Я стою
на остановке возле своего дома. Жду автобуса. Через несколько часов мне
предстоит первый ЕГЭ в жизни…
Утреннее
солнце, выглядывая из-за туч, только что озарило город своим тусклым светом.
Повсюду на неровном асфальте разлиты лужи. Мокрые от ночного дождя типовые
девятиэтажки встретили еще один день своего старческого существования.
Темно-зеленые деревья, напротив, наполнены жизнью и молодостью. На улице сыро и
прохладно. Озоновый запах чувствуется с каждым вдохом.
Захожу в автобус
и сажусь на место у окна. Прислоняюсь головой к толстому стеклу в мутных
разводах. <...>
По дороге
медленно движутся машины, я смотрю на них и не вижу – мой взгляд замечает
только бледные разноцветные пятна. Я думаю. Интересно: какой момент можно назвать
ключевым для меня – тот, в который я напишу экзамен, или тот, в который его
проверят, или, наконец, момент, когда я узнаю результат… или уж когда я так или
иначе использую баллы для поступления в институт? А может, этот экзамен вообще
не будет иметь для меня большого значения?
Допустим, я
сдам хорошо, родители будут мной гордиться, у меня повысится самооценка,
появятся амбиции, я даже смогу поступить в какой-нибудь престижный университет
на какое-нибудь не менее престижное направление, чтобы всю жизнь работать в
Макдоналдсе. А что если я и не поступлю никуда? Да, не успею поступить, меня
просто собьет эта заурядная серая машина, которая только что мелькнула в окне,
и я погибну?
Зачем в
таком случае я сдавал этот экзамен? Не знаю.
Много лет мне
внушали, что от каких-то баллов в перспективе зависит мое будущее. Но, может
быть, мое будущее намного больше зависит от запланированных случайностей
проведения последних школьных испытаний, от друзей, политиков, от бетонной
плиты или от стертых тормозных колодок…
Выхожу из
автобуса. Ветер дует мне в лицо, и я «просыпаюсь» из фатализма. Между лужами,
похожими на пробоины земной поверхности, иду к чужой для меня школе по аллее,
слабо политой утренним светом. Опять «новые» мысли… Я находил их у себя в
голове уже пару сотен раз, так старательно мне их впихнули: только хороший
результат с вероятностью девяносто девять из ста принесет явную, ощутимую
пользу. Поэтому я должен выложиться на максимум, напрячь извилины и выжать
максимум из своей головы.
Проверяю,
все ли на месте: паспорт, три черные ручки, ответы (которые скорее всего не
подойдут, так как в этом году утечек с базы заданий, наверно, нет), телефон.
Да, все при мне. Все, кроме знаний по русскому языку. Но об этом уже поздно
беспокоиться, за оставшийся час не выучить многолетнюю школьную программу, как
бы мне этого ни хотелось.
Вижу школу. Вот и знакомые лица
одноклассников, с которыми скоро придется проститься на долгие годы. Вот и
немногочисленные учителя моей гимназии – сегодня наши требователи и
экзаменаторы становятся нашими помощниками. В некоторой степени это из-за того,
что их зарплата и престиж зависят от результатов учеников, однако, надо
сказать, многие из них искренне и бескорыстно хотят помочь своим выпускникам
сдать ЕГЭ. <…>
В конце
коридора слышится уверенный женский голос:
– Прошу внимания. Внимание, – шумовой
фон десятков разговоров медленно умолкает,
– вы присутствуете на сдаче Единого
государственного…
Проходят несколько минут. Как же
невыносимо слушать эти вступительные речи для галочки! И сколько времени
тратится на эту бессмысленную демагогию. «Официальные люди» вроде этого
директора школы считают, что читать скучные двадцатиминутные речи – их
призвание и долг, а если они будут говорить о пространных вещах чуть короче, то
они не выполнят свои профессиональные обязанности. Надеюсь, она скоро закончит.
–
…напоминаю, что все телефоны, другие средства связи и любые носители информации
запрещены. Если они имеются, передайте их на хранение сопровождающим. Естественно,
при этих словах ни один человек не сдвинулся с места.
– …Лица, допустившие нарушение установленного порядка проведения экзамена,
удаляются из аудиторий и к пересдаче ЕГЭ в текущем году не допускаются…
Ну,
теперь-то этот монолог близок к своему завершению.
– …Следуйте за преподавателем в свои
кабинеты. -
Сколько
страшилок рассказывали нам в школе про ЕГЭ и насколько проще все на самом деле:
треть заданий специально составлена так, чтобы последний кретин мог перейти
порог и получить аттестат. Остальные задания сложней, но многие из них может
выполнить троечник вроде меня. Не зная ни одного правила, можно догадаться, как
пишется то или иное слово и где поставить запятую, если с интонацией прочитать
слово или предложение про себя. Если говорить об организации ЕГЭ, то пронести
можно бомбу, не то что гаджет. Взять с собой мобильный и найти в нем нужную
информацию не составляет большого труда, никаких глушителей Интернета, о
которых нам столько рассказывали учителя, нет, а выходить можно хоть на два
часа, неудобство состоит только в том, что можно не успеть решить оставшееся
задание и написать сочинение по тексту.
Окружающие меня выпускники ничуть не стесняются пользоваться
несовершенствами системы и выходят в туалет один за другим.
Идет третий час экзамена. Некоторые
уже сдали работу. Те, кто еще сидит в аудитории, то сосредоточенно смотрят на
листы, то резко начинают записывать новый абзац сочинения на черновике.
Девочка в черном платье
сидит на месте 1а впереди меня. Она только что вернулась и быстро записывает
мелким почерком сотни слов, которые сливаются в толстые линии строчек.
–
Можно дополнительный бланк ответов? – говорит она неуверенно. – У меня место
закончилось.
–
Сейчас попрошу принести, – отвечает одна из учительниц.
Две оставшиеся «веселые» выпускницы
сосредоточенно трудятся над заданиями, и трудно поверить, что по их строгим
лицам когда-нибудь пробегала улыбка. Остальные сдающие экзамен работают не
менее напряженно. Это соревнование с самими собой, каждый хочет выиграть, написать
лучше, чем может.
Перехожу к сочинению по тексту.
Вчитываюсь. Ищу проблему. Вот она – соотношение цели и средств ее достижения.
Теперь аргумент – напишу, что Раскольников не имел права убивать старуху, как
бы она ни грабила людей и как бы ему ни нужны были деньги.
В
аудиторию приносят дополнительный бланк. Преподавательница степенным шагом
направляется к учительскому столу, где сидит ее коллега. Полная тишина, слышны
лишь тихие удары каблуков по полу.
Вдруг рядом со мной раздается приглушенный звук
рентгена. Какая-то ритмичная иностранная песня. Это звонок телефона. Все
сидящие в аудитории встрепенулись.
На мгновение каждый испугался за себя, но через секунду все уже повернулись к
источнику звука. Это девочка в черном платье.
–
Что такое? – с испугом и негодованием спрашивает учительница, еще не дошедшая
до своего места.
–
У кого телефон? – повышенным голосом интересуется другая.
Девочка
оглядывается по сторонам с жалким видом. Она не знает, что делать. В ее сторону
повернулись оба преподавателя.
–
Фамилия! – гневно вскрикивает учительница за партой.
– Семенова, – почти шепотом отвечает
девочка.
– Как?
–
Семенова, – отвечает девочка дрожащим голосом, нащупывая рукой телефон под
подолом платья.
Учительница
за столом делает пометку. Только теперь звук утих.
–
Выходи из класса. Будем акт оформлять.
Девочка медленно встает со стула. Я вижу ее покрасневшее лицо, по которому уже
бежит слеза. Маленькая учительница провожает девочку и выходит с ней из
аудитории.
Огромное потрясение для меня, да и для всех присутствующих. Не знаю, как отойти
от шока и продолжить работу. Я только начал писать сочинение, а осталось всего
полчаса. Надо спешить, несмотря на то что сосредоточиться после этого
происшествия просто невозможно. Какое несчастье... Как это могло случиться?
Почему с ней? Почему она не выключила звук на телефоне? Куча неразрешимых
вопросов, которые никак не дают мне переключиться на сочинение. Какая там
проблема текста, когда передо мной только что возникла проблема жизни.
Маленькая трагедия.
Но
надо продолжить сочинение, иначе горе этой девочки испортит мне не только
настроение, но и баллы по русскому.
Кое-как
я принимаюсь за работу. Писать приходится быстро, а мои мысли никак не хотят
приходить в порядок.
–
До конца экзамена осталось тридцать минут. Пишу сразу на чистовик: «В пример я
хочу привести произведение…»; двадцать минут: «из этого мы видим…».
–
До конца экзамена осталось пятнадцать минут. Дописываю: «Итак, из этого
следует, что…».
Полный
бред. Сочинение полностью состоит из заезженных клише, а придумать смысл, идею, содержание я
просто не в состоянии. Что случилась с той девочкой, где она?
– До
конца экзамена осталось пять минут. Надо срочно все проверить <...>.
– Экзамен закончен – почти кричит маленькая учительница
Все уже
ушли. Я подхожу к столу, сдаю бланки и задания, расписываюсь
В аудиторию заходит девочка в черном платье
с заплаканными глазами, она пришла за вещами. Ее
нежные белые руки грубо схватили паспорт без обложки и две ручки. Она быстро
уходит. Можно сказать, убегает.
Я быстрым шагом подхожу к своей парте, беру вещи. За ней.
Надо пойти за ней. Она пережила несчастье, мало того – позор. Нужно ее
успокоить. Не оглядываясь, я иду за девочкой.
А «до свидания» сказать не судьба? – говорит
учительница из-за стола.
Я
ничего не отвечаю. Моя судьба – это догнать девочку. Иду за силуэтом по
слабо освещенному коридору. Лестница. Черные балетки девочки мелькают на
ступеньках. За ними ритмично стучат каблуки моих лакированных туфель.
Спустившись с лестницы, девочка, не сбавляя шага, двигается к выходу.
Расстояние между нами небольшое – десять– пятнадцать метров, я
могу свободно окликнуть ее. Но я же не знаю ее имени… Фамилия у нее Семенова –
это я помню. Крикнуть по фамилии? Не лучшее начало для диалога. Выйдем на улицу
– догоню ее, остановлю. Девочка открывает дверь и выходит. Не успевает дверь
захлопнуться, как я вылетаю следом. Теперь на улице ливень. Струи дождя бьют
меня по голове. Эта неожиданность никак меня не радует. Как теперь я буду обнадеживать
эту девочку, когда свирепое небо поливает землю слезами? Однако я не
останавливаюсь. Приближаюсь к девочке на расстояние пяти метров. Слышу
всхлипывания. Она опять плачет. Мне остается сделать несколько резких шагов, и
я буду рядом с ней. Но я не могу, у меня не получается сделать эти несколько
шагов. Только сейчас я понял: мне нечего ей сказать. На языке вертятся только
два слова: «Ничего страшного». Но как я могу убедить в этом девочку?
Мы идем уже десять
минут, я немного отстал. Мои глаза привыкли к дождю, теперь он не мешает мне
смотреть на размеренные, быстрые шаги черных балеток, но подойти я все еще не
могу: не придумал, что сказать, да и, пройдя такое расстояние от школы, я
стесняюсь подходить к незнакомой девочке.
Вдруг черное платье с небольшим белым
воротничком сворачивает в арку многоэтажки и резко исчезает. На секунду я
останавливаюсь. Наверное, уже поздно ее догонять. Но мне почему-то так не
хочется сейчас ее упустить…
Может,
еще успею! Я срываюсь с места и бегу, шлепая туфлями по грязным лужам. Слетаю
со скользкого бордюра и лечу вниз, я чуть не падаю, но выравниваю туловище и
бегу изо всех сил. Поворачиваю в узкую арку, пробегаю ее и оглядываюсь по
сторонам. Школьное платье мелькнуло справа и исчезло за дверью. Железная дверь подъезда,
сопротивляясь амортизатору, медленно закрывается. Я бегу, чтобы схватить ее.
Запыхавшись, я
подбегаю к подъезду и ловлю дверь за миллиметр до магнита. Открываю и в
полумраке ищу глазами девочку, но ее нет. Слышу тихие шаги по лестнице,
наверное, уже поднялась этажа на два. Задыхаюсь, но бегу за ней. Еще чуть-чуть
– и я крикну: «Девочка, постой». Между нами один этаж. Скрип двери. Она уже в
квартире. Досадно. На всякий случай добегаю до четвертого этажа, на который
девочка зашла.
Неожиданно я нахожу дверь возле
лестницы незапертой. Осталась щёлка в несколько сантиметров. Наверняка девочка
так расстроена и так растеряна, что не замечает всего вокруг. Я подхожу и
смотрю в щель. Черное платье показалось и исчезло.
Как я здесь оказался? Только
двадцать минут назад я писал ЕГЭ по русскому, а сейчас я в незнакомом месте
возле незапертой двери смотрю в щёлку.
На этаже выше
кто-то выходит. Слышу хриплое гавканье собаки. Звон ключей. Сейчас начнут
спускаться. В каком глупом положении я оказался! Что делать?
Наверху мужской голос:
– Рекс, пошли.
Бежать вниз? Увидят приоткрытую дверь
– подумают, что я вор. Еще и пес. А что если спустит на меня собаку?
Шаги
по лестнице. Через пару мгновений меня увидят. Идти некуда. Неожиданно для
самого себя я осторожно, но быстро приоткрываю дверь и втискиваюсь внутрь.
Приставляю ухо к обратной стороне двери. Слышу тяжелое дыхание собаки. Они
прошли.
Оборачиваюсь
и вижу перед собой кухню. На столе без скатерти лежит кисть наполовину сгнивших
бананов, с потолка на толстом проводе свисает лампочка. За окном капли дождя
стучат по подоконнику, сверкнула молния. Слева
в конце
небольшого коридора белая деревянная дверь единственной комнаты.
Я только
что залез в чужую квартиру. Вероятно, это самый идиотский поступок в моей
жизни…
За
белой дверью слышу приступ отчаяния, голос плачущей навзрыд девочки. Она
говорит с кем-то по телефону:
– Ну зачем, зачем ты позвонила? – кричит
она.
– …
–
Нет, уже не будет хорошо! Никогда… – плач прерывает трясущийся голос.
– …
–
Какой аттестат? Меня никуда не примут! – истерический крик. – Ты понимаешь,
мама? Никакой Москвы!
– …
–
Да нет же, нет! Какие пятерки? Это не поможет, мама!
– …
Нет,
не считают, нет, нет… – слезы душат девочку, она не может говорить.
Вдруг удар. Телефон разлетается, ударившись о
стену. Мне страшно. Я не разуваюсь. Еле ступая по липкому линолеуму, медленно
подхожу к белой двери. Становлюсь так же, как только что стоял у входа в
квартиру, но на этот раз щёлки нет, остается слушать, что происходит за дверью.
Плач девочки становится похожим на смех и медленно утихает.
Вдруг
в комнате что-то щёлкает и звук дождя усиливается. Какой-то стук...
Только не это!
Я дергаю ручку что есть силы. Старая дверь чуть не срывается с петель и
открывается нараспашку. Передо мной комната, обклеенная старыми бумажными
обоями.
У открытого окна на бетонном подоконнике с пятнами каменного цвета на местах
отслоившейся краски спиной ко мне стоит девочка. С заметным испугом она неловко
разворачивается в мою сторону. Ее губы дергаются, она силится испустить крик
или хотя бы слово, но у нее не получается. И зачем ей кричать? Она успеет
спрыгнуть до того, как я подойду.
Я в растерянности. Холодок пробегает по моему телу. Понимаю, что сейчас, в эту
минуту, надо срочно что-то предпринимать, бежать, спасать – но я не могу, ноги
приросли к полу.
в
Если опустить тот факт,
что девочка собирается прервать свою жизнь, мы с ней находимся в одинаково
неловком положении. Мы оба не знаем, что делать.
в
Несколько секунд
молчания, прерываемого только звуком дождя и капель воды, срывающихся с
подоконника на пол.
в
От безысходности я
спрашиваю первое, что приходит в голову:
в
– Как тебя зовут?
в
– Соня, – отвечает она,
вдыхая воздух поглубже. Она смотрит на меня с удивлением, держась
в
одной рукой за
деревянную раму окна. Теперь мне кажется, что она не прыгнет. Я иду ва-банк,
если не сработает и она развернется к окну, я моментально брошусь вперед и
схвачу девочку.
в
–
Ну, Соня, прыгай, – неуверенно советую я.
Мышцы моих ног напряжены
и готовы к броску.
Мокрая
от дождя Соня встрепенулась. Ее большие глаза открыты до предела, они смотрят
со страхом. Слезы опять подступают к горлу девочки.
–
Я не буду, – после небольшой паузы отвечает она дрожащим голосом.
–
Не будешь, да? Ну, я тогда пойду, – говорю я, сомневаясь.
Соня
спускается с подоконника и стоит не двигаясь. Я разворачиваюсь и иду к выходу.
Открываю скрипучую дверь. Теперь вниз по лестнице.
В приподнятом
настроении ступаю через две-три ступеньки, я куда-то спешу, наверное, домой.
Выхожу
из подъезда. Дождь теперь только моросит мелкими капельками. Как я счастлив! Не
помню себя от радости. Самый нелогичный и самый лучший поступок в моей жизни. Я
только что стал для Сони знаком. Она всю жизнь будет вспоминать обо мне, будет
рассказывать про меня подругам, потом детям, внукам. Пожалуй, она даже
подумает, что я был посланником с неба… да, скорее всего так и будет. А я ведь
сам не знаю, как очутился в этом доме.
В
Наконец вижу козырек
остановки через дорогу. Иду к пешеходному переходу.
И зачем я пошел за Соней, когда уже не надеялся ее догнать? Так ли я хотел
успокоить девочку, что протащился за ней несколько улиц? Как все удачно
вышло...
Дикий скрежет колес, тормозящих на скользком дорожном покрытии. Я
смотрю вперед – красный свет. Поворачиваюсь. Страх. Ужас. Серая машина. Огни
фар. Мгновение – и капот автомобиля с огромной железной силой бьет меня в
живот, после чего откидывает назад на несколько метров. Падаю и бьюсь затылком
о мокрый асфальт.
Оставьте свой комментарий
Авторизуйтесь, чтобы задавать вопросы.