УРОК-ПАНОРАМА «Гонимое слово в России» (о судьбах и творчестве репрессированных поэтов ХХ века) Учитель:Сизикина Н. А. Тема: «Гонимое слово в России» Оформление: плакаты, воспроизводящие зарешеченные окна; тонкие восковые свечи; портреты

УРОК-ПАНОРАМА

«Гонимое слово в России»

(о судьбах и творчестве

репрессированных поэтов ХХ века)

Учитель:Сизикина Н. А.

Тема: «Гонимое слово в России»

Оформление: плакаты, воспроизводящие зарешеченные окна;

тонкие восковые свечи;

портреты репрессированных или гонимых поэтов;  живые цветы.

Музыкальное и звуковое сопровождение: «Реквием» Моцарта; «Я не люблю» В. Высоцкого; «Обэриуты» В. Долиной; «Анафема» А. Розенбаума; отрывки из поэмы в чтении А. Ахматовой.

1. Тихо звучит «Реквием». Зажигается свеча, она будет гореть весь урок.

Учитель:

Чисты их имена,

И горек голос лир,

И дух высок, и словно осияно…

Не вечны времена:

Владимир, Владимир,

Марина, и Борис,

И Александр, и Анна.

Е. Благинина

(Музыка умолкает, и в полной тишине идет перекличка из разных концов зала.)

Ахматова Анна. Расстрелян муж, репрессирован сын. Не печатали.

Клюев Николай. В 1934 году выслан в Нарымский край по ложным обвинениям в «кулацкой агитации». Умер в Томской тюрьме.

Мандельштам Осип. Поэт, переводчик, критик. Незаконно репрессирован.

Цветаева Марина. Поэтесса, прозаик, переводчик. Репрессированы муж и дочь. Покончила жизнь самоубийством.

Баркова Анна. Поэтесса. Отбывала заключение по необоснованным обвинениям.

Василенко Виктор. Поэт, искусствовед. С 1947 по 1956 год отбывал заключение по необоснованным обвинениям.

Андреев Леонид. С 1947 по 1956 год отбывал заключение во Владимирской тюрьме по необоснованным обвинениям.

Терентьева Мария, Шаламов Варлам, Домбровский Юрий, Ручьев Борис и другие отбывали заключение по необоснованным обвинениям.

Ученик:

Который год мне не дает покоя

Все то же неотступное виденье.

В тот миг, когда державные часы

На Спасской башне отбивают полночь,

Когда еще не смолк, не отзвучал

тяжелый звон-

с двенадцатым ударом

они на площадь Красную вступают

и начинают шествие свое-

за рядом ряд, колонна за колонной,

и, как штандарты воинских частей,

плывут над ними стяги, на которых,

как номера дивизий и полков,

стоят (голоса с мест) – 29-й, и 30-й,

и 33-й, и 34-й,

и 35-й, и 37-й и все другие годы остальные.

Учитель:

Эти убили, а эти ославили.

Кто ж наши Каины?

Кто ж наши Авели?

Даже могил никаких не оставили,

Горько в родимой земле им лежать.

Нашим убитым,

Нашим измученным

Мы даже памятник не поставили.

Стыдно и не за что нас уважать.

Ю. Левитанский.

Пусть наша встреча будет своеобразным памятником всем репрессированным поэтам России.

2. Зажигается яркий свет. Диалог участников встречи.

- Знаете ли вы, в чем обвинили поэта Гумилева?

- Он не донес органам Советской власти, что ему предлагали вступить в ряды заговорщиков. Поэт категорически отказался от предложения. Но доносить не пошел, мешало понятие о чести.

- Что такое честь?

- По словарю В. Даля, это «внутреннее нравственное достоинство человека, доблесть, честность, благородство души и чистая совесть».

- Поэтому отправляли на Лубянку тех, кто стремился сохранить в чистоте свою совесть.

Но непогрешимыми считали себя и те, кто вершил свой неправый суд.

Зиновьев приказал всем бывшим офицерам царской армии зарегистрироваться якобы для получения хлебных карточек. Все были расстреляны.

Михаил Фрунзе, красный командир, обращается к белогвардейцам с просьбой не уходить с Врангелем за рубеж. Десятки офицеров, нижних чинов, рядовых остались. Их, безоружных, с привязанными к ногам камнями бросили в море.

К 1919 году были уничтожены 320 тысяч священнослужителей.

Уничтожалась интеллигенция. Умер Александр Блок за день до получения разрешения властей выехать на лечение за границу.

Крестьянину-доносчику обещано 25% от конфискованного зерна.

58-я статья содержала специальный 12-й пункт о недонесении. Наказание – вплоть до расстрела.

Можно ли оправдать или забыть такое?

(После ответов учащихся включается запись песни А. Розенбаума «Анафема»).

Сколько их было, невинно убиенных, заживо похороненных в ГУЛАГах, забытых из страха порою даже родными?

Вдумайтесь в такую цифру. В 1934 году в состав Союза писателей входило 2500 человек. А репрессировано было 2000!

Почему? За что?

Вспомните судьбу русских поэтов XIX века. Пушкина, Лермонтова, Грибоедова, Кюхельбекера. «Горька судьба поэтов всех времен// Тяжелее всех судьба казнит Россию».

Ученик:

Темен жребий русского поэта:

Неисповедимый рок ведет

Пушкина под дуло пистолета,

Достоевского на эшафот.

Может быть, такой же жребий выну,

Горькая детоубийца-Русь!

И на дне твоих подвалов сгину

Иль в кровавой луже поскользнусь,

Но твоей Голгофы не покину,

От твоих могил не отрекусь.

Доконает голод или злоба,

Но судьбы не изберу другой.

Умирать, так умирать с тобой

И с тобой, как Лазарь, встать из гроба

Учитель: Поэт серебряного века Максимилиан Волошин посвятил эти стихи памяти Блока и Гумилева.

Не покинула Россию Анна Ахматова. Она не была в тюрьме, но семнадцать месяцев ничего не знала о единственном сыне, триста дней и ночей провела в очереди в тюрьму.

Ученица:

Показать бы тебе насмешнице

И любимице всех друзей,

Царскосельской веселой грешнице,

Что случится с жизнью твоей-

Как трехсотая, с передачею,

Под Крестами будешь стоять

И слезою своею горючею

Новогодний лед прожигать.

Там тюремный тополь качается

И ни звука, - а сколько там

Неповинных жизней кончается…

(С последними словами стихотворения включается пластинка с записью голоса Анны Ахматовой. Звучат «Вместо предисловия», «Посвящение»).

Учитель: Сын Ахматовой и Гумилева был по сути дела мальчиком. Очень часто утренний вызов арестантов на отправку начинался под быстрый стук шагов по кафельному полу тюрьмы.

Страна умилялась «Колыбельной» из кинофильма «Цирк»: «сто путей, сто дорог для тебя открыты». А в Часовой башне Бутырской тюрьмы не пела, а шептала своему сыну поэтесса Мария Терентьева, жена репрессированного поэта Ивана Катаева.

Ученица:

Утром рано на рассвете

Корпусной придет,

На проверку встанут дети,

Солнышко блеснет…

Учитель: Две тысячи репрессированных поэтов… Это только членов Союза писателей, а многие такого членства не имели. Но они ни в чем не изменили себе. Они не хотели расставаться с поэзией даже в тюрьме. Однако Николаю Гумилеву на вопрос: можно ли писать ему стихи,– быстро ответили: прозу можно, стихи нет. Правдивого поэтического слова страшились, а за найденные стихи могли отправить в карцер или даже дать новый срок.

Поэту Сергею Поделкову после лагеря задали вопрос: «Что были для вас в лагере стихи?» Он ответил, не задумываясь: «Жизнь».

Часто не на бумаге, а в памяти сохранялись многие стихотворные строки. Или свои стихи выдавались за стихи незапрещенных Блока или Твардовского (об этом вспоминает А. Солженицын).

Униженные, но не сломленные, поэты пытались найти ответ на вопрос: «За что?» Многие свято верили в непогрешимость Сталина и власти, они писали полные недоумения и веры строки.

Ученик:

За что? Пусть Господь разберет

И движется длинный-предлинный

Наш, к гибели нашей черед.

Но, брат мой, вмурованный в камень,

Пойми, мы недаром легли,

Мы то, чем крепится фундамент

Всей будущей жизни земли.

А. Тришатов.

Но не все были так наивны. Осип Мандельштам напишет откровенное стихотворение, полное горечи и презрения.

Ученик:

Мы живем, под собою не чуя страны.

Наши речи за десять шагов слышны.

А коль хватит на полразговорца,

Так припомним кремлевского горца.

Его толстые пальцы, как черви, жирны,

А слова, как пудовые гири, верны,

Тараканьи смеются усища,

И сияют его голенища.

А вокруг него сброд толстошеих вождей,

Он играет услугами полулюдей,

Кто свистит, кто мяучет, кто хнычет,

Он один и собачит и тычет.

Как подкову кует за указом указ-

Кому в лоб, кому в пах, кому в бровь, кому в глаз.

Что ни казнь у него – малина

И широкая грудь осетина.

Учитель: Николай Заболоцкий, Даниил Хармс, Леонид Мартынов, Ярослав Смеляков, Павел Васильев – это новая волна репрессированных поэтов.

(звучит песня Вероники Долиной «Обэриуты»).

Смерть Сталина в 1953 году не остановила лавину репрессий и предательств.

Ученик:

Пусть мне говорят: «Успокойся» –

Спокойным я быть не сумею,

Покуда наследники Сталина

Живы еще на земле,

Мне будет казаться,

Что Сталин еще в Мавзолее.

Е. Евтушенко.

Учитель: Кандидат наук Васильев поздравил писателя Солженицына с пятидесятилетием. Вызвали в КГБ. Писатель Черных открыто выразил беспокойство по поводу того, что создается новый культ – культ Брежнева. Перестали печатать. Среди тех, кого «не одобряли» власти, был Владимир Высоцкий.

(Звучит песня Высоцкого «Я не люблю»).

Многие, слишком многие не дожили до реабилитации. Многих еще предстоит реабилитировать. Те же, кто вернулся из лагерей, больше всего на свете боялись забыть лагерную жизнь. «Забвение пережитого – смерть души», – говорил Шаламов. Нельзя забывать предательства, нельзя забывать свои муки.

Ученица:

Приснилось мне, что старые друзья

Опомнились, раскаялись, вернулись

И что ко мне, тревожа и дразня,

Приветливые руки протянулись

И дружеские руки отстраняя,

Я говорю без гнева и досады:

- Друзья мои, не трогайте меня,

Мне ничего ни от кого не надо.

Е. Тагер

(В зале наступает тишина, идет перекличка поэтов)

Таггер Елена, поэтесса, десять лет провела на Колыме.

Плужников Евгений, уже больным туберкулезом был отправлен на Соловки. Там вскоре и умер.

Васильева Елизавета (она же легендарная Черубина де Габриак), хромую, ее отправили по этапу на Урал.

(Диалог с залом. Чтение стихов или короткие рассказы о поэтах, подготовленные заранее).

Ученица:

- Мы к вам идём, в сегодняшний ваш день,

И в завтрашний ваш день, и в день грядущий,

- Мы к вам идем – куда ж нам друг без друга,

Мы память, что жестока и горька,

И мы её горчайшая строка,

Но в памяти – грядущему порука,

Цена ж забвенья слишком высока.

Ю. Левитанский.

(Гасится свеча).

Учитель: Наша встреча подошла к концу. Нет границ у памяти, но есть предел забвения. Мы вспомнили – и они снова как будто с нами, все кого мы назвали и о ком подумали.