Статья "Взаимоотношения Церкви и государства в 30-е гг. ХХ в. (на примере некоузских религиозных общин) (Краеведение)

Взаимоотношения Церкви и государства в 30-е гг. ХХ в. (на примере некоузских религиозных общин).

В нашей недавней истории есть горькие и трагические страницы, когда нравственно-религиозные устои, сложившиеся веками, сознательно разрушались. Речь идет об антирелигиозной  политике Советского государства.

 Борьба власти против Церкви активно велась в 30-е годы, когда проводились массовые репрессии против служителей культа и верующих, закрывались храмы и монастыри, уничтожались православные святыни. Надругательства над иконами и храмами часто носили показательный характер, производились публично с целью антирелигиозного воспитания населения. При этом не учитывалось то, что пренебрежение религией зачастую приводит к душевной пустоте, личным трагедиям, нравственной деградации части народа.

Однако нельзя за десятилетие изменить то, что складывалось веками, что глубоко укоренилось в душах, что стало создавать основу национального характера. Поэтому, несмотря на страх и ужас репрессий, на давление со стороны властей религиозные общины продолжали существовать.

Цель  работы — показать, как религиозные общины, расположенные на территории Некоузского района  Ярославской области, в 30-х годах прошлого века боролись за право проводить богослужения, отстаивали дарованную Конституцией свободу совести, пытались сохранить свое существование в условиях постоянного преследования и давления со стороны антирелигиозно настроенной власти.

Советская власть постоянно вмешивалось в жизнь религиозных общин: отбирала ключи от храмов, штрафовала по своему усмотрению, отказывалась регистрировать священников и т. д. Налицо было стремление закрыть храмы.

В качестве примера можно привести историю храма села Ввденское (Клыково). Начиная с 1936 г. предпринимаются неоднократные попытки закрыть храм за невыплаченный штраф, наложенный на общину за украденное еще в 1927 гг. имущество, а так же за неуплату налога. Прихожанам удалось доказать необоснованность обвинений. Но начались проблемы с регистрацией священников, которых прихожане просили служить в Введенском храме. Вышедший за штат священник Скворцов снят с регистрации в 1937 г., а священникам Надеинскому, Фаворскому, Златоустову в регистрации было отказано. К началу 40-х гг. в храме не велись службы по причине отсутствия священника[1].

С подобным беспределом приходилось сталкиваться и прихожанам других храмов.

Контроль над храмами власть осуществляла в том числе и путем многочисленных регулярных проверок церковного имущества. Подсчитывалось и описывалось буквально все: от икон и серебряных окладов Евангелий и крестов до медных тазов и чайных ложечек. Необходимо отметить то, что лишь изредка встречаются несоответствия между старыми и новыми описями, проще говоря, не было краж и порчи церковного имущества, верующие берегли его, т. к. понимали, что доставать новые предметы религиозного характера очень проблематично.

Драматичен сюжет, связанный со снятием колоколов. Колокольный звон всегда был неотъемлемой частью служб, возвещал о радостных и печальных событиях, он давно стал привычным, но не утратил своей способности влиять на сердца людей, согревал и вселял надежду. Как гром среди ясного неба прозвучала страшная весть о том, что колокола снимут, а затем переплавят их на хозяйственные нужды. Нелегко было расстаться с колоколами, с ними прощались, как со старыми друзьями, когда их снимали, многие плакали, не скрывая своих слез. По воспоминаниям старожилов, особенно обидно было наблюдать, как сброшенные колокола долгое время оставались лежать на земле, поскольку не было сил и средств перевезти их на переплавку (так было, например, в Старом Некоузе, Верхне-Никульском). Всего же по Некоузскому району во время кампании по снятию колоколов собрали 132,5 т. металла[2].

В 30-е гг. местная власть посчитала необходимым вывести территории кладбищ из-под ведения церковных общин. Сведения о плачевном состоянии погоста села Раева, поданные местными жителями в Некоузский райсполком, наглядно демонстрируют результат десятилетнего надзора сельсовета за кладбищем. В жалобе читаем: «До 1933 г. кладбище при церкви села Раева находилось в ведении общины и оно соблюдалось в чистоте, церковному сторожу вменено было в обязанность следить за целостью памятников и крестов на могилах, не допускать на кладбище скот. С 1933 г. Масловский с/с изъял кладбище из ведения Раевской Рел. Общины и вот с этого времени никто не наблюдал за чистотой и порядком на нем, местные граждане привязывают скотину к крестам и деревьям, скот ломал кусты и загаживал могилы, оно (кладбище – примечание Е.Л.) засорялось павшими ветвями с деревьев»[3]. Запустение наблюдалось и на многих других кладбищах района. Долговременное отсутствие должной заботы о кладбищенских территориях привело к тому, что уже в годы войны пришлось проводить авральные работы по уборке погостов.

Однако попытки уничтожения материальных ценностей, принадлежавших храмам, национализация земель все же не наносили такого страшного удара по Церкви, как репрессии священнослужителей. За священниками велся постоянный надзор.

Обращает на себя внимание очень быстрая смена священнослужителей на приходах. В дореволюционное время священники часто всю свою жизнь служили в одном приходе, знали всю свою паству и помогали ей духовно обогатиться. В 30-х же годах ситуация изменилась кардинальным образом. В архиве хранится множество документов о переводах священников. Быстрой сменой духовных лиц власть добивалась нераспространения их авторитета, неспособности служителей культа формировать мнение большинства, влиять на народные настроения.

Однако среди священников нередко встречались действительно талантливые люди, всей душой преданные своему делу. Они успевали сделать столько доброго, что память о них живет в поколениях.

Добрая память сохранилась и о священнике Николае Алексеинском, служившем в Воскресенском храме. Нина Николаевна Чабынкина (1927 г.р), делясь воспоминаниями своего детства, называла его «душевным человеком». По ее словам, годы ее детства были тяжелые, «работать приходилось всем с утра до ночи. Так он всех ребятишек по головке погладит, приласкает, а ласки-то даже от матерей редко получали». Нина Николаевна рассказывала, что ее бабушка дружила с о. Николаем, и ей очень нравились его дочери – Нина, Вера и Александра. Так она своим внучкам дала их имена, хотя в ту пору модно было называть Дарьями или Натальями.

С болью рассказывала Нина Николаевна о трагедии, произошедшей с о. Николаем. Раз ночью к нему в дом постучался местный житель, а когда священник отпер дверь, тот ударил его ножом в бок: «После этого батюшка долго болел, да не больно-то и лечили его в больнице. Прослужил он недолго, скончался». Похороны священника семилетняя Нина запомнила на всю жизнь: «Мать одела мне старенькое пальтечко (другого не было), но новый воротник. А дело было где-то в марте, так как служили еще в зимней церкви. Народу было – тьма тьмущая. Когда прощались с батюшкой, лицо его было открыто, не знаю почему, ведь обычно у священников усопших его закрывают. А как дозволено было с ним попрощаться, так толпа со слезами к гробу хлынула. Долго прощались. Меня от матери оторвало, я ее потом найти не могла. А как увидела ее, то долго пройти к ней сквозь толпу не могла».

Пример стойкости и верности священническому долгу – о. Самуил Абрамов, служивший в селе Козлово. В анкете он  емко описал условия службы: «….Диакона нет, псаломщика тоже, из грамотных кто придет, тот и отбывает, сторожа со старостой тоже нет, чередуются. По временам служу один»[4].

Я упомянула только двух священнослужителей, однако людская память хранит имена и других пастырей, остававшихся верными Церкви в те страшные годы, стремящихся помогать людям переносить тяготы жизни.

Чтобы снизить количество верующих людей власть вела атеистическую пропаганду, особенно среди подрастающего поколения. О том, как велась пропаганда в школе вспоминала Мария Ивановна Фролова (1921 г.р). Она рассказывала, как они с друзьями (а было им по 10-11 лет) во время игры увидели, что лесок рядом с Правдиным объят каким – то необычным светом или огнем. «Мы в школе спросили, отчего так. Но нам ничего не объяснили, а вызвали в школу родителей и ругали их за то, что воспитывают нас в духе религии. Вообще на родительских собраниях часто ругали за то, что неправильно в семье воспитывают детей, внушая им суеверия и религиозную ерунду».

Мария Ивановна Брынская (1924 г.р) за веру была исключена из пионерской организации. Вот как она описывала этот случай: «Классе в четвертом принимали нас в пионеры. А Пасха в тот год поздняя была. Я пошла в церковь с крестной, а учительница меня и увидала. Прихожу я в понедельник в школу, учительница снимает с меня галстук. То, что я в церковь ходила, долго обсуждали. В стенгазете на меня карикатуру нарисовали, как я кланяюсь перед иконами, а с меня галстук слетает. И целый текст под карикатурой был. Писали, что меня приняли в пионеры, а я оказалась недостойна этого, так как хожу в церковь. Долго эта газета в школьном коридоре висела. Ребята меня осуждали, поддерживали учительницу, но особо не вредничали. Мама моя меня не ругала. Ей было все равно: пионерка я или нет, лишь бы я училась. После этого случая я никогда никуда не вступала, а галстук на меня так и не одели».

          Политика воинствующего атеизма, осуществлявшаяся властью в СССР в 30-х г. 20-го века, нанесла сокрушительный удар по традиционной жизни русских крестьян.

          Разрушались храмы, их приспосабливали под сельскохозяйственные нужды (мастерские, зернохранилища и т.д.). Софья Васильевна Баранова (Жилова) 1925 г.р так рассказывала о закрытии храма в селе Станилово: «А как церковь закрыли, то моментально сделали склад. А в самом алтаре была кузница. Мальчишки из класса бегали помогать стирать позолоту с куполов. А изводили ее перекисью. Так у мальчишек все руки разъело так, что страшно смотреть было. А старухи им говорили, что это их Бог наказал». Уничтожение храмов приводило к искажению исконно сельского пейзажа, он лишался украшавших его архитектурных сооружений.

Но самым страшным и опасным было не столько внешнее проявление атеизма, которое вылилось в надругательства над святынями, сколько его внутреннее, скрытое разрушающее воздействие. Унижения и подавления верующих, мелочные придирки, скрупулезный подсчет церковного имущества, т.е. фактическое присвоение того, что было создано и приобретено на средства общинников - все это вело к необратимым последствиям. Между верующими и атеистами образовалась пропасть, перешагнуть которую было крайне сложно. Получилось так, что общество разделилось на две группы, а, как показывает историческая практика, ни к чему хорошему деление единого целого привести не может.

      И, на мой взгляд, эта одна из самых ярких и самых трагичных страниц из жизни нашего края, должна послужить уроком для всех тех, кому небезразлична его судьба.

---

[1] Отдел по делам архивов Некоузского муниципального округа. Ф.1. О.1 Д.22. Л.1 – 7.

[2] Отдел по делам архивов Некоузского муниципального округа. Ф.1. О.1 Д. 19. Л.16.

[3] Там же. Л.21.

[4] Отдел по делам архивов Некоузского муниципального округа. Ф.1. О.1 Д.12. Л.3.