Литературно-музыкальная
композиция «Что ты знаешь о войне»
(на сцене хор исполняет песню «Что ты знаешь о войне»)
Песня
Стонет ветер в ночи,
Небо дышит грозой
Вновь от мыслей тревожных
не спится…
И солдаты войны
Пишут письма домой
Утирая уставшие лица
И никто не хотел
Молодым умирать
В бой вступая
Жестокий, неравный
И над миром встает
эта дата опять
Светлый символ
Победы и правды
Что ты знаешь о Войне?
У нее свои законы
Не спросила о цене
Но сгубила миллионы
Скажешь, было не с тобой,
И стирает время даты…
А с небес глядят с тоской
Павшие в боях солдаты
Ученик 1: Что ты знаешь о войне?
Ученик 2: Война – это расставание с
любимыми
(хор уходит остаются Он и Она, читают письмо Веронике из к/ф
«Летят журавли» )
Она: Моя единственная, поздравляю
Он: Моя единственная, поздравляю с твоим днем рождения... В этот день ты появилась на свет. Уйти от тебя трудно. Но что же делать, иначе
нельзя. Война! Это необходимо. Нельзя жить прежней жизнью и веселиться, когда по нашей
земле идет смерть. Мы еще будем счастливы.
Люблю, верю в тебя.
Твой Борис.
Ученик 1: Что ты знаешь о войне?
Ученик 2: Война – это Блокада Ленинграда
(отрывок из произведения Юрия Яковлева
«Девочки с Васильевского острова»)
Валя Зайцева: Я решила отыскать Дорогу жизни. Поехала на Ржевку, где начинается
эта дорога. Прошла два с половиной километра — там ребята строили памятник
детям, погибшим в блокаду. Я тоже захотела строить.
Какие-то взрослые спросили меня:
— Ты кто такая?
— Я Валя Зайцева с Васильевского острова. Я тоже хочу строить.
Мне сказали:
— Нельзя! Приходи со своим районом.
Я не ушла. Осмотрелась и увидела
малыша, головастика. Я ухватилась за него:
— Он тоже пришел со своим районом?
— Он пришел с братом.
С братом можно. С районом можно. А как
же быть одной?
Я сказала им:
— Понимаете, я ведь не так просто хочу строить. Я хочу строить своей
подруге... Тане Савичевой.
Они выкатили глаза. Не поверили.
Переспросили:
— Таня Савичева твоя подруга?
— А чего здесь особенного? Мы одногодки. Обе с Васильевского острова.
— Но ее же нет...
До чего бестолковые люди, а еще
взрослые! Что значит «нет», если мы дружим? Я сказала, чтобы они поняли:
— У нас все общее. И улица, и школа. У нас есть хомячок. Он набьет
щеки...
Я заметила, что они не верят мне. И
чтобы они поверили, выпалила:
— У нас даже почерк одинаковый!
— Почерк? — Они удивились еще больше.
— А что? Почерк!
Неожиданно они повеселели, от почерка:
— Это очень хорошо! Это прямо находка. Поедем с нами.
— Никуда я не поеду. Я хочу строить...
— Ты будешь строить! Ты будешь для памятника писать Таниным почерком.
— Могу, — согласилась я. — Только у меня нет карандаша. Дадите?
— Ты будешь писать на бетоне. На бетоне не пишут карандашом.
Я никогда не писала на бетоне. Я
писала на стенках, на асфальте, но они привезли меня на бетонный завод и дали
Танин дневник — записную книжку с алфавитом: а, б, в... У меня есть такая же
книжка. За сорок копеек.
Я взяла в руки Танин дневник и открыла
страничку. Там было написано:
«Женя умерла 28 дек. 12.30 час. утра
1941 г.».
Мне стало холодно. Я захотела отдать
им книжку и уйти.
Но я василеостровская. И если у
подруги умерла старшая сестра, я должна остаться с ней, а не удирать.
— Давайте ваш бетон. Буду писать.
Кран опустил к моим ногам огромную
раму с густым серым тестом. Я взяла палочку, присела на корточки и стала
писать. От бетона веяло холодом. Писать было трудно. И мне говорили:
— Не торопись.
Я делала ошибки, заглаживала бетон
ладонью и писала снова.
У меня плохо получалось.
— Не торопись. Пиши спокойно.
«Бабушка умерла 25 янв. Зч. дня
1942г.».
Пока я писала про Женю, умерла
бабушка.
Если просто хочешь есть, это не голод
— поешь часом позже.
Я пробовала голодать с утра до вечера.
Вытерпела. Голод — когда изо дня в день голодает голова, руки, сердце — все,
что у тебя есть, голодает. Сперва голодает, потом умирает.
«Лека умер 17 марта в 5 часов утра
1942г.».
У Леки был свой угол, отгороженный
шкафами, он там чертил.
Зарабатывал деньги черчением и учился.
Он был тихий и близорукий, в очках, и все скрипел у себя своим рейсфедером. Мне
рассказывали.
Где он умер? Наверное, на кухне, где
маленьким слабым паровозиком дымила «буржуйка», где спали, раз в день ели хлеб.
Маленький кусочек, как лекарство от смерти. Леке не хватило лекарства...
— Пиши, — тихо сказали мне.
В новой раме бетон был жидкий, он
наползал на буквы. И слово «умер» исчезло. Мне не хотелось писать его снова. Но
мне сказали:
— Пиши, Валя Зайцева, пиши.
И я снова написала — «умер».
«Дядя Вася умер 13апр. 2ч. ночь
1942г.».
«Дядя Лёша 10 мая в 4 ч. дня 1942г.».
Я очень устала писать слово «умер». Я
знала, что с каждой страничкой дневника Тане Савичевой становилось все хуже.
Она давно перестала петь и не замечала, что заикается. Она уже не играла в
учительницу. Но не сдавалась — жила. Мне рассказывали... Наступила весна.
Зазеленели деревья. У нас на Васильевском много деревьев. Таня высохла,
вымерзла, стала тоненькой и легкой. У нее дрожали руки и от солнца болели
глаза. Фашисты убили половину Тани Савичевой, а может быть, больше половины. Но
с ней была мама, и Таня держалась.
— Что же ты не пишешь? — тихо сказали мне. — Пиши, Валя Зайцева, а то
застынет бетон.
Я долго не решалась открыть страничку
на букву «М». На этой страничке Таниной рукой было написано: «Мама 13 мая в
7.30 час.
утра 1942 года». Таня не написала
слово «умерла». У нее не хватило сил написать это слово.
Я крепко сжала палочку и коснулась
бетона. Не заглядывала в дневник, а писала наизусть. Хорошо, что почерк у нас
одинаковый.
Я писала изо всех сил. Бетон стал
густым, почти застыл. Он уже не наползал на буквы.
— Можешь еще писать?
— Я допишу, — ответила я и отвернулась, чтобы не видели моих глаз. Ведь
Таня Савичева моя... подружка.
Мы с Таней одногодки, мы,
василеостровские девчонки, умеем постоять за себя, когда надо. Не будь она
василеостровской, ленинградкой, не продержалась бы так долго. Но она жила —
значит, не сдавалась!
Открыла страничку «С». Там было два
слова: «Савичевы умерли».
Открыла страничку «У» — «Умерли все».
Последняя страничка дневника Тани Савичевой была на букву «О» — «Осталась одна
Таня».
И я представила себе, что это я, Валя
Зайцева, осталась одна: без мамы, без папы, без сестренки Люльки. Голодная. Под
обстрелом.
В пустой квартире на Второй линии. Я
захотела зачеркнуть эту последнюю страницу, но бетон затвердел, и палочка
сломалась.
И вдруг про себя я спросила Таню
Савичеву: «Почему одна?
А я? У тебя же есть подруга — Валя
Зайцева, твоя соседка с Васильевского острова. Мы пойдем с тобой в Румянцевский
сад, побегаем, а когда надоест, я принесу из дома бабушкин платок, и мы сыграем
в учительницу Линду Августовну. У меня под кроватью живет хомячок. Я подарю его
тебе на день рождения. Слышишь, Таня Савичева?»
Кто-то положил мне руку на плечо и
сказал:
— Пойдем, Валя Зайцева. Ты сделала все, что нужно. Спасибо.
Я не поняла, за что мне говорят
«спасибо». Я сказала:
— Приду завтра... без своего района. Можно?
— Приходи без района, — сказали мне. — Приходи.
Моя подружка Таня Савичева не стреляла
в фашистов и не была разведчиком у партизан. Она просто жила в родном городе в
самое трудное время. Но, может быть, фашисты потому и не вошли в Ленинград, что
в нем жила Таня Савичева и жили еще много других девчонок и мальчишек, которые
так навсегда и остались в своем времени. И с ними дружат сегодняшние ребята,
как я дружу с Таней.
А дружат ведь только с живыми.
Ученик 1: Что ты знаешь о войне?
Ученик 2: Война – это миллионы погибших
(танец под песню «Верните память»)
Ученик 1: Что ты знаешь о войне?
Ученик 2: Война – это память о прошлом, надежда на будущее
(песня «Баллада. Будет весна»)
Оставьте свой комментарий
Авторизуйтесь, чтобы задавать вопросы.