ЭССЕ НА ТЕМУ:
«История в рассказах
Николая Михайловича Карамзина».
Николай
Михайлович Карамзин является писателем-новатором, разрабатывавшим новое в
европейской литературе направление, он всерьез обратился к жанру писем,
использовав его возможности для свободной, передачи чувств своего героя и
превращая повествование в задушевную исповедь. Новаторским в русской литературе
было и то, что писатель положил в основу произведения свои личные впечатления
от поездок по европейским странам. Естественно Карамзин был не первым русским,
посетившим Европу, однако он был первым русским писателем, который,
странствуя «с пером в руке», превратил путешествие по Европе в путешествие по
глубинам человеческой души.
Карамзин Н.М. в 1804 году берётся за огромный труд,
над которым будет работать до конца своей жизни (более 20 лет): написание
«Истории государства Российского». Работу над ней можно назвать подвигом жизни
Карамзина. «История …» вдохновит многих русских писателей на создание
произведений на исторические темы. «История государства Российского» — вот
великое наследие Николая Михайловича Карамзина..
Карамзину предлагали стать министром народного просвещения, предлагали
чины, звания, награды. Писатель от всего отказался, согласившись принять
звание историографа. Это звание было настолько диковинным в России, что слуга
записал его однажды в книге визитов: «Граф Истории».
Обращение Карамзина к прошлому, к истории, приведшее его в
конце концов к отходу от литературы и к официальному званию историографа, имело
также специфический характер. Первая историческая повесть Карамзина - «Наталья,
боярская дочь»; это был гимн добрым старым временам феодализма. Эта повесть
содержит скорее утопию, чем историю. Карамзину, несмотря на то, что он хорошо
был знаком с литературой раннего западного романтизма, не был свойственен
глубокий историзм, возникший в этом литературном течении. Это сказалось даже в
«Марфе Посаднице», повести, написанной уже тогда, когда Карамзин всерьез
занимался изучением русской истории. Эта повесть на первый взгляд удивляет.
Карамзин с большим подъемом изображает республиканские доблести Марфы и ее
сторонников. Реакционный тупица П.И. Голенищев-Кутузов в доносе на Карамзина
как на якобинца ссылался на «Марфу Посадницу». Но Голенищев-Кутузов был неправ.
Повесть Карамзина нимало не революционна. Новгородские герои у Карамзина
вне-историчны; это античные герои, в духе классицизма. И исторические
воспоминания явственно тяготеют над повестью. Недаром рядом с «вечем» и
«посадниками» у Карамзина фигурируют «легионы». Основным критерием ценности
исторических событий оказывается у него сила. Карамзина не радует этот критерий
ценности. Он ищет иных критериев ценности, прежде всего эстетических. От жизни,
где сильный прав своей силой, он замыкается в круг сладостных эмоций, очень
личных, очень нравственных, по его мнению, но смысл которых именно в создании
фикции спасения от истории. В конце концов, за всеми проявлениями нравственной
умиленности, эстетической чувствительности, исторической учительности Карамзина
стоит неверие. В конце концов, Карамзину хочется только сохранить свой
внутренний мирок переживаний, которые кажутся ему и высокими, и прекрасными.
Карамзин умывает руки; он не желает принимать участия и в угнетении
народа:
Пусть громы небо потрясают,
Злодеи слабых угнетают,
Безумцы хвалят разум свой.
Мой друг! не мы тому виной.
Мы слабых здесь не угнетали
И всем ума, добра желали;
У нас не черные сердца!
И так без трепета и страха
Нам можно ожидать конца
И лечь во гроб, жилище праха.
* («Послание к И.И. Дмитриеву», 1794.)
Все в мире - государственное устройство, жизнь и смерть, любовь и нищета, героизм
и подлость - все становится для Карамзина предметом эстетического преображения
(конечно, это не значит, что он теряет черты отчетливого социального
мировоззрения). Он эстет и скептик, для которого «красивое» и «умилительное»
прекрасно, якобы, само по себе. Карамзин умиляется и даже восторгается
счастливой жизнью свободных швейцарских крестьян в «Письмах русского
путешественника», но это вовсе не обязывает его к мысли о желательности или
необходимости перенесения соответственных порядков в Россию. Так, в очерке
«Фрол Силин» он умиленно изображает идеального русского крестьянина, умеющего
недурно устроиться и при крепостничестве, крестьянина-кулака, усердного и
покорного. Он никого не хочет судить; как сложились условия жизни, пусть так и
будет всегда, - вот чего он хочет.
Все, по Карамзину, хорошо, если только нет переворотов,
которых он не любит все-таки, - все одинаково хорошо, а может быть, и одинаково
плохо. Поэтому не стоит стремиться к новому; лучше не будет, а любоваться есть
чем при всяких порядках; ведь можно любоваться даже горем, даже социальным
злом, как это показал Карамзин в «Бедной Лизе». «Все прекрасное меня
радует, - сказал сам Карамзин, - где бы и в каком виде ни находил его».
Оставьте свой комментарий
Авторизуйтесь, чтобы задавать вопросы.