Процесс 6 миллионов слов

ПРОЦЕСС  6 МИЛЛИОНОВ СЛОВ – НЮРНБЕРГСКИЙ ПЕРЕВОД.

         Нюрнбергский процесс над главными немецкими военными преступниками стал беспрецедентным событием в мировой истории. По замечанию главного обвинителя от США Роберта Х. Джексона, Международный военный трибунал (МВТ) представлял собой «нововведение и эксперимент». В самом деле, никогда прежде не предавались суду преступники, «завладевшие целым государством и самое государство сделавшие орудием своих чудовищных преступлений». Впервые в истории мировой судебной практики юристы разных стран попытались гармонично объединить в рамках одного процесса юридические традиции и принципы «соревновательной» англосаксонской и «дознавательной» континентальной правовых систем. Наконец, впервые на мероприятии всемирно-исторического значения был применён синхронный перевод.

Следует отметить, что синхронный перевод использовался в международной практике и до Нюрнбергского процесса, однако состоял лишь в синхронном чтении заранее переведённого текста выступления докладчика или в последовательном переводе на разные языки, осуществляемом параллельно несколькими переводчиками. В США ответственность за подбор квалифицированных переводческих кадров выполнял профессиональный лингвист, полковник Леон Достер, высказавший идею использования синхронного перевода на процессе. Американская компания IBM предложила оснастить зал судебных заседаний нюрнбергского Дворца правосудия самой современной аппаратурой — модернизированной системой “Hushaphone” Филина-Финлея— и предоставила своё оборудование бесплатно; правительство Соединённых Штатов оплачивало только его доставку в Нюрнберг и монтаж в зале суда.

            Рабочая зона синхронных переводчиков была обустроена следующим образом. Состоящий из четырёх трёхместных кабин (английской, русской, немецкой и французской) «аквариум» поместили в глубине зала в непосредственной близости от скамей подсудимых. Это тоже была идея Достера, опытнейшего устного переводчика, который как никто понимал, насколько важной окажется для его подопечных возможность наблюдать за поведением главных антигероев суда. Каждая из кабин имела с трёх сторон невысокие стеклянные перегородки. Верх оставался открытым, т.е. ни о какой звуконепроницаемости, которая сегодня является обязательным условием работы синхрониста, не было и речи…

В кабине могли одновременно расположиться три переводчика, на которых приходились три пары наушников и один ручной микрофон. Для всех присутствующих в зале также были предусмотрены наушники: в них можно было слушать непосредственно речь выступающего и её перевод на любой из официальных языков процесса. Система была пятиканальной: первый канал предназначался для оригинальной речи, второй — для английского языка, третий — для русского, четвёртый — для французского, пятый — для немецкого. Наушники переводчиков были настроены только на первый канал. В зале установили 6 микрофонов: по одному для каждого из четырёх судей, один у свидетельской стойки и один на трибуне обвинителя.

            Достер и его помощники изначально приняли решение, что каждый синхронист будет осуществлять только прямой перевод в одну сторону, на один язык, во избежание двойной психофизической нагрузки. Решая техническую составляющую задачи, организаторы одновременно с этим вели поиски квалифицированных переводчиков, способных переводить синхронно на высоком профессиональном уровне. Главная проблема заключалась в том, что до Нюрнбергского процесса синхронистов нигде в мире не готовили, поэтому было решено задействовать специалистов последовательного перевода. От кандидатов требовались прекрасное владение исходным и переводящим языками, хорошее знание юридической и военной терминологии, высокая стрессоустойчивость.

            20 ноября 1945 г. в зале № 600 Нюрнбергского Дворца правосудия прошло первое заседание Международного военного трибунала.  9.30 по местному времени сотрудники прокуратуры и адвокаты заняли свои места за соответствующими столами, а 12 переводчиков-синхронистов — «аквариум». В 9.45 солдаты американской военной полиции ввели в погрузившийся в гробовую тишину зал 20 обвиняемых, которые разместились на поставленных в два ряда скамьях подсудимых.  В 10.00 прозвучали слова судебного исполнителя: «Внимание! Встать! Суд идёт!». Маховик правосудия завертелся, и одной из главных сил, приводивших его в движение, являлись, безусловно, переводчики.

/ можно со слайда/

Их трудовая деятельность была подчинена строгому графику, разработанному полковником Достером и его помощниками.  Отдел переводов состоял из 5 групп:

1. Синхронные переводчики (36 человек).
2. Вспомогательные последовательные переводчики (12 переводчиков с языков, отличных от четырёх официальных, использовавшихся на процессе).
3. Письменные переводчики (8 секций по 20-25 человек в каждой; 15-18 переводчиков готовили «сырые» переводы, а 8 занимались редактурой переведённых материалов; за каждой секцией были закреплены 10 машинисток).
4. Стенографисты (12 человек для каждого языка).
5. Редакторы стенограмм (свыше ста переводчиков, редактировавших стенограммы, сличая их с магнитозаписями выступлений).

      Численный состав группы синхронистов не менялся на протяжении всего процесса. 3 команды — «A», «B» и «C» (по 12 переводчиков в каждой) — работали посменно.  Утром команда «A» работала в течение 85 минут в «аквариуме» в зале суда. В кабине сидели три переводчика, за каждым был закреплён рабочий язык, с которого он должен был переводить на язык, соответствующий названию кабины. Один переводчик переводил, двое остальных ждали своей очереди. Как только происходила смена выступающего и начинал звучать другой язык, первый переводчик передавал микрофон своему соседу, работавшему с данным языком.  Во время заседаний два вспомогательных устных переводчика постоянно находились позади стола судей. К их помощи судьи прибегали в тех случаях, когда им необходимо было срочно выяснить что-либо друг у друга. Оба переводчика имели три рабочих языка (русский, английский и французский).

            Советские переводчики, которые отправлялись в Нюрнберг прямо из ставки Красной армии в Карлсхорсте или через Всесоюзное общество культурных связей с заграницей (ВОКС), получили образование в советских вузах. Группу советских переводчиков в Нюрнберге с февраля 1946 года возглавлял Евгений Абрамович Гофман, переводчик с немецкого, окончил военный факультет при Втором Московском государственном педагогическом институте иностранных языков (МГПИИЯ), а Татьяна Алексеевна Рузская (переводила с английского), Инна Моисеевна Кулаковская (переводила с немецкого) и Константин Валерьянович Цуринов (синхронный переводчик, а в дальнейшем секретарь советской делегации) — Московский институт истории, философии и литературы (МИФЛИ). Впрочем, в ходе вышеупомянутого тестирования неоднократно выяснялось, что высшее лингвистическое образование не всегда гарантирует наличие у кандидата серьёзных способностей к синхронному переводу. Помимо дипломированных переводчиков к работе в «аквариуме» привлекались талантливые люди и других профессий: учителя, юристы, кадровые военные. Синхронист Юрий Сергеевич Хлебников окончил Высшую школу коммерции в Париже, а его коллега Петер Юбералль до войны работал биржевым маклером. Многие синхронисты, переводившие с русского языка, были выходцами из семей белоэмигрантов, например князь Георгий Илларионович Васильчиков, княгиня Татьяна Владимировна Трубецкая, возглавлявшая русскую секцию отдела переводов, и уже упомянутый Юрий Хлебников. Для многих из них два языка (или даже более) становились в равной мере родными с детства. Кроме того, не все синхронисты занимались на процессе исключительно переводом. Так ,Олег Александрович Трояновский (сын первого советского посла в США Александра Антоновича Трояновского)  и Энвер Назимович Мамедов переводчиками считались лишь номинально, хотя часто помогали своим коллегам в «аквариуме». Оба занимались дипломатической работой. Трояновский работал секретарём советского судьи Ионы Тимофеевича Никитченко, а Мамедову было поручено тайно доставить в Нюрнберг фельдмаршала Паулюса, пленённого под Сталинградом, для дачи свидетельских показаний на процессе. Главный обвинитель от СССР Руденко вспоминал, что появление Паулюса в зале суда «произвело эффект разорвавшейся бомбы», так как в Германии все считали его погибшим в Сталинградском «котле». 

           Услуги синхронных переводчиков на процессе оплачивались по-разному в разных делегациях. Больше всего получали переводчики, работавшие на американцев. Переводчики из других делегаций получали значительно меньше.

            Некоторые обвиняемые отпускали критические замечания в адрес синхронных переводчиков. Подсудимый № 1 Геринг неплохо понимал английский язык и часто устремлял пристальный взгляд на «аквариум», Розенберг в своё время учился в России и знал русский, Шахт прекрасно владел английским, а Риббентроп и Шпеер — бегло говорили по-английски и по-французски. От случая к случаю они пользовались этим, чтобы блеснуть своей образованностью или смягчить излишне жёсткий, на их взгляд, перевод свидетельских показаний или документов, изобличавших бесчеловечность совершённых ими преступлений. Некоторые подсудимые даже демонстративно снимали наушники во время просмотра кинохроники или рассказов свидетелей о жестоком обращении с заключёнными в концентрационных лагерях. Геринг предложил соседям по скамье следующую тактику поведения на допросах: «Услышав неприятный вопрос, становитесь на дыбы и говорите им, что, мол, перевод неверен, или сошлитесь ещё на что-нибудь».  Геринг намеренно использовал свои нападки в качестве тактического приёма, хотя открыто признал эффективность синхронного перевода во время процесса и заметил однажды синхронистам: «Вы сокращаете мою жизнь на несколько лет!»

        На одном из  заседаний произошёл следующий эпизод. Главный идеолог рейха Альфред Розенберг, слушая перевод выступления одного из обвинителей, вдруг снял наушники и, повернувшись к «аквариуму», громко и сердито сказал молодой немецкой переводчице по-русски: «Не картины с изображением Бога — Gottesbilder, а иконы — Ikonen, матушка». Советская переводчица Т. Ступникова вспоминала, что «внезапность замечания, да ещё на безупречном русском языке произвела на переводчиков шоковое воздействие» 

       Однако иногда обвиняемые, например, Шахт и Шпеер, всё же стремились сотрудничать с обитателями «аквариума» и подсказывали им немецкие эквиваленты иностранных слов. Подсудимый Фриче даже составил список рекомендаций лингвистического характера для своих соседей по скамье с целью облегчения работы переводчикам, а Франк в одной из бесед с американским военным психологом Гюставом Гильбертом, крайне резко отзываясь о Риббентропе, даже посочувствовал синхронистам: «Нет, правда, его <Риббентропа> грамматика мне всегда доставляла головную боль. От души надеюсь, что переводчикам всё же удаётся хоть как-то передать смысл его высказываний»

Разумеется, испытывая огромную психологическую нагрузку, синхронисты временами допускали промахи в своём переводе. Одна юная советская переводчица, например, переводила показания Геринга и не поняла его выражение «политика троянского коня». Запнувшись, она потеряла нить мысли и не смогла продолжать перевод. Председательствующий был вынужден остановить заседание.

          Перед переводчиками, как и всеми остальными присутствующими в зале суда, день за днём разворачивалась картина преступлений нацистов, представленная в свидетельских показаниях, документах и вещественных доказательствах. «Сотни глаз устремлены поочерёдно на экран и на подсудимых. Им некуда деться. Текут слёзы по щекам солдат караула. Мёртвая тишина. С экрана говорят спасённые из лагерей. Они ужасающе худы, избиты, их глаза невыразимо, смертельно тоскливы… Четверть часа люди смотрят на подсудимых — в упор, молча, потрясённо» Так советский журналист В. Вишневский описывал в одном из своих репортажей с Нюрнбергского процесса просмотр документального фильма об одном из немецких концлагерей. Переводчики видели эти леденящие кровь кадры, находясь настолько близко от главных виновников массового истребления узников Дахау, Освенцима, Майданека и других лагерей смерти, что могли смотреть им прямо в глаза. На одном из заседаний обвинение демонстрировало в зале суда растянутые куски выделанной человеческой кожи и мумифицированную голову юноши под стеклянным колпаком — экспонаты из коллекции начальника Бухенвальда, штандартенфюрера СС. Несмотря на всё это, синхронисты должны были сохранять присутствие духа, не терять сосредоточенности, переводить слова обвиняемых чётко и бесстрастно, никоим образом не выдавая своего личного отношения к ним. А главное — переводить слово в слово, даже если знали, что подсудимые говорят заведомую ложь… Не всем удавалось совладать с эмоциями… Бывали случаи, когда переводчики просто умолкали, будучи не в силах переводить свидетельские показания о жестоком обращении с узниками  концентрационных лагерей. Молодая еврейская переводчица, блестяще справившаяся с предварительным тестом, не смогла переводить на рабочем заседании Трибунала. Она разрыдалась прямо в переводческом «аквариуме» и позже сказала начальнику смены: «Эти люди погубили двенадцать из четырнадцати членов моей семьи».

            Большинству синхронистов, работавшим на процессе, было менее тридцати лет, а самой молодой переводчице — только восемнадцать. Мари-Франс Скунке говорила, что «качество синхронного перевода совершенствовалось по ходу процесса», от заседания к заседанию синхронисты буквально преображались. Например, князь Васильчиков, известный тем, что в обычном общении заикался, напрочь избавлялся от этого изъяна во время работы в кабине. Татьяна Ступникова в своей книге «Ничего кроме правды» вспоминала интересный случай, произошедший с ней в «аквариуме» во время допроса Заукеля, на котором тот разволновался и стал кричать, убеждая судью в своей невиновности. «Всё это мы исправно и быстро переводили, перевод бесперебойно поступал в наушники сидевших в зале русскоязычных слушателей. И вдруг с нами произошло что-то непонятное. Когда мы очнулись, то, к своему великому ужасу, увидели, что сами вскочили с наших стульев и, стоя в нашем переводческом аквариуме, ведём с коллегой громкий резкий диалог, под стать диалогу обвинителя и подсудимого. Но мало этого: я почувствовала боль в руке. Это мой напарник крепко сдавил мою руку выше локтя и, обращаясь ко мне столь же громко, как и взволнованный обвинитель, только по-русски, повторял: «Вас надо повесить!» А я в слезах от боли в руке вместе с Заукелем кричала ему в ответ: «Меня не надо вешать! Я — рабочий, я — моряк!» Все присутствующие в зале обратили к нам свои взоры и следили за происходящим. Не знаю, чем бы это кончилось, если бы не председатель суда Лоренс, добрым взглядом мистера Пиквика смотревший на нас поверх своих съехавших на кончик носа очков. Недолго думая, он спокойно сказал: «Что-то там случилось с русскими переводчиками. Я закрываю заседание».

            1 октября в 14.52 открылось последнее, 403-е заседание МВТ. Переполненный зал с нетерпением ожидал минуты, когда председатель суда начнёт оглашать приговор девятнадцати подсудимым, которых поочередно вводили в зал, и переводчики звенящими от напряжения голосами произносили каждый на своём языке приговор трибунала. Подсудимые выслушивают приговор о наказании по одному, стоя… Военная полиция вводит Геринга. Председатель трибунала объявляет:

— Подсудимый Герман Вильгельм Геринг, Международный военный трибунал приговорил вас к смертной казни через повешение…

На немецкий язык в ту минуту переводил синхронист Вольф Франк. Позднее он вспоминал, как система синхронного перевода, которую Геринг неоднократно критиковал в ходе процесса, взяла реванш в момент объявления приговора бывшему рейхсмаршалу. Судья Лоренс только начал говорить, как вдруг Геринг подал переводчикам знак, что ничего не слышит в наушниках. Техники исправили возникшую проблему, и после тягостной паузы обвиняемый №1 узнал свою судьбу.

            Нюрнбергский процесс продолжался 216 дней. За это время Международный военный трибунал провёл 403 открытых заседания, которые широко освещались в мировой прессе и транслировались в прямом эфире радиовещательными корпорациями США и Великобритании. Полный русский текст стенограммы протокола составил 20228 страниц. 74 дня приводило свои доказательства обвинение, 133 дня — защита. Обвинением предъявлено 2630 страниц письменного текста, защитой — 2700. 116 свидетелей подходили к свидетельской стойке. МВТ рассмотрел тысячи письменных свидетельских показаний, данных под присягой. Содержание 5 миллионов листов бумаги общим весом 200 тонн подверглось тщательному анализу. Ход процесса запечатлён на 27 тысячах метров звуковой плёнки и тысячах фотографиях. Велась и киносъёмка судебных заседаний.

            Почти полторы тысячи часов провели в «аквариуме» синхронные переводчики. Специалисты подсчитали, что на судебных заседаниях было произнесено свыше 6 миллионов слов, которыми красноречиво выразилась трагедия самого масштабного военного конфликта в истории человечества. 

И, хотя в официальных документах процесса они почти не упоминаются, воспринимаясь «как часть оборудования», каждый из синхронистов был полноправным участником этого грандиозного исторического события, которым явился Нюрнбергский процесс.