СМЫСЛ ЗАГЛАВИЯ РОМАНА Ф.М.ДОСТОЕВСКОГО «ПРЕСТУПЛЕНИЕ И НАКАЗАНИЕ»

СМЫСЛ ЗАГЛАВИЯ РОМАНА Ф.М.ДОСТОЕВСКОГО

«ПРЕСТУПЛЕНИЕ И НАКАЗАНИЕ»

Аннотация. В статье раскрываются причины преступления героя романа: ложная идея, толкнувшая его к убийству, особенности его характера и ми- росозерцания. Показано, в чём заключается сущность преступления и на- казания героя, какой смысл вкладывал автор в вынесенные в название по- нятия «преступление» и «наказание». Показано, что нераскаявшийся Рас- кольников стоит на пороге нравственного воскрешения, что главное наказание для него — впереди и наступит оно под воздействием пробуж- дающейся совести, душевных страданий, под влиянием веры и любви.

Ключевые слова: Достоевский, название романа, многозначность смысла

заглавия, система образов, символика, хронотоп, история постепенного духовного перерождения.

Abstract. The article reveals the reasons for the crime committed by Raskol- nikov: a false idea that pushed him to murder, his character and views. The essence of crime and punishment and the meaning of what Dostoevsky put in the notion of “crime” and “punishment” is shown. Unrepentant Raskolnikov stays on the verge of moral resurrection and his punishment is ahead of him, and it will come under the influence of awakening conscience, faith and love as well as moral suffering.

Keywords: Dostoevsky, the title of the novel, multivalued meaning of the title,

symbolism, chronotope, history of gradual spiritual rebirth.

Внимательное чтение и анализ романа Достоевского «Преступление и наказание», осмысление его названия показывают, что смысл преступления Раскольникова не укладывается в привычную для школьной трактовки схему, в которой главным преступ- лением в романе является убийство студен- том Раскольниковым старухи-процентщицы, совершённое под воздействием социальных обстоятельств, а наказанием за него — муки, которые он переживает, и каторга. Понятие

«преступление», применительное к этому ро- ману, шире: преступным является уже идея Раскольникова, предшествовавшая убийству и толкнувшая к нему. В школьной практике наказание традиционно видится в суде над героем и каторге, на которую его сослали, в муках его совести. Да, каторгой наказан Рас- кольников за совершённое им. Но истинным наказанием стала для Раскольникова уви- денная во сне-грёзе картина гибели мира, охваченного ложными, губительными идея- ми-трихинами, что поражает его, узнавшего в них свою идею «цель оправдывает сред- ства». Именно с этого потрясения начинается для него новая «история постепенного пере- рождения».

Достоевскому было важно показать, по- чему Раскольников совершает убийство. При- нято говорить, что причина кроется в тех со- циальных условиях, в которых оказывается нищий студент, что делает он это ради само- утверждения, для того, чтобы доказать себе, что он не «тварь дрожащая», а «право имеет». Но почему-то за пределами осмысления часто остаётся вопрос: почему он самоутверждается подобным образом? Что же всё-таки толкает его на преступление? Что делает нормального, образованного, честного и благородного, доб- рого в душе героя преступником, совершив- шим самое страшное преступление — лише- ние другого человека жизни?

С.Косенков. Идея Раскольникова.

Илл. к роману Ф.М.Достоевского «Преступление и наказание». 1971

17

Мы встречаемся с главным героем рома- на — Родионом Романовичем Раскольнико- вым — на первой же странице и сразу узнаём, что он живёт в каморке «под самою кровлею», которая больше походит на шкаф, чем на квар- тиру, что он «был задавлен бедностью», «должен был кругом хозяйке и боялся с нею встретить- ся». Что он «был замечательно хорош собою», но до того «худо одет, что иной, даже и привыч- ный человек, посовестился бы днём выходить в таких лохмотьях на улицу», что «второй день как уж он почти совсем ничего не ел» [6, 5]. Указывая на то, что двигателем преступления Раскольни- кова была «всеобщая и абстрактная идея», мно- гие исследователи полагают, что идея эта сло- жилась у Раскольникова под влиянием безот- радного мира и жажды справедливости, толкнувшей его к преступлению.

Но Достоевский лишает читателя возмож- ности оправдать Раскольникова, сделать его мучеником несправедливо устроенных обще- ственных отношений. Не случайно рядом с Раскольниковым сразу появляется Разуми- хин — его «социальный двойник».

Разумихин попадает в те же обстоятель- ства, что и Раскольников: его исключают из университета за неуплату, он живёт в такой же каморке, ему так же никто не может помочь, но при этом герой не потерял жизнелюбия и люб- ви к людям «и из всех сил спешил поправить обстоятельства». «Никакие обстоятельства, — подчёркивает Достоевский, — казалось, не могли придавить его. Он мог квартировать хоть на крыше, терпеть адский голод и не- обыкновенный холод... Он знал бездну источ- ников, где мог почерпнуть, разумеется зара- ботком» [6, 44]. Противопоставляя Раскольни- кова и Разумихина, Достоевский опровергает учение о доминирующем воздействии среды на человека и лишает нас возможности оправ- дать Раскольникова.

Раскольникову не только важно выстроить убедительную систему мотивов преступления (безвыходная нищета, необходимость помочь

С.Косенков. Крушение идеи Раскольникова.

Илл. к роману Ф.М.Достоевского «Преступление и наказание». 1971

матери и сестре, необходимость закончить университет, чтобы помогать людям и сде- латься «благодетелем человечества»), но и найти ему моральное оправдание. Ведь стару- ха вредна, из бедных все соки высасывает, на- живается на чужом горе. Внешний облик ста- рухи-процентщицы отвратителен и как бы под- тверждает эти оценки: «крошечная, сухая старушонка, лет шестидесяти, с вострыми и злыми глазками, с маленьким вострым носом и простоволосая. Белобрысые, мало поседев- шие волосы её были жирно смазаны маслом. На её тонкой и длинной шее, похожей на кури- ную ногу, было наверчено какое-то фланелевое тряпьё, а на плечах, несмотря на жару, болта- лась вся истрёпанная и пожелтелая меховая кацавейка. Старуха поминутно кашляла и крях- тела» [6, 8]. Действительно, трудно сочувство- вать такому существу. Но готовые оправдать Раскольникова за убийство разве не становят- ся невольно соучастниками преступления? Не зря Н.Михайловский называл Достоевского

«жестоким талантом» — настолько явственна та нравственная проверка, которой подвергает своего читателя Достоевский.

18 Литература в школе. 2017. № 10.

Но в самом начале романа Достоевский пытается предостеречь читателя от заблуж- дения, обращая внимание на очень важное обстоятельство: его герой с некоторого вре- мени «был в раздражённом и напряжённом состоянии, похожем на ипохондрию. Он до того углубился в себя и уединился от всех, что боялся даже всякой встречи, не только встречи с хозяйкой» [6, 5]. Он «решительно ушёл от всех, как черепаха в свою скорлупу», что, как отмечает Достоевский, свойственно для лю- дей, погружённых в какую-то мысль, «слишком на чем-нибудь сосредоточившихся» [6, 25, 26]. И что очень важно, «даже стеснённое по- ложение перестало в последнее время тяго- тить его. Насущными делами своими он со- всем перестал и не хотел заниматься» [6, 5]. Писатель явственно показывает, что сознание его героя занято какой-то мыслью, «мечтой», и что он готовит себя к осуществлению како- го-то очень важного для него дела. Причём сам герой характеризует это дело как «новое собственное слово», «новый шаг» [6, 6], кото- рые должны перевернуть не только его жизнь. Мы пока только догадываемся, что дело это

отличается «безобразною, но соблазнитель- ною дерзостью» [6, 7].

И ещё одну очень важную деталь отмечает Достоевский: в душе его героя накопилось очень много «злобного презрения», отчего он и не «совестился своих лохмотьев на улице» [6, 6]. И наконец, мы узнаём, что Раскольников готовится к убийству старухи-процентщицы, а мы встретились с ним, когда он шёл к ней «де- лать пробу».

Почему же задумал Раскольников своё страшное дело? Что подтолкнуло его к такому решению? Почему, преодолевая страх и от- вращение к себе и к своему замыслу, он упор- но движется к убийству?

Охваченный своей «мыслью», Раскольни- ков видит в окружающей его действительности только те факты, которые эту мысль подтвер- ждают, а каждая встреча, каждое событие в его жизни только сильнее укрепляют его в страшном решении. Вот он встречается в гряз- ном трактире с Мармеладовым и узнаёт тра- гическую историю Сонечки, которая ради спа- сения своей семьи от голодной смерти идёт на панель. И эта история ещё больше укреп-

ляет его в верности решения, убеждает, что нравственность, мораль, сочувствие, любовь к ближнему — «предрассудки, одни только страхи напущенные, и нет никаких преград, и так тому и следует быть!..» [6, 25].

Вот он получает письмо от матери, в кото- ром она сообщает о решении Дуни выйти замуж за Лужина, чтобы помочь Родиону закончить университет и спасти от нищеты семью. Письмо

«вдруг как громом в него ударило». То, что ме- сяц тому назад было лишь «мечтой», явилось «в каком-то новом, грозном и совсем незнакомом ему виде», и он окончательно понял, что нужно действовать: «главнейшая суть дела была ре- шена в его голове и решена окончательно!» [6, 35]. Давно зародившаяся в нём тоска, жажда справедливости «нарастала, накоплялась и в последнее время созрела и концентрирова- лась, приняв форму ужасного, дикого и фанта- стического вопроса, который замучил его серд- це и ум, неотразимо требуя разрешения» [6, 39]. Ясно, что теперь надо было не тосковать, не страдать пассивно, одними рассуждениями о том, что вопросы неразрешимы, а непремен- но что-нибудь сделать, и сейчас же, и поскорее. Во что бы то ни стало надо решиться, хоть на что-нибудь, или...» [6, 39].

Вот он встречает девочку на бульваре и, ду- мая о её участи, успокаивает себя, что опреде- лённый «процент» людей обречён, чтобы

«остальных освежать и им не мешать» [6, 43].

Раскольников убеждает себя, что убить старуху-процентщицу необходимо, чтобы, воспользовавшись её деньгами, помочь мате- ри, спасти сестру от брака с Лужиным, закон- чить университет и, став благодетелем чело- вечества, помочь таким, как Сонечка, Лизаве- та, эта девочка на бульваре, и этим искупить свою вину. Тем более что старуха — беспо- лезная, даже «вредная вошь», воплощение мирового зла!

Вот она, всё оправдывающая цель — за- бота о ближних! Желание осчастливить всё человечество своим будущим «великим по- двигом». Итак, идея сформулирована: «Цель оправдывает средства»! И теперь главное —

«приложить» её к делу.

Но Достоевский показывает, что у Рас- кольникова всё же был шанс отказаться, осво- бодиться от «безобразной мечты» своей. Из- мученный скитаниями по жаркому Петербургу, своими мыслями и сомнениями, Раскольников падает в изнеможении на траву, мгновенно засыпает и видит «страшный сон». Раскольни- ков увидел себя в детстве: «он идёт с отцом по дороге к кладбищу и проходит мимо кабака» и становится свидетелем жуткой сцены убий- ства Миколкой жалкой «клячонки». Проснув- шись, Раскольников в ужасе думает: «“Боже! да неужели ж, неужели ж я в самом деле возь- му топор, стану бить по голове, размозжу ей череп... буду скользить в липкой, тёплой крови, взламывать замок, красть и дрожать; прятать- ся, весь залитый кровью... с топором... Госпо- ди, неужели?” Он дрожал, как лист, говоря это» [6, 50].

Раскольников вдруг понимает, что никогда не сможет осуществить свой ужасный замысел, впервые представший перед ним во всей своей

отвратительной реальности. «Нет, я не вытерп- лю, не вытерплю! Пусть, пусть даже нет никаких сомнений во всех этих расчётах, будь это всё, что решено в этот месяц, ясно как день, спра- ведливо как арифметика. Господи! Ведь я всё равно не решусь! Я ведь не вытерплю, не вы- терплю!» [6, 50]. И поняв это, Раскольников по- чувствовал необыкновенное облегчение, по- чувствовал, что «сбросил с себя страшное бре- мя, давившее его так долго, и на душе его стало вдруг легко и мирно. “Господи! — молил он, — покажи мне путь мой, а я отрекаюсь от этой проклятой... мечты моей!”» Он почувство- вал: «точно нарыв на сердце его, нарывавший весь месяц, вдруг прорвался. Свобода, свобо- да! Он свободен теперь от этих чар, от колдов- ства, обаяния, от наваждения!» [6, 50].

Но слишком слаба в нём вера, а власть идеи слишком сильна, и вот он, вместо того чтобы пойти домой, идёт на Сенную площадь, где узнаёт от Лизаветы, что завтра в семь ча- сов вечера старуха «останется дома одна».

«Он вошёл к себе, как приговорённый к смер- ти. Ни о чём он не рассуждал и совершенно не мог рассуждать; но всем существом своим вдруг почувствовал, что нет у него более ни свободы рассудка, ни воли и что всё вдруг ре- шено окончательно» [6, 52].

Как же сформировалась идея Раскольни- кова? Откуда она пришла к нему? Почему именно эта идея захватила его сознание и полностью подчинила себе? Ответив на эти вопросы, мы поймём смысл и сущность пре- ступления Раскольникова.

Итак, действие романа «Преступление и наказание» составляет 13 дней, но художе- ственное время романа раздвинуто: в прошлое на полгода и на полтора года — в будущее.

И начинается преступление не с убийства, и кончается не признанием в полицейской конторе. Начинается оно со статьи Расколь- никова «О преступлении», в которой он дока- зывает, что все люди делятся на два разряда:

«на низший (обыкновенных), то есть, так ска- зать, на материал, служащий единственно для зарождения себе подобных, и собственно на людей, то есть имеющих дар или талант сказать в среде своей новое слово» [6, 200]. Принадлежащие к разряду «обыкновенных»

«обязаны быть послушными, потому что это их назначение», а люди «необыкновенные»

«все преступают закон, разрушители или склонны к тому, судя по способностям». Очень важно понять, чем «обыкновенный» человек отличается от «необыкновенного». Только од- ним: способностью сказать «новое слово», предложить миру «спасительную идею» и ради этой идеи «перешагнуть хотя бы и через труп, через кровь» [6, 200].

Немаловажной становится и мысль Рас- кольникова о том, что «все, не то что великие, но и чуть-чуть из колеи выходящие люди, то есть чуть-чуть даже способные сказать что-ни- будь новенькое, должны, по природе своей, быть непременно преступниками. <…> Иначе трудно им выйти из колеи» [6, 200].

Так Раскольников теоретически обосно- вывает свою идею «цель оправдывает сред- ства». И теперь ему нужно решить для себя са-

мый главный вопрос: к какому же разряду принадлежит он сам?

Раскольников убеждает себя, что относит- ся, конечно, к людям «необыкновенным». Но как это доказать? Совершить преступление, ко- торое поможет ему «выйти из колеи»! Так скла- дывается классическая диалектическая цепочка

«идея — теория — практика»: идея «цель оправ- дывает средства» — теория двух разрядов — убийство старухи-процентщицы.

Очевидно, что не мир не устраивает Рас- кольникова, но его место в этом мире. И чтобы завоевать себе достойное, с его точки зрения, место, он совершает своё преступление, по- корившись соблазнительной идее. Эта идея и толкает Раскольникова к преступлению. Рас- кольников признаётся Соне: «Я хотел Напо- леоном сделаться, оттого и убил…» [6, 318].

«У меня тогда одна мысль выдумалась, в пер- вый раз в жизни, которую никто и никогда до меня не выдумывал!» — и ради этой мысли во- зомнивший себя «необыкновенным» челове- ком он «захотел осмелиться и убил», и в этом

«вся причина» [6, 321]. «Не для того я убил, чтобы, получив средства и власть, сделаться благодетелем человечества. Вздор! Я просто убил; для себя убил; для себя одного... Мне надо было узнать тогда, и поскорей узнать, вошь ли я, как все, или человек? Смогу ли я пе- реступить или не смогу? Осмелюсь ли на- гнуться и взять или нет? Тварь ли я дрожащая или право имею?» [6, 322].

Таким образом, Достоевский показывает, что уже сама идея Раскольникова преступ- на. Она захватывает сознание Раскольникова и подчиняет себе все его поступки и действия. И вот уже каким-то непостижимым для Рас- кольникова образом все обстоятельства скла- дываются так, что убийство старухи-процент- щицы становится просто неизбежным, даже необходимым.

Перед тем как решиться на преступление, Раскольников слышит в трактире разговор двух неизвестных лиц о старухе-процентщице, его будущей жертве: весь план убийства, все нрав- ственные мотивы до последней подробности как будто подсказываются ему. Размышляя по- том о своём преступлении, Раскольников пора- жался и «никак не мог объяснить себе, почему он, усталый, измученный, которому было бы выгоднее возвратиться домой самым кратчай- шим и прямым путём, воротился домой через Сенную площадь», сделав хоть и «небольшой, но очевидный и совершенно ненужный» крюк [6, 50]? Как будто только для того, чтобы узнать, что завтра в семь часов старуха останется одна, и окончательно решиться на преступление.

Не менее «странным» совпадением пред- ставляется ему и услышанный в трактире раз- говор офицера и студента, в котором он слы- шит «зародыш своей мысли» и окончательно убеждается в своей правоте: «Убей её и возьми её деньги, с тем чтобы с их помощью посвятить потом себя на служение всему человечеству и общему делу. <…> За одну жизнь — тысячи жизней, спасённых от гниения и разложения. Одна смерть и сто жизней взамен — да ведь тут арифметика! Да и что значит на общих ве- сах жизнь этой чахоточной, глупой и злой ста-

19

рушонки?» [6, 54]. Убить «для справедливости»

[6, 55] — вот главное оправдание.

В своей квартире он делает последние приготовления, вешает топор в петлю, приши- тую внутри пальто. Задуманное едва не сорва- лось, когда Раскольников, уверенный, что возь- мёт топор в кухне, обнаруживает там Настасью и в отчаянии бормочет: «И какой случай навсе- гда потерял!» [6, 59]. Но, остановившись около каморки дворника, вздрагивает от блеска то- пора из-под лавки. «“Не рассудок, так бес!” — подумал он, странно усмехаясь» [6, 60].

Автор прямо замечает: «Во всём этом деле он всегда потом склонен был видеть не- которую как бы странность, таинственность, как будто присутствие каких-то особых влия- ний и совпадений» [6, 52]. Раскольников остро чувствует свою зависимость от придавившей его идеи-рока: «Последний же день, так неча- янно наступивший и всё разом порешивший, подействовал на него почти совсем механи- чески: как будто его кто-то взял за руку и потя- нул за собой, неотразимо, слепо, с неесте- ственной силой, без возражений. Точно он по- пал клочком одежды в колесо машины, и его начало в неё втягивать» [6, 58].

Чувствуя некую мистическую предопреде- лённость своих поступков и действий и не имея сил ей противиться, Раскольников пытается во- плотить в некую определённую форму свои ощу- щения подчинённости, ведомости. Он персони- фицирует эту злую идею в образах беса (чёрта, дьявола): «Не рассудок, так бес!» «Кстати, Соня, это когда я в темноте-то лежал и мне всё пред- ставлялось, это ведь дьявол смущал меня? а?» [6, 321]; «Я ведь и сам знаю, что меня чёрт та- щил»; «А старушонку эту чёрт убил, а не я» [6, 322]. Соня тоже поняла: «Вас Бог поразил — дьяволу предал» [6, 321], — говорит она Рас- кольникову.

Власть этого «чёрта» проявляется и в странной бессознательности действий Рас- кольникова: он всё делал почти машинально,

«точно во сне», «инстинкт помогал», «совер- шенно уже не думал». А когда вернулся в ка- морку, «плохо помнил себя», был «не в полной памяти» и сразу «погрузился в забытье». А Порфирий Петрович замечает: «Это всё у вас просто в бреду одном делается». Таким бре- дом, наваждением, болезнью, колдовством, безумием и является ложная идея, овладев- шая сознанием Раскольникова.

Но ведь Раскольников сам выбрал «учите- ля» — дьявольскую идею, сформулированную ещё иезуитом Лойолой: «Цель оправдывает средства», идею превосходства одного чело- века над всеми другими, идею «права сильно- го». Он сам признался: «У иезуитов поучимся». Достоевский показывает, как фанатическое, страстное служение идее сковывает сознание человека, лишает его возможности адекватно воспринимать и оценивать мир. Давящая, «как камень», идея разъединяет человека с миром людей, разрушает в нём важнейшее соедини- тельное звено, которое зовётся совестью.

Если Раскольников не может разрешить вопроса «болезнь ли порождает самоё пре-

дается чем-то вроде болезни?» [6 59], — то Порфирий Петрович перефразирует его тео- рию, утверждая, что «акт исполнения преступ- ления сопровождается всегда болезнию» [6, 198]. Достоевский же отвечает: преступление порождается болезнью, но не физической, а болезнью духа и совести, болезнью бесчув- ствия и бесчеловечия, болезнью крайнего ин- дивидуализма, гордыни и тщеславия.

Этим болезням и был подвержен Расколь- ников. Разумихин говорит о нём: «Угрюм, мра- чен, надменен и горд... Мнителен и ипохонд- рик. Великодушен и добр. Чувств своих не лю- бит высказывать и скорей жестокость сделает, чем словами выскажет сердце. Иногда, впро- чем, вовсе не ипохондрик, а просто холоден и бесчувственен до бесчеловечия... Не насмеш- лив, и не потому, чтобы остроты не хватало, а точно времени у него на такие пустяки не хва- тает... Никогда не интересуются тем, чем все в данную минуту интересуются. Ужасно высоко себя ценит и, кажется, не без некоторого права на это» [6, 165]. Вот он, портрет сверх- человека. Ведь теория Раскольникова во мно-

гом совпадает с учением Ницше, и сам фило- соф признавался, что его учение о сверхчело- веке родилось под воздействием произведе- ний Достоевского.

Но и свойствами характера Раскольникова нельзя до конца объяснить, почему именно ему пришла в голову столь странная идея, на- столько таинственны и необъяснимы для че- ловеческого разума законы её существования. Захваченный идеей и теоретически обосно- вавший её в своей статье, Раскольников все свои усилия направляет на то, чтобы создать условия для её осуществления. Поведением Раскольникова Достоевский показывает путь превращения нормального человека в пре- ступника, переход от «здоровья» к «болезни». Для этого необходимы два условия: озлоб- ленность и полное одиночество. Именно к этому стремится герой. Главное, провозгла- шает Раскольников, — «озлиться», и добива- ется того, что «тупая, зверская злоба» закипала в нём по всякому поводу; он испытывал

«…бесконечное, почти физическое отвраще- ние ко всему встречавшемуся, упорное, злоб-

ступление или само преступление как-нибудь по особенной натуре своей всегда сопровож-

20 Литература в школе. 2017. № 10.

С.Косенков. Самоубийство.

Илл. к роману Ф.М.Достоевского «Преступление и наказание». 1971

ное, ненавистное», когда «гадки были все встречные», «просто наплевал бы на кого-ни- будь, укусил бы, кажется, если бы кто-нибудь с ним заговорил…» [6, 87].

А для этого нужно было загнать себя на «ар- шин пространства», довести себя до крайней степени нищеты, физического и духовного ис- тощения, похоронить под осколками разрушен- ного злобой мира все человеческие чувства и проявления — только тогда можно без излиш- них сомнений переступить через закон, мораль, кровь, воплотить «безобразную мечту свою».

Пространство, окружающее героя, не- отделимо от сферы его души, его сознания. Вот почему пространство, в котором живут ге- рои Достоевского, можно назвать слепком со- знания и души героя. Неправильное, тесное, всё из углов внутреннее пространство, в кото- ром живёт герой, — модель деформирован- ного ложной идеей сознания.

Раскольников «нарочно» запирает себя в комнату, в которой нормальному человеку ста- новилось жутко, в комнату, похожую на шкаф:

«Я тогда, как паук, к себе в угол забился, — признаётся он Соне. — Ты ведь была в моей конуре, видела... А знаешь ли, Соня, что низкие потолки и тесные комнаты душу и ум теснят! О, как ненавидел я эту конуру! А всё-таки вы- ходить из неё не хотел. Нарочно не хотел!» [6, 320]. Не хотел, так как только в таком про- странстве может существовать его ложная, страшная, убийственная идея. Достоевский постоянно подчёркивает, что Раскольников мечется по «тёмным и узким» улицам и пере- улкам, бродит по пыльным и вонючим лестни- цам, и «ему вся эта обстановка нравилась»: «в последнее время его даже тянуло шляться по всем этим местам, когда тошно становилось, “чтоб ещё тошней было”» [6, 122].

Ницше говорил: если долго вглядываться в бездну, бездна начинает вглядываться в тебя. Ту же самую мысль гениально воплотил в своём романе Достоевский: вначале человек выбирает для себя или создаёт пространство существования, а потом это пространство на- чинает воздействовать на него, созидая или искажая его сознание. Именно это интуитивно чувствует мать Раскольникова: «Какая у тебя дурная квартира, Родя, точно гроб, — сказала вдруг Пульхерия Александровна, прерывая тя- гостное молчание, — я уверена, что ты напо- ловину от квартиры стал такой меланхолик. — Квартира, — отвечал он рассеянно. — Да, квартира много способствовала... я об этом тоже думал... А если бы вы знали, однако, ка- кую вы странную мысль сейчас сказали, ма- менька, — прибавил он вдруг, странно усмех- нувшись» [6, 178].

По закону обратного влияния, созданное человеком пространство начинает воздей- ствовать на своего создателя. Даже неесте- ственная «бездушная» планировка Петербур- га, по Достоевскому, оказывает болезненное влияние на психику человека, способствует распространению ложных, бесчеловечный идей, ослабляет «духовный иммунитет» лич- ности. «Я убеждён, — говорит Свидригайлов Раскольникову, — что в Петербурге много на- роду, ходя, говорят сами с собой. Это город

полусумасшедших. Если б у нас были науки, то медики, юристы и философы могли бы сде- лать над Петербургом драгоценнейшие ис- следования, каждый по своей специальности. Редко где найдётся столько мрачных, резких и странных явлений на душу человека, как в Пе- тербурге. Чего стоят одни климатические влияния! Между тем это административный центр всей России, и характер его должен от- ражаться на всём» [6, 357]. Таким образом, Петербург в романе «Преступление и наказа- ние» — это не реальный Петербург, с его на- бережными и проспектами, не «Петербург До- стоевского», как принято говорить, а Петер- бург Раскольникова, являющийся хронотопом его души и сознания.

Достоевский показывает, что важным усло- вием преступления является одиночество — тяжёлое, мрачное, становящееся следствием полого разрыва с миром людей. Вот почему Раскольников поссорился с Разумихиным, про- гнал от себя мать и сестру и «решительно ушёл от всех, как черепаха, в свою скорлупу». Есть в романе очень важная деталь, становящаяся символом разрыва Раскольникова с миром — это оставленные в заклад отцовские серебря- ные часы с глобусом «на оборотной дощечке». Отцовские часы — это завещание и присяга на память о предках, на верность простым, на- дёжным и, казалось, вечным добродетелям, это, как верно замечает Ю.Карякин, знак воли на добрые дела, на доброе живое время, это знак духовно-нравственной ориентации во вре- мени и в мире, в «глобусе». Заложил часы, как душу дьяволу. Выпал из нормального, людского времени и пространства.

Преступление ещё больше отдаляет Рас- кольникова от людей, для него наступает стран- ное время: «точно туман упал вдруг перед ним и заключил его в безвыходное и тяжкое уедине- ние» [6, 335]. Раскольников пытается создать для себя такие условия, при которых становятся невозможными и ненужными такие понятия, как любовь, дружба, сочувствие, сопережива- ние. Об одном он мечтает: не любить никого и чтобы его никто не любил. Подавить в себе все чувства, кроме злобы, — и тогда можно жить с мыслью о совершённом злодеянии. Перепол- ненный «желчью» и злобой человек — лёгкая добыча дьявола.

Есть в романе и ещё одна символическая деталь: двугривенный, поданный Раскольни- кову купчихой в «козловых башмаках» и де- вушкой «с зелёным зонтиком». Этот знак жа- лости, сочувствия и помощи Раскольников, размахнувшись, бросил в воду, «затем повер- нулся и пошёл домой. Ему показалось, что он как будто ножницами отрезал себя от всех и всего в эту минуту» [6, 90]. Отрезать себя от всего, что делает человека человеком, разо- рвать все связи с миром, утерять облик чело- веческий — и вот уже «торжество самосохра- нения», «спасение от давившей опасности» дают Раскольникову «минуту полной, непо- средственной, чисто животной радости» [6, 78]. Уже «звериная хитрость» руководит Рас- кольниковым тогда, когда он «скрывает свои силы», стремится «притаиться, прикинуться, если надо, даже ещё не совсем понимающим,

а между тем выслушивать и выведывать, что такое тут происходит?». Так идея, «вдруг зара- зившая его душу своим влиянием», придавив- шая его, «как огромный камень», убивает че- ловека в человеке.

Достоевский убеждает читателя, что со- вершить преступление «по совести» невоз- можно. Преступление всегда — против сове- сти. Ведь совесть — это осознание своей свя- зи с людьми, с миром, своей ответственности перед ними.

Совершая преступление, Раскольников по- лагает, что сможет помочь своей сестре, мате- ри, всем «униженным и оскорблённым» — та- ким, как Лизавета, Сонечка. Но вместо этого он ещё более усугубляет трагическое положение всех этих людей. Одно преступление влечёт за собой другое. Он хотел убить отвратительную

«вошь», старуху-процентщицу, но убил и её се- стру Лизавету, ради которой, казалось бы, за- мышляет своё преступление, и её неродивше- гося ребёнка. Он желает освободить Дуню от брака с Лужиным, но своим преступлением ставит её в полную зависимость от Свидригай- лова — ведь узнав о том, кто убийца, Свидри- гайлов шантажирует Дуню. И наконец, Рас- кольников совершает самое страшное пре- ступление — убивает свою мать: ведь только допустив мысль, что её Роденька может ока- заться убийцей, она сходит с ума и умирает.

Таким образом, убийство старухи — след- ствие действия идеи, которая, охватив созна- ние Раскольникова, подчинила его себе, разъ- единила с миром людей. А в нём не нашлось сил, чтобы противостоять её страшной власти. С пониманием этого связан ответ на главный вопрос, на который должен ответить читатель романа «Преступление и наказание»: раскаял- ся ли Раскольников в своём преступлении? Глубина и страстность мучений Расколь- никова показаны в романе столь ярко и убеди- тельно, что позволили многим считать их рас- платой, раскаянием и даже наказанием за со-

вершённое преступление.

Но верно ли это? Что вызывает мучения Раскольникова и являются ли они истинным страданием и истинным наказанием? Каков смысл слова «наказание», вынесенного До- стоевским в название романа?

Важно знать, что такие понятия, как «пре- ступление», «страдание», «раскаяние», «нака- зание», «прощение», «искупление» — особые категории в религиозной этике Достоевского. Писатель был убеждён, что для любого престу- пившего открыт путь к прощению и воскреше- нию, но для этого преступник должен проделать долгий и сложный путь, вехами которого ста- новятся: осознание своей вины — муки со- вести — страдание — раскаяние — наказа- ние — искупление — очищение — проще- ние — воскрешение. Считая страдание

«главной, самой коренной потребностью рус- ского народа», писатель видел в нём высшую степень катарсиса, очищения для преступив- шего, для согрешившего. Но этот столь не- обходимый для человеческой души катарсис может произойти лишь в том случае, если «пре- ступник не переставал себя считать преступ- ником», если он осознал свой грех и раскаялся.

21

Только тогда, утверждает Достоевский, испы- тает он чувство «долгого душевного страда- ния... самого очищающего и укрепляющего».

Но что же мучает Раскольникова, что до- водит его до крайней степени физического и духовного истощения, что заставляет «донести на себя»?

На первый взгляд его мучения и представ- ляются муками раскаяния. Но Достоевский убедительно показывает, что Раскольниковым руководят отнюдь не муки раскаяния, дающие надежду на очищение и искупление, но страх и отвращение к самому себе из-за мысли, что в разряд тех, кому «всё дозволено», он не попал, Наполеоном не сделался.

Наполеон и Магомет, совершая тысячи убийств, не сомневались ни в чём, не боялись так, как боялся разоблачения Раскольников. Почувствовав в себе «животный страх» разоб- лачения, Раскольников понял, что не Наполеон он, а «тварь дрожащая» — причём в прямом смысле, так как сильная дрожь постоянно со- трясает тело убийцы. За это и возненавидел себя герой, за это и наказал явкой с повинной, хотя никакой вины не чувствовал, а чувствовал к себе только огромное отвращение.

Ни о каком раскаянии не может быть и речи, если после совершения убийства Рас- кольников продолжает настаивать на «спаси- тельности» и верности своей теории, своей идеи, ради которой не только можно, но и должно переступать людям «необыкновенным». После невыносимых мытарств, блуждая в по- тёмках своей омрачённой совести, за час до явки с повинной, он отвечает Дуне, считающей, что, идя на страдание, брат «смывает уже впо- ловину своё преступление»: «Преступление? Какое преступление? — вскричал он вдруг, в каком-то внезапном бешенстве, — то, что я убил гадкую, зловредную вошь, старушонку- процентщицу, никому не нужную, которую убить сорок грехов просят, которая из бедных сок высасывала, и это-то преступление? Не думаю я о нём и смывать его не думаю» [6, 400].

И через полтора года, на каторге, он про- должает исповедовать свою «арифметику» бо- лее «от уязвлённой гордости», а «ожесточён- ная совесть его» не находит «никакой особенно ужасной вины» в его прошедшем, он уверен, что его идея «не глупее других», и тогда поня- тия «злодеяние» не существует вовсе [6, 411]. Поэтому совесть его была спокойна. «Вот в чём одном признавал он своё преступление: только в том, что не вынес его и сделал явку с повинной» [6, 411]. Нет осознания вины, а значит, нет и раскаяния, без которого нет страдания, и наказания тоже нет.

Раскольников совершил не простое уго- ловное преступление, и это сразу понимает Порфирий: «Тут дело фантастическое, мрачное, дело современное, нашего времени случай-с, когда помутилось сердце человеческое... Тут — книжные мечты-с, тут теоретически раздра- жённое сердце: убили по теории» [6, 348]. В этой-то теоретичности преступления и заклю- чается весь ужас, весь трагизм положения Рас- кольникова. Для него закрыт последний исход согрешивших — раскаяние; у него нет раская- ния, потому что и после убийства он продолжает

22 Литература в школе. 2017. № 10.

верить в то, что оправдывает его убийство — в идею, это преступление породившую.

Не случайно так страстно мечтает Рас- кольников о том, чтобы «судьба послала ему раскаяние, разбивающее сердце, отгоняющее сон, такое раскаяние, от ужасных мук которого мерещится петля и омут! О, он бы обрадовался ему! Муки и слёзы — ведь это тоже жизнь».

«Но он не раскаивается в своём преступлении» [6, 417] — так почему же?

Раскаяние и наказание невозможны для Раскольникова, ибо «совесть его спит», за- давленная разумом, поражённым идеей. На вопрос Порфирия, как насчёт совести у пре- ступника, Раскольников отвечает: «У кого она есть, тот страдай, коль сознаёт ошибку. Это и наказание ему, — опричь каторги» [6, 203]. Муки Раскольникова — это не муки совести, не раскаяние, это муки оскорблённого само- любия, неудовлетворённого тщеславия, муки уязвлённой гордости. А эти муки, согласно религиозной этике Достоевского, истинным наказанием быть не могут. Поэтому подчерк- нём: этого-то истинного наказания — мук со- вести — Раскольников не испытывает!

Но Достоевский убедительно показывает, что фанатизм идеи — только одна сторона ха- рактера Раскольникова. В нём есть и нежность, и любовь, и жалость к людям, и слёзы умиления. В этой двойственности и состоит его слабость как идеолога, это и губит его в настоящем, но спасёт в будущем. Разумихин говорит правду: в Раскольникове «точно два противоположные характера поочерёдно сменяются». В нём жи- вут и борются две стороны существа — душа и разум, охваченный, «заражённый» идеей. Это вторая сторона существа Раскольникова вся- чески противится духовному самоубийству. Вот почему так противоречивы поступки Расколь- никова, вот почему он «сейчас один, а через час уже другой».

Таким образом, в пределах сюжетного времени романа мы не увидим раскаявшегося, переродившегося Раскольникова. Но мы зна- ем, что «полное воскресение в новую жизнь» непременно произойдёт в будущем. Воскре- сит же Раскольникова любовь Сонечки, вера и... каторга, которую, как было сказано выше, настойчиво полагают наказанием для Рас- кольникова.

Известно, что Достоевский часто наделял своих героев собственным духовным опытом. В Раскольникове на каторге много от Достоев- ского, его каторжного опыта. Каторга стала спасением для Раскольникова так же, как в своё время она спасла Достоевского, так как именно там началась для них «история пере- рождения убеждений». Достоевский был убеж- дён, что именно каторга дала ему счастье непо- средственного общения с народом, чувство братского соединения с ним в общем несча- стии, дала знание России, понимание правды народной. Именно на каторге Достоевский сло- жил себе символ веры, в центре которого —

«сияющая личность Христа». «Каторга меня спасла», — не раз повторял писатель.

Спасительный путь от атеизма и безверия к

«народной истине» во Христе пройдёт и Рас- кольников, ведь «под подушкой его лежало

Евангелие», а в сознании светом надежды за- сияла мысль о Соне: «Разве могут её убеждения не быть теперь и моими убеждениями? Её чув- ства и стремления, по крайней мере» [6, 422]. Соня, эта «каторжанская богородица», поможет Раскольникову «примкнуть опять к людям», ведь

«чувство разомкнутости и разъединённости с человечеством замучило его».

На каторге должна умереть та сторона лич- ности Раскольникова, что была одержима тще- славием, заносчивостью, самолюбием и неве- рием. Для Раскольникова «начинается новая история, история постепенного обновления че- ловека, история постепенного перерождения его, постепенного перехода из одного мира в другой, знакомства с новою, доселе совершен- но неведомою действительностью» [6, 422].

«Вместо диалектики наступила жизнь, и в со- знании должно было выработаться что-то со- вершенно другое» [6, 422].

Но что же тогда является в романе истинным наказанием, если не муки совести и не каторга? А между тем наказание должно быть изображено в романе, ведь это понятие вынесено в его за- главие. И оно действительно присутствует. Ис- тинное наказание для Раскольникова — это страшная картина разрушения мира, уви- денная в его болезненном сне-грёзе. Расколь- ников удивлялся: почему то, что ему «грезилось в болезни», так мучило его, почему «этот бес- смысленный бред так грустно и так мучительно отзывается в его воспоминаниях, что так долго не проходит впечатление этих горячешных грёз»? [6, 420]. Так глубоко потрясла Расколь- никова увиденная им во сне картина разрушения и гибели мира. Он увидел, как «люди убивали друг друга в какой-то бессмысленной злобе. Собирались друг на друга целыми армиями, но армии, уже в походе, вдруг начинали сами тер- зать себя, ряды расстраивались, воины броса- лись друг на друга, кололись и резались, кусали и ели друг друга. В городах целый день били в набат: созывали всех, но кто и для чего зовёт, никто не знал того, а все были в тревоге. Оста- вили самые обыкновенные ремёсла, потому что всякий предлагал свои мысли, свои поправки, и не могли согласиться; остановилось земледе- лие. Кое-где люди сбегались в кучи, соглаша- лись вместе на что-нибудь, клялись не расста- ваться, — но тотчас же начинали что-нибудь со- вершенно другое, чем сейчас же сами предполагали, начинали обвинять друг друга, дрались и резались. Начались пожары, начался голод. Все и всё погибло» [6, 420]. А начался апокалипсис с появления «каких-то новых три- хин, существ микроскопических, вселявшихся в тела людей. Но эти существа были духи, ода- рённые умом и волей» [6, 419]. Бесы и трихи- ны — образы одного порядка, воплощающие разрушительную и губительную идею.

Власть разрушительных идей столь вели- ка, что «люди, принявшие их, становились тот- час же бесноватыми и сумасшедшими», счи- тали себя «умными и непоколебимыми в исти- не». Они «никогда не считали непоколебимее своих приговоров, своих научных выводов, своих нравственных убеждений и верований. Целые селения, целые города и народы зара- жались и сумасшествовали. Все были в трево-

ге и не понимали друг друга, всякий думал, что в нём одном и заключается истина, и му- чился, глядя на других, бил себя в грудь, пла- кал и ломал руки. Не знали, кого и как судить, не могли согласиться, что считать злом, что добром. Не знали, кого обвинять, кого оправ- дывать» [6, 419—420].

Так гибнет весь мир, «осуждённый в жертву какой-то страшной, неслыханной и невиданной моровой язве». «Моровая язва» — это, по До- стоевскому, страшная духовная болезнь, заб- вение человечеством Бога, его заповедей, стремление определить «общую пользу», опи- раясь на выдуманные гордым и помрачённым рассудком теории, уверенность в том, что ради воплощения «спасительной идеи» можно по- жертвовать человеческой жизнью.

Раскольников понял, что его теория яв- ляется первой «трихиной», геном той моровой язвы, что поразит человечество, если оно не остановит своё губительное движение от Бога и совести. Это и поразило его, это и стало для героя той отправной точкой, от которой нач- нётся для героя «новая история, история по- степенного обновления человека, история по- степенного перерождения его, постепенного перехода из одного мира в другой, знакомства с новою, доселе совершенно неведомою дей- ствительностью» [6, 422].

Таким образом, в рамках хронотопа романа

«Преступление и наказание» мы не увидим рас- каявшегося Раскольникова, но сомнений в том, что это произойдёт, что писатель оставляет своего героя на пороге новой жизни, у нас нет, и не только потому, что Достоевский прямо го- ворит об этом, но и потому, что в эпилоге рома- на меняется образ пространства, обретая но- вые, несвойственные ему ранее черты.

После болезни Раскольников вышел на ра- боту «на берег реки, где в сарае устроена была обжигательная печь для алебастра и где толкли его. <...> Раскольников вышел из сарая на са- мый берег, сел на складенные у сарая брёвна и стал глядеть на широкую и пустынную реку. С высокого берега открывалась широкая окрест- ность. С дальнего другого берега чуть слышно доносилась песня. Там, в облитой солнцем не- обозримой степи, чуть приметными толчками чернелись кочевые юрты. Там была свобода и жили другие люди, совсем не похожие на здеш- них, там как бы самое время остановилось, точно не прошли ещё века Авраама и стад его. Раскольников сидел, смотрел неподвижно, не отрываясь; мысль его переходила в грёзы, в созерцание, он ни о чём не думал, но какая-то тоска волновала его и мучила» [6, 421].

Впервые в романе появилось открытое, за- литое солнцем пространство, и впервые от- крывшаяся взору Раскольникова широкая пано- рама не произвела на него обычного «болез- ненного и раздражающего» впечатления, как когда-то великолепные панорамы Петербурга [6, 90], а ввергла в тоску, тоску предчувствия вечности. Герой впервые увидел и почувствовал простор. Библейские реминисценции сообщают картине глубокий символический смысл. Он как будто почувствовал дыхание миров иных, будто сама Вечность глянула на него, и «время оста- новилось», как останавливается оно для чело- века в минуту гибели. И действительно, в эти мгновения внутри Раскольникова как будто по- гибал идеолог, носитель страшной, разруши- тельной идеи и возрождался к жизни человек.

Пробудившаяся в душе Раскольникова мучительная тоска — это тоска умирания ста- рого и одновременного воскресения нового

НАШИ ДУХОВНЫЕ ЦЕННОСТИ

сознания. Всей своей обновившейся душой Раскольников чувствует, что «воскрес», и зна- ком этого воскресения становится осознание любви к Соне, а вместе с любовью пришла и мысль, что убеждения Сони не могут теперь не стать его убеждениями. Лежащее под по- душкой Раскольникова Евангелие — второй знак непременного воскресения «Царства Бо- жия внутри», что, по убеждению Достоевского, является единственным путём к спасению и прощению.

Конечно, за новую жизнь придётся дорого заплатить — «великим будущим подвигом», не тем малопонятным подвигом во имя счастья всего человечества, о котором мечтал Рас- кольников, замышляя убийство, а подвигом духовного возрождения и перерождения, тер- нистый путь которого прошёл сам писатель и потому слишком хорошо знал, насколько тру- ден этот путь.

«Обновившийся», «воскресший» к новой жизни Раскольников не может уже быть героем прежнего романа, так как не сможет существо- вать в его пространственно-временной среде, ибо душа его переходит «из одного мира в дру- гой», имеющий совершенно другие простран- ственно-временные координаты и константы. Это иной мир, бесконечный и неисчерпаемый, являющийся метафорой воскресшей к новой жизни человеческой души.

ЛИТЕРАТУРА

Ссылки даются по изданию: Достоевский Ф.М. Полн. собр. соч.: В 30 т. — Л., 1972— 1990. В скобках указывается номер тома и страницы.