Образование Древнерусского
государства и роль варягов в этом процессе.
Речь
идет о давнем споре между западниками и славянофилами, который раздирает
историческую науку вот уже более трех веков. Начало же спору положил фрагмент
из «Повести временных лет» киевского монаха Нестора: «В год 6370 от сотворения
мира (то есть, 862 год от Р.Х.) изгнали варяг за море, и не дали им дани, и
начали сами собой владеть, и не было среди них правды, и встал род на род, и
была у них усобица, и стали воевать друг с другом. И сказали себе: "Поищем
себе князя, который бы владел нами и судил по праву". И пошли за море к
варягам, к руси. Те варяги назывались русью, как другие называются шведы, а
иные варяги - норманны и англы, а еще иные готландцы, - вот так и эти. Сказали
руси чудь, словене, кривичи и весь: «Земля наша велика и обильна, а порядка в ней
нет. Приходите княжить и владеть нами». И избрались трое братьев со своими
родам, и взяли с собой всю русь, и пришли, и сел старший, Рюрик, в Новгороде, а
другой, Синеус, - на Белоозере, а третий, Трувор, - в Изборске. И от тех
варягов прозвалась Русская земля».
Нестор специально оговаривает, что варяги – это жители побережья Варяжского
(ныне – Балтийского) моря, и среди варягов есть много разных этносов – шведы,
норманны там и прочие англы. Есть еще и русь – вероятно, это были представители
западнославянских народов, которые в то время обитали в долине Эльбы и на южном
побережье Балтики, на территории нынешней Германии, Польши и Восточной Пруссии.
Сам рассказ о призвании Рюрика с братьями, очевидно, является цитатой из более
ранней новгородской летописи – ведь для Новгородской республики призвание
князей было самым обычным делом, главенствующее место в вертикали власти
Новгородской республике принадлежало вовсе не князю, но Вечу – средневековому
парламенту. Главенствующая роль на Вече принадлежала партии «золотых поясов» -
это наиболее богатые и влиятельные купцы и землевладельцы, обладавшие
собственными армиями. Князь же был фигурой третьестепенной – это был командир
профессиональной воинской дружины, которого Вече нанимало для решения
конкретных вопросов: собрать, допустим, ополчение, сжечь крепость соседей или
же собрать налоги с отдаленных провинций Республики.
Ситуация же в Новгороде накануне призвания Рюрика описана тоже предельно ясно:
представители наиболее знатных родов, избавившись от викингов-вымогателей,
насмерть переругались друг с другом – как это, увы, часто бывает в стане
победителей. И вот, когда дело дошло до поножовщины, тогда и возникла идея
пригласить в город «третейского судью» со стороны, который смог бы открыто и
непредвзято рассудить конфликтующие стороны. Кто мог бы быть таким судьей?
Только человек, находящийся с новгородцами в едином культурном, родовом и
религиозном пространстве. То есть, славянин.
Почему новгородцы придали такое значение этому событию? Возможно, именно с этого
момента в Новгородской республике и пошла традиция нанимать князей, кандидатуры
которых утверждались аристократией на Вече. Но вот киевский монах Нестор,
живший спустя триста лет после описываемых событий, придал пришествию Рюрика
совсем другой характер: в «Повести временных лет» призвание варягов стало
отправной точкой развития русской государственности.
Интересно, что многие современные историки не разделяют позицию Нестора и
предлагают считать в качестве исходной точки создания государства на Руси 860
год, когда большой отряд русов напал на Константинополь. Конечно, в
исторических источниках можно найти и более ранние упоминания о набегах славян
на Византию, но это были обычные грабительские набеги. Но поход 860 года стал
событием совершенно иного уровня. Во-первых, это была мощная военная кампания,
организованная непосредственно из Киева. Во-вторых, к стенам Царьграда подошло
более 200 судов, на каждом из которых было 30—40 воинов – а это уже настоящая
армия, говорящая о наличии единого руководящего центра среди славян. Обращает
внимание и тщательная подготовка военных действий - в тот момент император
Михаил III во главе всей армии воевал с арабами в Малой Азии, и Константинополь
практически было некому защищать. И появление русских у стен столицы стало для
жителей Византии настоящим шоком. Ведь недаром патриарх Фотий признал, что
тогда Константинополь спасло только чудо – внезапно нахлынувший шторм разметал
и потопил ладьи русских. Этот шторм был приписан заступничеству Богородицы –
накануне этого жители Константинополя, умоляя Господа о спасении от варваров,
прошли вдоль берега Босфора с белым покровом Божией матери, вынесенного из
храма во Влахернах, и именно в честь именно этого события и был установлен
праздник Покрова. И пусть русским не удалось тогда разграбить Константинополь,
но зато они заставили Византию пересмотреть свое отношение к северным соседям.
Патриарх Фотий писал: «народ не именитый, народ не считаемый ни за что, народ
незначительный, но получивший значение, униженный и бедный, но достигший
блистательной высоты и несметного богатства…» Кроме того, впервые в истории
жители Византии предложили пленным русским принять крещение, а когда те
согласились, то спокойно отпустили пленных по домам, а ведь до этого они даже
не задумывались об обращении славян в христианство. Так что, идея государства
на Руси возникла и без участия варяга Рюрика и его братьев, кем бы они не были
по национальности (тем более, что в то время привычных нам национальностей еще
не существовало вовсе).
Казалось бы, спор закончен?
Но в том-то и дело, что западников и славянофилов мало волнует сама история
возникновения государственности на Руси. Все копья ломаются вокруг политики,
вокруг вечно актуального вопроса: «Россия – это государство с европейскими
традициями или у нее есть свой особый – евразийский или какой-нибудь там еще -
путь развития?».
Ответ, понятное дело, никак не зависит от исторических исследований, а от
политической коньюктуры. Собственно, от политического курса зависит и
происхождение князя Рюрика.
Сама норманнская теория возникла в первой половине XVIII века – то есть,
собственно, в момент зарождения самой российской истории, которую писали по
заказу двора императрицы Анны Иоанновны немецкие ученые Готлиб Зигфрид Байер и
Герард Фридрих Миллер. Собственно, во главе двора тоже стояла «немецкая
партия»: граф Остерман, герцог Бирон и генерал-фельдмаршал Миних. Понятно, что
норманнская теория не только ласкала самолюбие вельможных иностранцев, но и
навсегда закрепляла цивилизационное лидерство германской аристократии на
Востоке, русские варвары должны знать, что даже своему государству они обязаны
немцам.
В современной науке наиболее емко и образно норманнскую теорию сформулировал
известный американский историк-советолог Ричард Пайпс, сравнивший славян с
племенами индейцев. «Понятие «Киевское государство» может привести на ум
территориальную общность, известную из норманнской истории Франции, Англии и
Сицилии, однако следует подчеркнуть, что ничем подобным оно не было, - пишет
Пайпс в своей книге «Россия при старом режиме». – Варяжское государство в
России напоминало скорее великие европейские торговые предприятия XVII – XVIII
в., такие как Ост - Индская компания или Компания Гудзонова залива, созданные
для получения прибыли: но вынужденные из-за отсутствия какой-либо администрации
в районах своей деятельности сделаться как бы суррогатом государственной
власти. Великий князь был прежде всего купцом, и княжество его являлось по сути
дела коммерческим предприятием: составленным из слабо связанных между собой
городов, гарнизоны которых собирали дань и поддерживали – несколько грубоватым
способом – общественный порядок. Вместе со своими дружинами варяжские правители
составляли обособленную касту… Ничто так хорошо не выражает отношения варягов к
их русскому княжеству, как то обстоятельство, что они не затруднились
выработать четкого порядка княжеского владения. Дело, по видимому, решалось
силой: после смерти правителя князья набрасывались друг на друга…»
Интересно, что археологические раскопки полностью подтверждают эту нелестную
оценку Пайпса. К примеру, в городе Старая Ладога Ленинградской области (это
Aldeigjuborg из скандинавских летописей) была найдено множество скандинавских
вещей – погребальных камней с руническими надписями, мечей, подвеска с девизом:
«Тор владеет рунами гнева Аса. Свершит это Один, Дага ради. Вельва меня
возьми!». Археологи установили, что первый поселок на берегу реки Волхов
появился в 753 году – это установили методом дендрохронологии по возрасту
спиленного дерева, которое служило опорой для навеса над каменной наковальней.
А раз есть наковальня с кузницей, значит, тут жили ремесленники, а поэтому
обнаруженное поселение считается уже не деревней, но поселком – будущим
городом. На рубеже 810 – 811 годов Ладогу заселяют чужеземцы: в поселке, прежде
насчитывавшем едва ли десяток дворов, строится четыре десятка новых домов:
многие из которых имели довольно внушительные размеры 10х16 метров. Именно в
таких теремах, как писали арабский путешественник Ибн Фадлан, и жили торговцы
живым товаром, которые поставляли славянских девушек и юношей в гаремы
азиатских ханов. Работорговля, судя по всему, приносила хорошую прибыль – об
этом свидетельствуют тысячи кладов арабских серебряных дирхемов, которые ученые
выкопали из русской земли. Помимо серебряных монет с Востока везли стеклянные
бусы, ювелирные изделия из горного хрусталя и сердолика, стеклянные лунницы,
снаряжение для всадников и коней, ткани, пряности. Сам город Aldeigjuborg был
центром транзитной торговли – здесь купцы зимовали и меняли морские корабли на
речные лодьи. Но в середине века Ладога подверглась разграблению. Дома купцов
были сожжены, сами они были безжалостно преданы смерти – об этом
свидетельствует хотя бы тот факт, что многочисленные «заначки» серебра так и не
дождались своих владельцев. Возможно, крепость взяли штурмом новгородцы, о чем
и писал монах Нестор: «Изгнали варяг за море, и не дали им дани, и начали сами
собой владеть…»
После этого новгородцы и позвали русского Рюрика, которого историки-норманисты,
опустив «неудобные слова» из летописи Нестора, записали в шведские
конунги.
В ответ на норманнскую теорию и возникло учение славянофилов, .Норманнскую
теорию отвергали М. В. Ломоносов, Д. И. Иловайский, С. А. Гедеонов и др.
которых поддерживала императрица Елизавета Петровна, разогнавшая засилье
«бироновщины». Первым славянофилом был знаменитый историк Василий Татищев,
который писал: «И хотя все наши историки Нестора Печерского за первейшего
историка русского почитают, однако ж то довольно видимо, что прежде его писатели
были, да книги те погибли или еще где хранятся… О князях русских старобытных
монах Нестор плохо знал, какие дела свершали славяне в Новгороде». Татищев
представил публике список с древней летописи первого епископа Великого
Новгорода Иоакима, написал, что Рюрик был славянином, внуком князя Гостомысла
от средней его дочери Умилы. Четверо сыновей Гостомысла были убиты на войне, а
поэтому славяне и пошли к варягам просить отдать им наследника древнего
рода.
Теорию Татищева поддержал и Михаил Ломоносов, известный своей нелюбовью ко
всему немецкому, и не раз публично поносивший Байера за извращение русской
истории. Однако, во второй половине XVIII века политическая ситуация вновь
изменилась: на российский престол взошла Екатерина Великая – то есть, в девичестве
София Августа Фредерика Анхальт-Цербстская. И норманизм вновь стал
господствующей идеологией – вплоть до середины XIX века.
И в этот момент политическая конъюнктура радикально изменилась. В конце 1840-х
годов страны Западной Европы оказались охвачены сильнейшим революционным
движением: если Французская революция, приведшая к власти Наполеона, еще
казалась временным умопомешательством французской черни, то теперь, как
казалось из Петербурга, уже вся Европа погрузилась в революционное безумие и
нигилизм. И вся русская элита развернулась прочь от Европы – к традиционным
ценностям, к православию и славянофилам. Один из главных идеологов
славянофильства XIX века Алексей Хомяков писал: «История призывает Россию стать
впереди всемирного просвещения, дает ей право на это за всесторонность и
полноту ее начал (…)». Хомяков полагал, что всемирная задача России состояла и
состоит в том, чтобы освободить человечество от того одностороннего и ложного
развития, какое получила история под влиянием Западной Европы, которая
«развивалась не под влиянием христианства, а под влиянием латинства, т. е.
христианства односторонне понятого».
Следом из политического небытия вновь всплыла концепция «Третьего Рима»,
которая трансформировалась в идеологию панславизма – то есть, объединения всех
славянских народов в единое славянское государство. Поскольку большая часть
славянских народов была в то время порабощена Османской империей, Россия начала
долгие войны с турками за освобождение братьев-славян и возвращение
Константинополя – будущей столицы «Великой Греко-Российской Восточной
Империи».
Что бы понять настроение панславистов, достаточно прочитать стихотворение
Федора Тютчева от 1850 года, утверждавшего, что вскоре Византия освободится от
власти турок:
"Четвертый век уж на исходе, –
Свершится он – и грянет час!
И своды древние Софии,
В возобновленной Византии
Вновь осенят Христов алтарь".
Пади пред ним, о царь России, –
И встань как всеславянский царь!
Российская империя рухнула прямо на пороге осуществления свой мечты, к которой
панслависты продирались полвека. Уже была подготовлена десантная операция, уже
был сформирован геройский полк для взятия Стамбула, состоящий из одних
кавалеров Георгиевских крестов. И в этот момент высшего напряжения всех сил,
когда, казалось, все мечты сбываются, империя рухнула в революционное безумие,
увлекая за собой в пропасть миллионы мужиков…
Ленин же был типичным западником. Только подумайте: приехав в Россию через пару
месяцев после февральской революции, Ленин тут же обратился к своей партии с
дичайшей идеей: взять курс на новую революцию. И привил в России марксизм -
новомодную западную идеологию, рожденную в философских клубах Лондона и
Берлина.
Во времена сталинизма идеология снова совершила разворот в сторону
славянофильства - были переизданы все труды «реакционного» историка Дмитрия
Иловайского (славянофила позапрошлого века), появились работы академика
Бориса Рыбакова и «евразийская теория» Льва Гумилева.
Перестройка, а еще больше распад СССР, после которого Киев – «мать городов
русских» - оказался на территории иностранного государства, ниспровергли теорию
славянофилов. В ответ на происки украинских историков и националистов в России
был запущен «норманнский» проект «Старая Ладога - первая столица Руси».
Заброшенная крепость на берегу реки Волхов была частично восстановлена,
началось финансирование раскопок.
Сегодня же ситуация радикально меняется – не из-за новых исторических открытий,
но в силу того, что в России вновь возрождается идея об исключительном пути
России, которая никак не может идти в ногу с Европой. К каким удивительным
открытиям это приведет отечественную историю, мы узнаем в самое ближайшее
время.
Оставьте свой комментарий
Авторизуйтесь, чтобы задавать вопросы.