Символ Лорелеи как
художественный образ в произведениях символистов (на примере произведений
поэтов серебряного века)
Русскому
читателю стихотворение Г.Гейне стало известно под названием «Лорелея». Впервые
в России в 1909 г. именно А.Блок перевел «Не знаю, что значит такое...» [31:86].
В русской
поэзии к образу Лорелеи два раза обращался Осип Мандельштам. В его
стихотворениях звучит торжественное, чуть архаичное, полновесное слово.
Мандельштам – поэт большой изобразительной точности; его стих краткий, отчетливый
и ясный, изысканный по ритмам; он красив по звучанию и очень выразителен.
Мандельштам одним из первых стал писать стихи на гражданские темы. Для него
революция была огромным событием, и поэтому в его стихах так часто фигурирует
слово «народ».
В стихотворении
«Декабрист» поэт говорит о едином порыве России и Европы из «тенет» и о
том, что называлась тогда «народная самостоятельность», «вернее –
труд и постоянство».
Стихотворение
наполнено печалью. В нем поэт использует большое количество устаревшей лексики,
которая предает стихотворению торжественность, таинственность («сенат»,
«чубук», «тенетах», «урочище»). Декабристам были близки вольнодумные мысли немецких романтиков.
Перед глазами
так и встает картина: лирический герой один сидит в глубоком кресле в кабинете,
он отрешился от действительности и перед его глазами всплывают таинственные
образы: начинает звучать тихая музыка («Подруга рейнская тихонько говорит, // Вольнолюбивая
гитара…»). Таинственный напев порождает необычные образы («Все перепуталось, и некому сказать…»). Читатель понимает, что герой умирает («постепенно холодея»), и даже последние его мысли о России, но вот он
переходит через реку забвения («Лета») и прекрасные вольнолюбивые мысли
о Родине сменяются прекрасным образом («Лорелея»). Все мечты о России
воплощаются в поэте, для него Лорелея - символ прекрасной оставленной Родины.
Одни исследователи предполагали такое истолкование этого стихотворения, а
другие говорили о том, что в Лорелее Мандельштам мог увидеть неизбежную кончину
не только для страны, но и лично для себя. Что касается слова Лета, то это еще
более интересный момент, ведь в древнегреческой мифологии «Лета» – это река
забвения в подземном царстве. Души умерших, отведав воду из Леты, забывали о
своей земной жизни. «Кануть в Лету» - быть забытым, бесследно исчезнуть. Можно
только предположить, что Мандельштам сравнивал свою судьбу с рекой забвения, а
Лорелею – с образом уже не прекрасной девы, а колдуньи, чаровницы, которая
могла погубить каждого, кто услышал бы ее песню.
Образ Лорелеи
возникает и в стихотворении «Стансы», которое было написано поэтом во время
пребывания в ссылке в Воронеже. Отторгнутый от мира, предчувствуя неминуемую
гибель, поэт не хотел отделять свою судьбу от судьбы своего народа. В стихах,
написанных в ссылке, предстает «трагическая фигура редкостного поэта», который
«продолжает писать вещи необычной красоты и мощи» [32:202] в невыносимо тяжелых
условиях. В стихотворении появляется слово «большевея» - неологизм
поэта. Автор призывает сам себя честно и продуктивно работать в своей области
(«я должен… работать речь… сам-друг») и быть политически лояльным и
согласным с большинством («Я должен жить, дыша и большевея»).
Стихотворение
из 8 строф, в котором неожиданно возникает образ Лорелеи, символизирующий коварство
фашистского режима в Германии:
Я помню все: немецких
братьев шеи
И что лиловым гребнем
Лорелей
Садовник и палач
наполнил свой досуг…
В
стихотворении автор взвешивает свою судьбу, вспоминает тюрьму, прыжок в пустоту
из госпиталя; пытается осмыслить происшедшее с ним за последний год: попытка
теракта против Сталина, арест, «помилование», новое местопребывание («станция»)
[6:128].
Автор считает
своей ошибкой и даже ругает себя за «затею» с эпиграммой на Сталина: «Проклятый шов, нелепая затея» [19:85] и программирует свое примирение с
окружающей действительностью во всех ее ипостасях: страна, государственный
строй, армия, города, колхозные села, освоение Арктики, природа, люди и т.п.
Интересны
своим композиционным содержанием 7-я и 8-я строфы «Стансов», содержащие «темное
место», связанное с образом Лорелеи:
Я должен жить, дыша и
большевея,
Работать речь, не
слушаясь – сам друг, –
Я слышу в Арктике
машин советских стук,
Я помню всё: немецких
братьев шеи
И что лиловым гребнем
Лорелеи
Садовник и палач наполнил
свой досуг.
И не ограблен я и не
надломлен,
Но только что всего
переогромлен…
Как Слово о Полку,
струна моя туга,
И в голосе моем после
удушья
Звучит земля –
последнее оружье –
Сухая влажность
черноземных га!
В 5-й строке
7-й строфы впервые упоминается Лорелея и гребень (которым она, по
соответствующим легендам, все время причесывается) лилового цвета. В 6-й строке
употребляется «садовник и палач». Можно предположить, что это Гитлер,
хотя может быть и Сталин.
Всё же
непонятным остается вопрос, зачем Сталину или Гитлеру «гребень» какой-то
немецкой Лорелеи: к тому же эта Лорелея, «явная германская шпионка и
троцкистская двурушница, дезориентирует судоводителей своим провокационным
пением и публичным чесанием волос, что приводит к авариям и кораблекрушениям, –
т.е. занимается вредительством на речном транспорте» [10:145]. Еще остается
неясным, почему акцентируется «лиловый» цвет ее гребня?
Именно в этом
стихотворении Мандельштам отступает от образа Лорелеи, созданном в немецкой
литературе, ведь, хотя и существуют различные переводы стихотворений Брентано,
Гейне и др., но насколько эти переводы близки по содержанию.
Путешествуя по
Каме, Мандельштам в одном из своих стихотворений несколько ностальгически
вспоминает свою поездку: «А на деле-то было тихо, // Только шел пароход по
реке [Каме!], // Да за кедром цвела гречиха…». В поездке поэт увидел поле
цветущей гречихи, которая была розово-фиолетового (= лиловый) цвета. Связь в
представлении Мандельштама «цветущей гречихи» с фиолетово-лиловой
расцветкой, т.е. с цветовой гаммой «венозной крови», подтверждается
строкой в мандельштамовском переводе (с французского) одного из стихотворений
О. Барбье: «война цветет, как море гречи» - аллюзия на связь цвета
крови с цветом поля цветущей гречихи, к тому же слова «война» и «вена»
– паронимы.
Можно увидеть
некую связь «Лорелеина гребня» с «текущей венозной кровью». Тем
самым, «гребень» связывается, соответственно, с «темно-красно-лиловой»
цветовой гаммой венозной крови, что и придает ему лиловую окраску.
Неизбежно возникает
желание считать образы Гитлер/Сталин «мигающими», как в некоторых других
текстах Мандельштама и объяснить это, скажем, общей установкой
мандельштамовского текста на «оксюморонность» и т.д. Само устройство текста
Мандельштама «провоцирует генерирование дурной бесконечности» такого рода
«общих» комментариев [30:84].
Заметим здесь
же, что «зубчатая гребенка» и способность Камы «наполнить досуг»
просвечивают в более позднем воронежском «ностальгическом» стихотворении
о Каме, в котором образ реки «склеивается» с неким привлекательным,
притягательным и эффективным женским образом, более «выносимым» для
Мандельштама, чем воронежская «убитость равнин», по которым «медленно
ползет» какой-то кошмарный «народов будущих Иуда»:
Уж лучше б вынес я
песка слоистый нрав
На берегах зубчатых
Камы:
Я б удержал ее
застенчивый рукав,
Ее круги, края и ямы.
В завершение
доказательства того, что в рассматриваемой строфе слово «свой» «маскирует»
слово «мой», приведем еще одно соображение в пользу того, что «гребнем
Лорелеи» наполнился досуг именно Мандельштама, а не «палача».
Сохранился
отрывок стихотворного текста, написанный Мандельштамом в мае 1935 г., т.е.
тогда, когда создавались «Стансы»:
Это я. Это Рейн.
Браток, помоги.
Празднуют первое мая
враги.
Лорелеиным гребнем я
жив, я теку
Виноградные жилы
разрезать в соку.
Мандельштам
себя рисует в данном случае в образе Рейна.
Таким образом,
образ Лорелее в стихотворениях Мандельштама очень противоречив. В стихотворении
«Декабрист» Лорелея – символ свободы и воли, автор повествует об эпохе, когда
ещё сохраняется вера и надежда на свободу, а в стихотворении «Стансы» Лорелея –
символ несвободы, тирании. Для Мандельштама советская эпоха – эпоха Сталина, в
которой даже он «большевеет», утрачивает какие-либо надежды на свободу.
Как и все
символисты К.Д. Бальмонт поднимает вопрос о Боге, о потустороннем мире, о том,
как каждый человек относится смерти. Уже в самом начале стихотворения он
описывает момент, когда человек находится на грани между жизнью и смертью: «Нет
возврата. Уж поздно теперь…». Вот еще одно мгновение и… что же будет
впереди? (внеземной мир? мир грез? фантазии? мир, очень далекий от
реальности?). Бальмонт будто бы хочет узнать, что, а может быть кто? нас
ожидает там, на другой стороне, в ином мире. Эти вопросы, на которые нельзя
найти ответы. И тут же поэт упоминает два имени: Клеопатру и Лорелею: «…
Клеопатра ли там в жемчугах? Лорелея ли с рейнскими сагами?..». Зачем он
упоминает эти два имени? Если обратиться к истории, Клеопатра – это последняя
царица Египта. Она была необычайно красива, обладала необычайным обаянием и
привлекательностью, умом, талантом истинного дипломата, а также имела
необыкновенно красивый завораживающий голос. В мифологии Лорелея – это
прекрасная дева-сирена Рейна, заманивающая своим пением корабельщиков и рыбаков
к опасным рифам у скал. В легенде о Лорелее говорится «… лишь распустит она
свои длинные волосы цвета чистого золота, и скроют они её убогую одежду:
кажется, сама королева поселилась в нищем доме рыбака…». Это две девушки
поистине неописуемой красоты и как было хорошо оказаться в их окружении,
наверное, и умереть не жалко бы было, тем более, что они и являются символом
необыкновенной женской привлекательности, несущей погибель. Ещё одно упоминание
о Лорелее есть в строке «И в распущенных косах русалочки?..». Бальмонт
также говорит о том, что люди, не задумывающиеся о смерти, «несчастны»
и «жалко-бездомны». Поэт только предполагает, как может выглядеть иная
сторона.
Интересен тот
факт, что в один ряд он ставит и Клеопатру, и Лорелею. У Бальмонта тоже
наблюдается трансформация образа. Для него Лорелея становится символом
совмещения коварства и красоты, вечной женственности, зовущей и влекущей, но не
всегда несущей радость.
БИБЛИОГРАФИЧЕСКИЙ
СПИСОК
1.
Блок А. А. Собр. соч.: В 8
т./ Под общ. ред. В. Н. Орлова и др. М.; Л., 1960. – Т.5. - 363 с.
2.
Булгаков С. Н. Первообраз
и образ: Сочинения: В 2 т. – М.: Искусство; – СПб.: Инапресс, 1999. – Т. 1:
Свет невечерний: Созерцания и умозрения. – 416 с.
3.
В стране легенд: Легенды
минувших веков в пересказе для детей/ Пересказали В. Маркова, Н. Гарская, С.
Прокофьева; Примеч. и общ. ред. В. Марковой; Худож. Л. Фейнберг. – М.: Дет.
Лит., 2004. – 343с.
4.
Введение в
литературоведение: литературное произведение: основные понятия и термины:
Учебное пособие для вузов / Под. ред. Л.В.Чернец. – М.: Изд. центр «Академия»,
2008. – 254 с.
5.
Гейне Г. Избранные
произведения (на немецком языке) / Сост. А.А.Гугнин. М.: Худож. лит., – 2000. –
525 с.
6.
Городецкий Л. Текст
Мандельштама в сопоставлении с традиционным еврейским дискурсом // Вестник
Пермского университета. Российская и зарубежная филология. 2010. - Вып.
4(10). – 145-151 с.
7.
Костина А.В. Массовая
культура как феномен постиндустриального общества. - М.: Едиториал УРСС, 2008.
– Изд. 4-е изд., перераб. и доп. – 352 с.
8.
Лупанова И.П. Современная
литература и ее критики // Проблемы детской литературы. – М., 2005. – С.
76-90.
9.
Максимов Д. Поэзия и проза
А. Блока. – М.: Просвещение, – 2007. – 135с.
10.
Мандельштам О. Собр. соч.
в 4 т. – М.: Арт-Бизнес-Центр, 2005. – 400 с.
Оставьте свой комментарий
Авторизуйтесь, чтобы задавать вопросы.