых людей, пусть даже ценой насилия и кровопролития. «Обыкновенный» или «необыкновенный» он сам – вот вопрос, который более всего волнует Родиона Раскольникова.

Обыкновенные люди: люди консервативные, чинные. Такие люди живут в послушании и любят быт послушными. Это материл, служащий единственно для зарождения себе подобных. Они слабы, бессильны и неспособны изменить своей участи. Такие люди не могут заслуживать сожаления. Их жизнь ничего не стоит – она может служить лишь жертвой «особенным людям» для достижения их великих целей. Это многочисленный материал для немногочисленных наполеонов.

Необыкновенные люди: эти люди устанавливают новые законы жизни, изменяют жизнь, смело разрушают старое, их не останавливает даже необходимость пролить чью-то кровь на своем пути для достижения своих целей.

Они имеют талант сказать новое слово и преступить закон во имя лучшего. Это избранные люди. Такими личностями были, например, Ликург, Соломон, Магомет, Наполеон.

Теория Раскольникова о праве сильного на преступление оказалась абсурдной. Она построена на избранности одних и уничижении других. Раскольников понимает, что он не Наполеон, что в отличие от своего кумира, спокойно жертвовавшего жизнями десятков тысяч людей, он не в состоянии справиться со своими чувствами после убийства одной «гаденькой старушонки»: «…я не человека убил, я принцип убил!» Принцип этот – его совесть. Стать «властелином» ему мешает всячески заглушаемый им зов добра. Человеческая натура Родиона противится нечеловеческой, безнравственной теории.

На каторге Раскольников все еще уверен, что теория правильна, просто он себя не к тому разряду отнес. Лишь приезд Сони и обращение к Евангелию побуждает Родиона пересмотреть свою жизнь и отказаться от теории. Он приходит к христианским моральным ценностям. В финале этого романа «начинается новая история, история постепенного обновления человека». В этом новом мире христианской праведности для теории «двух разрядов людей» уже нет места.

Писатель изображает столкновение теории с логикой жизни. По его мнению, жизнь всегда опровергает любую теорию – и самую передовую, революционную, и преступную. Задача Достоевского – показать, какую власть над человеком может иметь идея и какой страшной и преступной она может оказаться. Философские вопросы, над которыми мучился Раскольников, занимали умы многих мыслителей. Немецкий философ Ф. Ницше создал теорию «сверхчеловека», которому все позволено. Позднее она послужила основой для создания фашистской идеологии, которая принесла неисчислимые бедствия всему человечеству.

      3. Сны Раскольникова в раскрытии его характера и общей композиции романа. Сон как художественный прием.

Сон – это общение человека со своим подсознанием. Сны зависят от психического состояния человека и оказывают огромное влияние на его внутренний мир. Сон – часто продолжение событий, произошедших днем. Во сне человек продолжает чувствовать, переживать, размышлять.

Введение в произведение сна – излюбленный прием многих писателей (сны Татьяна Лариной, Ильи Обломова, художника Чарткова). Прием дает возможность проникнуть в самые скрытые свойства души героя, в его подсознание.

Первый сон Раскольникова. Экспозиция. Родин видит сон до преступления, в пору мучительных раздумий. Сон выполняет функцию экспозиции: знакомит читателя с людьми, которые будут встречаться на все протяжении романа.

Это болезненный сон, его действие происходит в детстве Родиона. Снится, будто они с отцом в праздничный вечер проходят мимо кабака и видят, как пьяные мужики избивают маленькую лошаденку, запряженную в огромную телегу. Мальчик пытается заступиться, но на глазах у толпы несчастную клячу добивают железным ломом. Родион плачет, хочет кричать.

Сон несет большую смысловую нагрузку: открывает истинное состояние души Родиона, показывает, что задуманное им насилие противоречит его собственной натуре.

Во сне присутствуют два противоположных места: кабак и церковь на кладбище. Кабак – олицетворение пьянства, зла, низости, грязи его обитателей. Но любой русский начинает жизнь в церкви и заканчивает там же. Церковь не случайно находится в 300 шагах от кабака. Это небольшое расстояние показывает, что человек в любой момент может перестать грешить и начать новую, праведную жизнь.

Сон после убийства. Сон-крик заполнен страшными звуками: «таких неестественных звуков, такого вопля, скрежета, слез, побоев и ругательств он еще никогда не слыхивал». Настасья так охарактеризовала состояние Родиона: «Это кровь в тебе кричит». В нем кричала кровь убитых им людей. Все существо героя воспротивилось совершенному им убийству, и лишь воспаленный мозг уверяет себя в том, что теория верна, что убийство так же обычно, как смена дня и ночи. В этом сне местом действия является лестница, которая символизирует борьбу добра и зла в душе Родиона.

Сон, в котором Родион повторяет убийство. Обстановка во сне напоминает царство мертвых. Но все мертво только для Родиона – для остальных людей мир не изменился. Люди стояли внизу, а Родион был выше всей толпы, всех этих «тварей дрожащих». Он- Наполеон, гений и не может стоять на одной ступени с быдлом. Но люди внизу осуждают Раскольникова, смеются над его попытками изменить мир через убийство старушонки. Он видит, что ничего не изменил: старуха жива и смеется над ним вместе с толпой.

Сон про оазис. Родиону грезится тот идеальный мир, который будет создан им, гением, спасителем человечества. Он мечтает о создании на земле Нового Иерусалима, описание этого мира напоминает Эдем. Сначала это будет небольшой оазис счастья среди бескрайней пустыни горя (неспроста оазис находится в Египте: Египетский поход – начало карьеры Наполеона). Описание наполнено красивыми эпитетами.

      Сон на каторге. Мир-оазис из предыдущего сна осуждён в жертву какой-то страшной и неслыханной моровой язве. Родион видит плоды своей теории. Сон наполнен ужасными картинами человеческих мучений (он – полная противоположность сну про оазис). После этого сна Родион понял, наконец, страшную сущность своей теории и отказался от нее.

Вопросы:

1.      Как вы понимаете сущность теории Раскольникова?

2.      В чем вы видите истоки теории Раскольникова?

3.      С какими историческими личностями сравнивает себя Раскольников и почему?

4.      Что вы знаете о Наполеоне? Какую роль сыграла личность Наполеона в жизни России XIX века?

5.      В чем ошибочность теории Раскольникова?

6.      Какую роль играют сны в раскрытии идейно-философского содержания романа «Преступления и наказание»? Сколько их?

Приложение

Первый сон Раскольникова

Страшный сон приснился Раскольникову. Приснилось ему его детство, еще в их городке[1]. Он лет семи и гуляет в праздничный день, под вечер, с своим отцом за городом. Время серенькое, день удушливый, местность совершенно такая же, как уцелела в его памяти: даже в памяти его она гораздо более изгладилась, чем представлялась теперь во сне. Городок стоит открыто, как на ладони, кругом ни ветлы; где-то очень далеко, на самом краю неба, чернеется лесок. В нескольких шагах от последнего городского огорода стоит кабак, большой кабак, всегда производивший на него неприятнейшее впечатление и даже страх, когда он проходил мимо его, гуляя с отцом. Там всегда была такая толпа, так орали, хохотали, ругались, так безобразно и сипло пели и так часто дрались; кругом кабака шлялись всегда такие пьяные и страшные рожи… Встречаясь с ними, он тесно прижимался к отцу и весь дрожал. Возле кабака дорога, проселок, всегда пыльная, и пыль на ней всегда такая черная. Идет она, извиваясь, далее и шагах в трехстах огибает вправо городское кладбище. Среди кладбища каменная церковь с зеленым куполом, в которую он раза два в год ходил с отцом и с матерью к обедне, когда служились панихиды по его бабушке, умершей уже давно, и которую он никогда не видал. При этом всегда они брали с собою кутью на белом блюде, в салфетке, а кутья была сахарная из рису и изюму, вдавленного в рис крестом. Он любил эту церковь и старинные в ней образа, большею частью без окладов, и старого священника с дрожащею головой. Подле бабушкиной могилы, на которой была плита, была и маленькая могилка его меньшого брата, умершего шести месяцев и которого он тоже совсем не знал и не мог помнить; но ему сказали, что у него был маленький брат, и он каждый раз, как посещал кладбище, религиозно и почтительно крестился над могилкой, кланялся ей и целовал ее. И вот снится ему: они идут с отцом по дороге к кладбищу и проходят мимо кабака; он держит отца за руку и со страхом оглядывается на кабак. Особенное обстоятельство привлекает его внимание: на этот раз тут как будто гулянье, толпа разодетых мещанок, баб, их мужей и всякого сброду. Все пьяны, все поют песни, а подле кабачного крыльца стоит телега, но странная телега. Это одна из тех больших телег, в которые впрягают больших ломовых лошадей и перевозят в них товары и винные бочки. Он всегда любил смотреть на этих огромных ломовых коней, долгогривых, с толстыми ногами, идущих спокойно, мерным шагом и везущих за собою какую-нибудь целую гору, нисколько не надсаждаясь, как будто им с возами даже легче, чем без возов. Но теперь, странное дело, в большую такую телегу впряжена была маленькая, тощая, саврасая крестьянская клячонка, одна из тех, которые – он часто это видел – надрываются иной раз с высоким каким-нибудь возом дров или сена, особенно коли воз застрянет в грязи или в колее, и при этом их так больно, так больно бьют всегда мужики кнутами, иной раз даже по самой морде и по глазам, а ему так жалко, так жалко на это смотреть, что он чуть не плачет, а мамаша всегда, бывало, отводит его от окошка. Но вот вдруг становится очень шумно: из кабака выходят с криками, с песнями, с балалайками пьяные-препьяные большие такие мужики в красных и синих рубашках, с армяками внакидку. «Садись, все садись! – кричит один, еще молодой, с толстою такою шеей и с мясистым, красным, как морковь, лицом, – всех довезу, садись!» Но тотчас же раздается смех и восклицанья:

 – Этака кляча да повезет!

 – Да ты, Миколка, в уме, что ли: этаку кобыленку в таку телегу запрег!

 – А ведь савраске-то беспременно лет двадцать уж будет, братцы!

 – Садись, всех довезу! – опять кричит Миколка, прыгая первый в телегу, берет вожжи и становится на передке во весь рост. – Гнедой даве с Матвеем ушел, – кричит он с телеги, – а кобыленка этта, братцы, только сердце мое надрывает: так бы, кажись, ее и убил, даром хлеб ест. Говорю садись! Вскачь пущу! Вскачь пойдет! – И он берет в руки кнут, с наслаждением готовясь сечь савраску.

 – Да садись, чего! – хохочут в толпе. – Слышь, вскачь пойдет!

 – Она вскачь-то уж десять лет, поди, не прыгала.

 – Запрыгает!

 – Не жалей, братцы, бери всяк кнуты, зготовляй!

 – И то! Секи ее!

Все лезут в Миколкину телегу с хохотом и остротами. Налезло человек шесть, и еще можно посадить. Берут с собою одну бабу, толстую и румяную. Она в кумачах, в кичке с бисером, на ногах коты, щелкает орешки и посмеивается. Кругом в толпе тоже смеются, да и впрямь, как не смеяться: этака лядащая кобыленка да таку тягость вскачь везти будет! Два парня в телеге тотчас же берут по кнуту, чтобы помогать Миколке. Раздается: «ну!», клячонка дергает изо всей силы, но не только вскачь, а даже и шагом-то чуть-чуть может справиться, только семенит ногами, кряхтит и приседает от ударов трех кнутов, сыплющихся на нее, как горох. Смех в телеге и в толпе удвоивается, но Миколка сердится и в ярости сечет учащенными ударами кобыленку, точно и впрямь полагает, что она вскачь пойдет.

 – Пусти и меня, братцы! – кричит один разлакомившийся парень из толпы.

 – Садись! Все садись! – кричит Миколка, – всех повезет. Засеку! – И хлещет, хлещет, и уже не знает, чем и бить от остервенения.

 – Папочка, папочка, – кричит он отцу, – папочка, что они делают? Папочка, бедную лошадку бьют!

 – Пойдем, пойдем! – говорит отец, – пьяные, шалят, дураки: пойдем, не смотри! – и хочет увести его, но он вырывается из его рук и, не помня себя, бежит к лошадке. Но уж бедной лошадке плохо. Она задыхается, останавливается, опять дергает, чуть не падает.

 – Секи до смерти! – кричит Миколка, – на то пошло. Засеку!

 – Да что на тебе креста, что ли, нет, леший! – кричит один старик из толпы.

 – Видано ль, чтобы така лошаденка таку поклажу везла, – прибавляет другой.

 – Заморишь! – кричит третий.

 – Не трожь! Мое добро! Что хочу, то и делаю. Садись еще! Все садись! Хочу, чтобы беспременно вскачь пошла!..

Вдруг хохот раздается залпом и покрывает всё: кобыленка не вынесла учащенных ударов и в бессилии начала лягаться. Даже старик не выдержал и усмехнулся. И впрямь: этака лядащая кобыленка, а еще лягается!

Два парня из толпы достают еще по кнуту и бегут к лошаденке сечь ее с боков. Каждый бежит с своей стороны.

 – По морде ее, по глазам хлещи, по глазам! – кричит Миколка.

 – Песню, братцы! – кричит кто-то с телеги, и все в телеге подхватывают. Раздается разгульная песня, брякает бубен, в припевах свист. Бабенка щелкает орешки и посмеивается.

…Он бежит подле лошадки, он забегает вперед, он видит, как ее секут по глазам, по самым глазам![2] Он плачет. Сердце в нем поднимается, слезы текут. Один из секущих задевает его по лицу; он не чувствует, он ломает свои руки, кричит, бросается к седому старику с седою бородой, который качает головой и осуждает всё это. Одна баба берет его за руку и хочет увесть; но он вырывается и опять бежит к лошадке. Та уже при последних усилиях, но еще раз начинает лягаться.

 – А чтобы те леший! – вскрикивает в ярости Миколка. Он бросает кнут, нагибается и вытаскивает со дна телеги длинную и толстую оглоблю, берет ее за конец в обе руки и с усилием размахивается над савраской.

 – Разразит! – кричат кругом.

 – Убьет!

 – Мое добро! – кричит Миколка и со всего размаху опускает оглоблю. Раздается тяжелый удар.

 – Секи ее, секи! Что стали! – кричат голоса из толпы.

А Миколка намахивается в другой раз, и другой удар со всего размаху ложится на спину несчастной клячи. Она вся оседает всем задом, но вспрыгивает и дергает, дергает из всех последних сил в разные стороны, чтобы вывезти; но со всех сторон принимают ее в шесть кнутов, а оглобля снова вздымается и падает в третий раз, потом в четвертый, мерно, с размаха. Миколка в бешенстве, что не может с одного удара убить.

 – Живуча! – кричат кругом.

 – Сейчас беспременно падет, братцы, тут ей и конец! – кричит из толпы один любитель.

 – Топором ее, чего! Покончить с ней разом, – кричит третий.

 – Эх, ешь те комары! Расступись! – неистово вскрикивает Миколка, бросает оглоблю, снова нагибается в телегу и вытаскивает железный лом. – Берегись! – кричит он и что есть силы огорошивает с размаху свою бедную лошаденку. Удар рухнул; кобыленка зашаталась, осела, хотела было дернуть, но лом снова со всего размаху ложится ей на спину, и она падает на землю, точно ей подсекли все четыре ноги разом.

– Добивай! – кричит Миколка и вскакивает, словно себя не помня, с телеги. Несколько парней, тоже красных и пьяных, схватывают что попало – кнуты, палки, оглоблю, и бегут к издыхающей кобыленке. Миколка становится сбоку и начинает бить ломом зря по спине. Кляча протягивает морду, тяжело вздыхает и умирает.

 – Доконал! – кричат в толпе.

 – А зачем вскачь не шла!

 – Мое добро! – кричит Миколка, с ломом в руках и с налитыми кровью глазами. Он стоит будто жалея, что уж некого больше бить.

 – Ну и впрямь, знать, креста на тебе нет! – кричат из толпы уже многие голоса.

Но бедный мальчик уже не помнит себя. С криком пробивается он сквозь толпу к савраске, обхватывает ее мертвую, окровавленную морду и целует ее, целует ее в глаза, в губы… Потом вдруг вскакивает и в исступлении бросается с своими кулачонками на Миколку. В этот миг отец, уже долго гонявшийся за ним, схватывает его наконец и выносит из толпы.

 – Пойдем! пойдем! – говорит он ему, – домой пойдем!

 – Папочка! За что они… бедную лошадку… убили! – всхлипывает он, но дыханье ему захватывает, и слова криками вырываются из его стесненной груди.

 – Пьяные, шалят, не наше дело, пойдем! – говорит отец. Он обхватывает отца руками, но грудь ему теснит, теснит. Он хочет перевести дыхание, вскрикнуть, и просыпается.

Он проснулся весь в поту, с мокрыми от поту волосами, задыхаясь, и приподнялся в ужасе.

«Слава богу, это только сон! – сказал он, садясь под деревом и глубоко переводя дыхание. – Но что это? Уж не горячка ли во мне начинается: такой безобразный сон!»

Всё тело его было как бы разбито; смутно и темно на душе. Он положил локти на колена и подпер обеими руками голову.

«Боже! – воскликнул он, – да неужели ж, неужели ж я в самом деле возьму топор, стану бить по голове, размозжу ей череп… буду скользить в липкой, теплой крови, взламывать замок, красть и дрожать; прятаться, весь залитый кровью… с топором… Господи, неужели?»…

Он дрожал как лист, говоря это.

«Да что же это я! – продолжал он, восклоняясь опять и как бы в глубоком изумлении, – ведь я знал же, что я этого не вынесу, так чего ж я до сих пор себя мучил? Ведь еще вчера, вчера, когда я пошел делать эту… пробу, ведь я вчера же понял совершенно, что не вытерплю… Чего ж я теперь-то? Чего ж я еще до сих пор сомневался? Ведь вчера же, сходя с лестницы, я сам сказал, что это подло, гадко, низко, низко… ведь меня от одной мысли наяву стошнило и в ужас бросило…

Нет, я не вытерплю, не вытерплю! Пусть, пусть даже нет никаких сомнений во всех этих расчетах, будь это всё, что решено в этот месяц, ясно как день, справедливо как арифметика. Господи! Ведь я всё же равно не решусь! Я ведь не вытерплю, не вытерплю!.. Чего же, чего же и до сих пор…»

Он встал на ноги, в удивлении осмотрелся кругом, как бы дивясь и тому, что зашел сюда, и пошел на Т – в мост. Он был бледен, глаза его горели, изнеможение было во всех его членах, но ему вдруг стало дышать как бы легче. Он почувствовал, что уже сбросил с себя это страшное бремя, давившее его так долго, и на душе его стало вдруг легко и мирно. «Господи! – молил он, – покажи мне путь мой, а я отрекаюсь от этой проклятой… мечты моей!»