Традиции
русской публицистики в фельетонах Татьяны Толстой
Изучение в 11
классе творчества Татьяны Никитичны Толстой в контексте современной русской
литературы – тема достаточно благодатная. Фактически, за учителем остаётся как
выбор произведения, так и выбор жанровой парадигмы. Можно изучать «Кысь» как
антиутопию – в сопоставлении с «Мы» и «Котлованом». Можно – автобиографические
рассказы как свидетельство эпохи. Тут и «Жизнь Арсеньева» в помощь, и «Доктор
Живаго». Но было бы несправедливым оставить в стороне публицистику Татьяны
Толстой. Тем более, что это настоящая русская публицистика самой высокой марки.
Я говорю о вошедших в книгу «День» фельетонах конца девяностых – начала
нулевых.
Однако, прежде
чем вести речь о фельетонах Толстой, необходимо кое-что уточнить.
Само слово
фельетон с французского переводится просто как «листок». Но русская школа
журналистики, унаследовав этот французский термин, изначально придавала ему
жанровое значение. На русском языке фельетон как жанр впервые был определён
тогда же, когда и впервые упомянут, – в «Вестнике Европы» за 1820 год:
«Фельетон – это ещё, очевидно, не укрепившееся в нашем быту понятие означает
отдельную часть газеты, где помещаются замечания на новые книги, на играемые
в театрах пьесы, на самую игру актёров» (курсив мой). Пример – фельетоны
Барона Брамбеуса в «Библиотеке для чтения», популярные настолько, что о них
знала даже дочка одного провинциального городничего.
Одной из форм
фельетона стали и физиологические очерки 40х годов. Стоит ли напоминать, кто тогда
блистал в этом жанре? Появился и стихотворный фельетон, доведённый до
совершенства Н.А. Некрасовым.
К концу XIX столетия русский фельетон уже
достаточно чётко разделился на сатирический и юмористический. Более того,
составители словарей уже чётко выделяли два значения слова «фельетон». Так
«Малый энциклопедический словарь» Брокгауза и Ефрона издания 1909 года даёт
следующие определения.
1. «…отдел газеты
(заметьте, не жанр!) в форме научно-популярных статей по вопросам
политическим, общественным, литературной и художественной критики и пр.»
Становится
понятным, почему «королём фельетона» в предреволюционный период называли Власа
Дорошевича с его огромными историческими очерками (если пользоваться
современным определением). «Дуэль», например, написанная в тот же период и по
той же проблематике, что и «Поединок» Куприна.
Однако словарь
1909 года даёт ещё одно определение.
2. «Маленький
фельетон» – краткая статья по тем же вопросам в юмористическом стиле». И это
сразу заставляет вспомнить такие произведения, как «Одесский язык» того же
Власа Дорошевича, «Резная работа» Аркадия Аверченко.
Вот в этом
«маленьком фельетоне» мы и можем сразу выделить два подвида.
Во-первых,
юмористический фельетон. Он часто перерастает в произведение разговорного
жанра. Это монолог или комический диалог, часто имеющий подзаголовок «Сцена».
Основы этого жанра положены актёром и писателем, первым русским артистом
разговорного жанра Иваном Фёдоровичем Горбуновым. Некоторые фразы из его «сцен»
до сих пор на слуху. Из «Воздухоплавателя», например, где купцы наняли портного
лететь на воздушном шаре, и народ обсуждает: «Вестимо, от хорошего житья не
полетишь». Или «Травиата» в пересказе московского купчика: «Попела ещё с
полчасика, да Богу душу и отдала». Или знаменитое сетование пьяного извозчика,
вываливающего седока: «Кажинный раз на эфтом самом месте!..»
Традиция такого
эстрадного юмористического фельетона и была продолжена корифеями жанра. Влас
Дорошевич даже снабдил свой фельетон «Одесский язык» ироническим «солидным»
подзаголовком: «Лекция на степень доктора филологических наук». Дошутился! Если
запросить в Гугле «Влас Дорошевич Одесский язык», то одной из первых появляется
ссылка на «Викицитатник». Там эта страница так и озаглавлена: «Одесский язык» –
лекция В.М. Дорошевича на соискание степени доктора филологических наук,
опубликована в 1895 г.» то есть благодарные наследники приняли за чистую монету
даже финальный абзац этого фельетона:
«Я мог бы ещё дальше продолжать свои исследования об этом чудном языке,
но боюсь, что messieurs и mesdames уже соскучили за тем, что я долго говорю за
одесский язык, обязательно начнут с меня смеяться и, видя, что от моей лекции
некуда деваться ни тудою, ни сюдою, удерут в форточку, а я буду иметь остаться
сам, без никого!»
Фельетоны Аркадия
Аверченко вообще составляли основу программы его эстрадных выступлений.
Печальное, в общем-то, событие могло послужить поводом для написания фельетона
– злободневного и, к сожалению, не имеющего ни малейшей возможности устареть.
Так, газетная заметка: «Недавно один петербургский профессор забыл после
операции в прямой кишке больного В. трубку (дренаж) в пол-аршина длиной», –
становится эпиграфом к фельетону «Резная работа». Это фейерверк чёрного юмора –
диалог профессора и его ассистента, время от времени прерываемый робкими
замечаниями больных:
-
…Первый раз оперируетесь, больная?
-
Нет, господин профессор, я раньше у Дубинина оперировалась.
-
Aгa!.. Ложитесь. Накладывайте ей маску. Считайте! Ну? Держите тут,
растягивайте. Что за странность! Прощупайте-ка, коллега... Странное
затвердение. А ну-ка... Ну вот! Так я и думал... Пенсне! Оригинал этот
Дубинин. Отошлите ему, скажите - нашлось.
-
А жаль, что не ланцет. Мы бы им вместо пропавшего воспользовались...
Зашивайте!
-
А где марля? Я катушки что-то не вижу. Куда она закатилась?
-
Куда, куда! Старая история. И что это у вас за мания - оставлять у больных
внутри всякую дрянь.
-
Хорошая дрянь! Марля, батенька, денег стоит.
Юмор? Вряд ли…
Обличительная сатира.
Действительно, в
эти годы развивается и русский сатирический фельетон. Образцом его может
служить замечательная серия фельетонов-памфлетов Максима Горького «В Америке»
(«Город Жёлтого Дьявола», «Один из королей республики»).
Именно этой
«дорожкой узкою, но верною» и пошёл русский советский фельетон в
послеоктябрьские годы. Развивался он достаточно односторонне. В Сети можно
найти объективное и очень интересное исследование С.А. Комарова «Фельетон:
проблема жанрового определения».
С конца 20-х
годов фельетон рассматривался в советской публицистике уже почти без исключений
как жанр злободневно-сатирический. По выражению бывшего «сатириконца» Д'Актиля
(он же Анатолий Френкель), «отправной точкой…фельетона должен непременно быть
сегодняшний случай, последний по времени факт». В 1927 году развернулась целая
дискуссия по поводу того, каким должен быть фельетон. Михаил Кольцов
использовал понятие «фельетонной искры»: по его мнению, «фельетон не приемлет
подрисовывания отдельных фактов, снабжения их присочинёнными деталями, бытового
грима действующих лиц». Фельетоны самого Кольцова так и строились: «на монтаже
фактов, на распределении их, на чередовании, на узорах из них». Оппонентом
Кольцова выступил будущий главред «Крокодила» Григорий Рыклин, утверждавший,
что не мыслит фельетона «без красок». Но и он предлагал «иногда в ущерб
художественности пойти на жертву и давать публицистическую концовку». Итог был
подведён в статье профессора Л.П. Гроссмана от 1927 года «Фельетон –
влиятельный литературный жанр»:
«Подлинный
фельетон есть своеобразное литературное произведение, имеющее свою поэтику,
свои законы построения, свои законы оформления, свой отчётливый общий стиль,
тематический репертуар, эмоциональную насыщенность и определённую установку на
возбуждение иронических, гневных и трогательных эмоций в читателе».
Он же выделил
основные жанрово-стилистические особенности фельетона:
«– игра с
заглавием;
– склонность к
иллюстрации анекдотом;
– своеобразие
речевого стиля;
– выразительность
сказа».
В «Литературной
энциклопедии» 1939 года даётся определение фельетона, до сих пор не
претерпевшее особых изменений: «Фельетон – малая художественно-публицистическая
форма, характерная для периодической печати (газеты, журнала) и отличающаяся
злободневностью тематики, сатирической заострённостью или юмором».
Фельетоны Татьяны
Толстой можно рассматривать на занятиях по стилистике, при изучении
публицистических жанров, – можно рассматривать как чистые, эталонные примеры
русского фельетона. Книга «День» заставляет вспомнить и фантасмагории Барона
Брамбеуса, и «сцены» Горбунова, и занимательные исследования Власа Дорошевича,
и мрачновато-грубоватый юмор Аверченко, и памфлеты Горького, и острую
адресность фельетонов Ильфа и Петрова.
Если анализировать
фельетоны Татьяны Толстой в соответствии с параметрами, заданными в статье
Гроссмана, то первая особенность, которая сразу бросается в глаза, –
иронические аллюзии или даже прямые реминисценции из классики (причём не
обязательно литературной), содержащиеся в заглавии фельетона или отдельных его
частей. Например: «Какой простор…» – сразу одноимённая картина Репина перед
глазами? – ан, нет, фельетон посвящён изданию в России американского мужского
журнала и называется «Какой простор: взгляд через ширинку». Вот такое
противостояние культурных начал – в подтексте.
Что ни название,
то игра с читателем в «Угадай, откуда?» Короткий (вот то, что 100 лет назад
называли «маленький») фельетон от ноября 1998 года – «Лёд и пламень». И
подзаголовок – «К юбилею народного избранника». Первая мысль – цитата из
«Евгения Онегина». Только вот речь в фельетоне идёт об идолопоклоннической
приверженности американцев одному из символов их цивилизации – изображению
Микки Мауса. И тогда всплывает другая ассоциация: «Лёд и пламень» – так в
русском переводе называлась повесть Рея Брэдбери, опубликованная в Америке в
1946-ом, а у нас – в 1970-ом, в альманахе «Искатель». И действительно, Татьяна
Никитична ведь принадлежит как раз к тому поколению юных читателей, которые ни
одного номера «Искателя» не пропускали… А речь у Брэдбери идёт о том, как легко
превращаются потомки космонавтов, представителей высокоразвитой цивилизации, в
жалких пещерных дикарей, которые живут…ну, не одним днём, а теми восьмью днями,
которые отмеряет на жизнь каждого поколения жёсткая радиация иной планеты.
Вообще,
американская серия фельетонов Толстой своей сатирической остротой заставляет
вспомнить памфлеты Горького. Хотя в заглавиях – ассоциации иные: «Николаевская
Америка» – контаминация «николаевской России» и «Одноэтажной Америки» Ильфа и
Петрова. Вообще разнообразные сочетания несочетаемого, то, что лондонские денди
называли макароническим стилем, – характернейшая особенность авторской манеры
Татьяны Толстой.
Это может быть и
макаронический стиль в современном понимании термина, то есть включение в текст
иностранных слов, написанных латиницей («Куря, можно
заработать себе рак легких, как это произошло с Marlboro Man — брутальным
красавцем с рекламы самых популярных сигарет, все приглашавшим и приглашавшим
последовать за ним, туда, в Marlboro country, горно-лошадное, круто-мачистское
виртуальное пространство,— и вот, доприглашавшимся. Мальбрук в поход собрался,
Dieu sait quand reviendra. А он уж не reviendra никогда».)
Это может быть
стилистическая разнородность в пределах одной фразы, так же создающая
комический эффект («Господи Боже, Царю Небесный! Благодарю
тебя, что в неизреченной милости Твоей не даешь забыться и погрязнуть в
гордыне. Что в минуту слабости и низости нашей бабахаешь человека в лоб ложкой
для картоф., чтобы напомнить ему: прах еси и в прах возвратишься.»)
Это может быть
оксюморон. В трагической истории о Микки Маусе, например, такой: «Троцкисты могут исказить рыло любимого».
Абсурдность
ситуации, сложившейся в реальности, Толстая подчёркивает, противопоставляя этой
реальности свою, гротескную: «50-летие Мыши праздновалось
в Белом Доме (вообразим Чебурашку в Георгиевском зале, Суслова с Крокодилом
Геной под блицами фотовспышек)». Эту же абсурдность могут подчёркивать литературные и исторические
аллюзии: «И новоявленные отступники будут наказаны,
подобно иудушке Нэнси, полностью заслужившей свой превентивный народный ледоруб».
В фельетонах
Толстой гармонично сочетаются сложные синтаксические структуры, классическое
построение риторических фигур – с живыми, разговорными интонациями Горбунова и
Аверченко: «…показная доброжелательность спадает с вечно
моложавых лиц окружающих, химически отбеленные зубы их заостряются, глаза мечут
молнии, и они могут даже – о ужас! – вспотеть». Непринуждённость, лёгкость
авторской речи подчёркивают многочисленные окказионализмы, часто дополняющие
известные цитаты («Я планов наших люблю гламурьё»).
В заключение могу
сказать следующее. Фельетоны Татьяны Толстой – превосходный материал как для
простого лингвостилистического, так и для компаративного анализа
публицистических текстов, достойно выдерживающий сравнение с классикой русской
публицистики.
Источники:
Толстая Т.Н. День. – М., Подкова, 2002 г.
Аверченко А.Т. Бритва в киселе. – М., Правда,
1990 г.
Горбунов И.Ф. Полное собрание сочинений в 2-х
т-х. Под ред. А.Ф. Кони, – СПб, Из-ние А.Ф. Маркса, 1904 г.
Малый энциклопедический словарь. Из-ние II-ое, вновь переработанное и значительно дополненное. – СПб, Из-ние
Брокгауз-Ефрон, 1909 г.
С.А. Комаров. Фельетон: проблемы жанрового
определения. // Эл. ресурс
http://feb-web.ru/feb/litenc/encyclop/leb/leb-6892.htm
https://ru.wikiquote.org/wiki/Одесский_язык_(Дорошевич)
Оставьте свой комментарий
Авторизуйтесь, чтобы задавать вопросы.