"Наша книга чтения о доброте и отзывчивости"

     

                                                                

      

                        

Е. Пермяк

                                     САМОЕ СТРАШНОЕ

Вова рос крепким и сильным мальчиком. Все боялись его. Да и как не бояться такого! Товарищей он бил. В девочек рогатки стрелял. Взрослым рожи строил. Собаке Пушку на хвост наступал. Коту Мурзею усы выдергивал. Колючего ёжика под шкаф загонял. Даже своей бабушке грубил.

  Никого не боялся Вова. Ничего ему страшно не было. И этим он очень гордился. Гордился, да недолго.

   Настал такой день, когда мальчики не захотели с ним играть. Оставили его— и все. Он к девочкам побежал. Но и девочки, даже самые добрые, тоже от него отвернулись.

  Кинулся тогда Вова к Пушку, а тот на улицу убежал. Хотел Вова с котом Мурзеем поиграть, а кот на шкаф забрался
и недобрыми зелеными глазами на мальчика смотрит. Сердится.

   Решил Вова из-под шкафа ежика выманить. Куда там! Ежик давно в другой дом жить перебрался.

   Подошел было Вова к бабушке. Обиженная бабушка даже глаз не подняла на внука. Сидит старенькая в уголке, чулок вяжет да слезинки утирает.

   Наступило самое страшное из самого страшного, какое только бывает на свете: Вова остался один. Один-одинешенек!

Вопросы: 1. Был ли Вова на самом деле храбрым, смелым мальчиком?

2. Почему Вова остался один на свете?

3. Что Вова должен сделать, чтобы с ним играли ребята, разговаривала бабушка?

В. Донникова
                                 КАНАВКА

  Дождь перестал. Мальчики выбежали на поляну, играют в мяч. В поселке после дождя земля долго не просыхает. Трава вся в брызгах, края канавки влажные, и вода в ней блестит. Кто переходит канавку, тот непременно поскользнется, за ветки орешника схватится и канавку бранит.

   Витя подбрасывает мяч, но все видит. Вот пожилая женщина прошла с бидоном — чуть не упала.

— А чтоб тебя! — рассердилась она на канавку: — Вон
сколько молока пролила!

  А вот девочка не удержалась, упала в глину руками. Вытерла руки — платье запачкала.

— Противная канавища! — топнула девочка ногой и убежала.

Слышит Витя, как бранят его любимую канавку. «А чем она противная?—думает он.—Из нее птицы воду пьют. Возле нее незабудки цветут. Сколько корабликов плавало в ней!»

Когда все ушли, Витя пошел в рощу, набрал сухих веток... сделал переход.

Теперь можно было переходить спокойно.
  Люди переходили. Никто не падал. Никому не было скользко.

И  никто не знал, кто сделал такой удобный переход. Да это и неважно!

Вопросы:1. Для кого постарался Витя, когда сделал переход

через канавку?

2. Важно ли было для Вити, чтобы люди узнали о его  хорошем поступке?

Э. Шим

                             БРАТ И МЛАДШАЯ СЕСТРА

Санька и его младшая сестричка Варя идут из лесу. Набрали земляники, несут в кузовках.

Моя бабушка поглядела и посмеивается:

— Что ж ты, Саня... Маленькая Варя больше тебя набрала!

— Еще бы!—отвечает Санька.—Ей нагибаться не надо, вот к набрала больше.

Опять идут Санька и Варя из лесу, тащат корзинки с грибами маслятами.

— Что же ты, Саня... — говорит бабушка. — Маленькая-то больше набрала!

— Еще бы! — отвечает Санька. — Она к земле ближе, вот и набрала.

В третий раз отправляются в лес Варя и Санька. Малину собирать. И я пошел вместе с ними.

  И вдруг вижу, как Санька, незаметно от Вари, подсыпает ягоды ей в кузовок. Варя отвернется, а он возьмет и подсыпает...

    Идем обратно. У Вари ягод больше, у Саньки—меньше.

Встречается бабушка.

— Что ж ты,—говорит, —Саня? Малина-то высоко растет!

— Высоко, — соглашается Санька.

— Дак тебе дотянуться легче, а Варя больше набрала!

— Еще бы!—отвечает Санька.—Варя у нас молодец, Варя у нас работница. За ней не угонишься!

Вопросы: 1. Почему же Санька незаметно для маленькой Вари

подкладывал ей в кузовок землянику, грибы, малину?

2. Понравилось ли тебе, как Санька относился к своей маленькой сестре? Почему?

В. Осеееа
                          

    Таня и Маша были очень дружны и всегда ходили в детски
сад вместе. То Маша заходила за Таней, то Таня—за Машей.
Один раз, когда девочки шли по улице, начался сильный дождь.
Маша была в плаще, а Таня — в одном платье. Девочки побежали.

— Сними свой плащ, мы накроемся вместе! — крикнула на бегу Таня.

— Я не могу, я промокну! — нагнув вниз голову с капюшоном, ответила ей Маша.

В детском саду воспитательница сказала:

— Как странно, у Маши платье сухое, а у тебя, Таня, совершенно мокрое. Как же это случилось? Ведь вы же шли вместе;

— У Маши был плащ, а я шла в одном платье,— сказала Таня.

— Так вы могли бы укрыться одним плащом,—сказала воспитательница и, взглянув на Машу, покачала головой. — Видно
ваша дружба до первого дождя!

Обе девочки густо покраснели: Маша за себя, а Таня за Машу.

Вопросы: 1. Почему воспитательница сказала девочкам: «Ваш;       дружба до первого дождя»?
2. Почему покраснели Маша и Таня?

                        

И. Турчин                          

      Однажды Вася вынес во двор пожарную машину. Подбежал к Васе Сережа.

— Мы—друзья! Поиграем вместе  в пожарных.

— Давай, — согласился Вася.

   Сережа вытянул губы, прогудел и помчался по двору, таща за собой на веревочке машину.

— Пожар! Пожар!—кричит.
Побежали другие ребята.

— Мы тоже пожарные!

Сережа заслонил машину от ребят.

— Я — Васин друг! И я один буду в его машину играть! Обиделись ребята и ушли,

На другое утро Боря принес во двор паровоз с вагончиками.
Подбежал к нему Сережа.

— Я—твой друг Мы—друзья! Поиграем вместе в машинистов.

— Давай, — согласился Боря,
  Стали они в машинистов играть. Пришел Вася.

— И меня примите.

— Не примем, — сказал Сережа.

— Почему? — удивился Вася. — Ты же мой друг. Ты же сам вчера говорил!

— То—вчера,—сказал Сережа.—Вчера у тебя пожарная машина была. А сегодня у Бори паровоз с вагонами. Сегодня я с ним дружу!

Вопросы; 1. Почему Сережа сначала назвал своим другом Васю, а потом Борю?
2. Можно ли назвать Сережу настоящим другом?

А. Раскин

Когда папа был маленьким, он дружил с одной девочкой. Ее звали Маша. Она тоже была маленькая. И они очень хорошо играли вместе. Они построили красивый дом на песке. Они пускали кораблики в большой луже. Они вместе ловили в этой луже рыбу. И  хотя они ничего не поймали, им было очень весело.

Маленький папа очень любил играть с этой девочкой. Она никогда не ссорилась с ним, не кидала в него камнями и не ставила ему подножек. И он был бы очень рад, если бы все его знакомые мальчишки были такими. Но они были совсем другими. Н они его дразнили; за то, что он дружил с девочкой. Они пели ему:

— Тили-тили-тесто!

Жених и невеста!
Они спрашивали:

— Когда будет свадьба?

Они нарочно разговаривали с маленьким папой, как с девочкой. Они говорили ему:

— Ты пришла? Где ты была?

   Они считали, что мальчику стыдно дружить с девчонками. Маленький папа очень обижался на мальчишек и даже плакал.

А маленькая девочка Маша только смеялась. Она говорила:

— Пусть дразнят!

  И поэтому дразнить ее было неинтересно. И все мальчишки дразнили только маленького папу. А на девочку Машу они просто не обращали внимания.

  Но вот однажды во двор забежала большая собака, и кто-то вдруг крикнул:

— Бешеная собака!

   Самые храбрые мальчишки побежали со всех ног кто куда. Маленький папа застыл на месте. А собака была уже совсем рядом. И тогда девочка Маша встала около папы и замахнулась на собаку лопаткой.                               |

— Пошла вон! — сказала она.

   И тут все увидели, как бешеная собака поджала хвост в побежала со двора. И все поняли, что она не бешеная. Она просто забежала на чужой двор. А собаки очень хорошо понимают что такое чужой двор и что такое свой. И на чужом дворе самая
злая собака злится меньше.

  Когда все мальчишки увидели, что собака не бешеная, они бросились гнать ее палками и камнями. Но для этого не нужно было большой смелости. Это понимала даже собака. И, выскочив на улицу, она остановилась и зарычала. Тогда мальчишки ушли на свой двор и стали дразнить маленького папу.

— Ты больше всех испугался, — говорили они, — даже бежать не мог... Эх, ты!

Но маленький папа ответил:

— Да, я испугался. И вы все тоже испугались. Не испугалась только Маша.

Тут все мальчики замолчали. Им было очень стыдно. А Маша сказала:

— Нет, я тоже испугалась.

И тогда все засмеялись. И больше никто не дразнил маленького папу. И он долго дружил с девочкой Машей.

Вопросы: 1. Почему мальчик любил играть с девочкой Машей!
2. Почему ребята перестали дразнить его за то, что
он дружил с Машей?

 Е.Пермяк
 

На первой парте и в первом классе сидел сын отважной летчика-испытателя Андрюша Рудаков. Андрюша был крепким и смелым мальчиком. Он всегда защищал тех, кто послабее, и за это все в классе любили его.

   Рядом с Андрюшей сидела маленькая, худенькая девочка Ася. То, что она была маленькая и слабенькая, еще можно было простить, но то, что Ася была труслива, — с этим Андрюша никак не мог примириться. Асю можно было испугать, сделав и страшные глаза. Она боялась каждой встречной собачонки, бегала от гусей. Даже муравьи и те ее страшили.

Очень неприятно было Андрюше сидеть на одной парте с такой трусихой, и он всячески старался избавиться от Аси. А ее не пересаживали.

Однажды Андрюша принес в стеклянной банке большого паука. Увидев страшилище, Ася побледнела и тут же перебежала на другую парту.

С этого и началось... Два дня Ася сидела одна, и учительница Анна Сергеевна будто бы не замечала этого, а на третий день она попросила Андрюшу остаться после уроков.

Андрюша сразу догадался, в чем дело, и, когда все ушли из класса, он, чувствуя себя виноватым, смущенно сказал учительнице:

— Я ведь не зря принес паука. Я хотел приучить Асю ничего не бояться. А она опять испугалась.

— Что ж, верю тебе, — сказала Анна Сергеевна. — Кто как умеет, тот так и помогает расти своим товарищам, а я тебя позвала, чтобы рассказать одну маленькую историю.

Она усадила Андрюшу на его место за партой, а сама села рядом — на Асино.

— Много лет назад в этом же классе сидели мальчик и девочка. Сидели так же, как сейчас сидим мы. Мальчика звали Вовой, а девочку—Аней. Аня росла болезненным ребенком, а Вова рос сильным и здоровым мальчуганом. Аня часто хворала, и Вове приходилось помогать ей учить уроки. Однажды Аня поранила гвоздем ногу. Да так поранила, что не могла приходить в школу: ни башмак нельзя надеть, ни валенок. А шла уже вторая четверть. И как-то Вова пришел к Ане и сказал: «Аня, я тебя буду возить в школу на саночках». Аня обрадовалась, но запротивилась: «Что ты, что ты, Вова! Это будет очень смешно! Над нами будет хохотать вся школа...» Но настойчивый Вова сказал: «Ну и пусть хохочут!» С этого дня Вова ежедневно привозил и отвозил на саночках Аню. Сначала ребята смеялись над ним, а потом сами стали помогать. К весне Аня поправилась и смогла вместе со всеми ребятами перейти в следующий класс. На этом я могу закончить рассказ, если тебе не захочется узнать, кем стали Вова и Аня.

— А кем? — нетерпеливо спросил Андрюша.

— Вова стал прекрасным летчиком-испытателем. Это твой отец Владимир Петрович Рудаков. А девочка Аня теперь твоя учительница Анна Сергеевна.

   Андрюша опустил глаза. Так просидел он за своей партой долго.

   Он живо представил саночки, девочку Аню, которая теперь стала его учительницей, и мальчика Вову, своего отца, на которого ему так хотелось походить.                          

   Наутро Андрюша стоял у крыльца дома, где жила Ася. Ася как всегда, появилась со своей бабушкой. Она боялась ходить в школу одна.                                           

— Доброе утро,—сказал Андрюша Асиной бабушке. Потом поздоровался с Асей. — Если хочешь, Ася, пойдем в школу вместе.

 Девочка испуганно посмотрела на Андрюшу. Это он нарочно говорит так приветливо, от него можно ожидать всего. Но бабушка заглянула в глаза мальчику и сказала:

— С ним тебе, Асенька, будет сподручнее, чем со мной. Он и от собак отобьется, и мальчишкам в обиду не даст.

— Да, — тихо, но очень твердо сказал Андрюша.
И они пошли вместе. Они шли мимо незнакомых собак и шипящих гусей. Они не уступили дорогу бодливому козлу-задире.

И Асе не было страшно.

Рядом с Андрюшей она вдруг почувствовала себя сильной смелой.

Вопросы; 1. Действительно ли вначале Андрюша хотел помочь Асе избавиться от трусости?

2. О чем рассказала Андрюше учительница Анна Сергеевна?

3. Почему после рассказа Анны Сергеевны Андрюша изменил свое отношение к Асе?

4. Почему рассказ называется «Надежный человек»?

В. Осеева

                                 БАБКА

Бабка была тучная, широкая, с мягким певучим голосом. В старой вязаной кофте, с подоткнутой за пояс юбкой, расхаживала она по комнатам, неожиданно появлялась перед глазами, как большая тень.

— Всю квартиру собой заполонила!..—ворчал Борькин отец.
А мать робко возражала ему:

— Старый человек... куда же ей деться?

— Зажилась на свете...—вздыхал отец.—В инвалидном доме ей место ,вот где!

   Все в доме, не исключая Борьки, смотрели на бабку как на совершенно лишнего человека.

   Бабка спала на сундуке. Всю ночь она тяжело ворочалась с боку на бок, а утром вставала раньше всех и гремела в кухне посудой. Потом будила зятя и дочь:

— Самовар поспел. Вставайте! Попейте горяченького-то на дорожку...

Подходила к Борьке:

— Вставай, батюшка мой, в школу пора!

— Зачем?—сонным голосом спрашивал Борька.

— В школу зачем? Темный человек глух и нем—вот зачем!

    Борька прятал голосу под одеяло:

— Иди ты, бабка...

— Я-то пойду, да мне не к смеху, а вот тебе к спеху.

— Мама!—кричал Борька—Чего она тут гудит над ухом, как шмель?

— Боря, вставай!—стучал в стенку отец.—А вы, мать, отойдите от него, не надоедайте с утра.

   Но бабка не уходила. Ока натягивала на Борьку чулки, фуфайку.

Грузным телом колыхалась перед его кроватью, мягко шлепала туфлями по комнатам, гремела тазом и все что-то приговаривала.

    В сенях отец шаркал веником.

— А куда вы, мать, галоши дели? Каждый раз во все углы тыкаешься из-за них!

Бабка торопилась к нему на помощь:

— Да вот они, Петруша, на самом виду. Вчерась уж очень грязные были, я их обмыла и поставила.

Отец хлопал дверью. За ним торопливо выбегал Борька. На лестнице бабка совала ему в сумку яблоко или конфету, а в карман—чистый носовой платок.

— Да ну тебя!—отмахивался Борька.—Раньше не могла дать. Опоздаю вот...

  Потом уходила на работу мать. Она оставляла бабке продукты и уговаривала ее не тратить лишнего:

— Поэкономней, мама. Петя и так сердится: у него ведь четыре рта на шее.

— Чей род—того и рот,—вздыхала бабка.

— Да я не о вас говорю!—смягчалась дочь.—Вообще расходы большие... Поаккуратней, мама, с жирами. Боре пожирней, Пете пожирней...

    Потом сыпались на бабку другие наставления. Бабка принимала их молча, без возражений.

   Когда дочь уходила, она начинала хозяйничать. Чистила, мыла, варила, потом вынимала из сундука спицы и вязала. Спицы двигались в бабкиных пальцах то быстро, то медленно — по ходу ее мыслей. Иногда совсем останавливались, падали на колени, и бабка качала головой:

— Так-то, голубчики мои... Не просто, не просто жить на свете!

   Приходил из школы Борька, сбрасывал на руки бабке пальто и шапку, швырял на стол сумку с книгами и кричал:      

— Бабка, поесть!                                      
Бабка прятала вязанье, торопливо накрывала на стол и, скрестив на животе руки, следила как Борька ест. В эти часы как-то невольно Борька чувствовал бабку своим, близким человеком. Он охотно рассказывал ей об уроках, товарищах.

Бабка слушала его любовно, с большим вниманием, приговаривая:

— Все хорошо, Борюшка: плохое и хорошее хорошо. От плохого человек крепче делается, от хорошего душа у него зацветает.

Иногда Борька жаловался на родителей:

— Обещал отец портфель. Все пятиклассники с портфелям ходят!

Бабка обещала поговорить с матерью и выговаривала Борьке портфель.

Наевшись, Борька отодвигал от себя тарелку:

— Вкусный кисель сегодня! Ты ела, бабка?

— Ела, ела,—кивала головой бабка.—Не заботься обо мне, Борюшка, я, спасибо, сыта и здрава.

Потом вдруг, глядя на Борьку выцветшими глазами, долго жевала она беззубым ртом какие-то слова. Щеки ее покрывались рябью, и голос понижался до шепота:

— Вырастешь, Борюшка, не бросай мать, заботься о матери. Старое что малое. В старину говаривали: трудней всего три вещи в жизни — богу молиться, долги платить да родителей кормить. Так-то, Борюшка, голубчик!

— Я мать не брошу. Это в старину, может, такие люди были, а я не такой!

— Вот и хорошо, Борюшка! Будешь поить-кормить да подавать с ласкою? А уж бабка твоя на это с того света радоваться будет.

— Ладно. Только мертвой не приходи,— говорил Борька. После обеда, если Борька оставался дома, бабка подавала ему газету и, присаживаясь рядом, просила:

— Почитай что-нибудь из газеты, Борюшка: кто живет, а кто мается на белом свете.

— «Почитай»!—ворчал Борька.—Сама не маленькая!

— Да что ж, коли не умею я.

Борька засовывал руки в карманы и становился похожим на отца.

— Ленишься! Сколько я тебя учил? Давай тетрадку! Бабка доставала из сундука тетрадку, карандаш и очки.

— Да зачем тебе очки? Все равно ты буквы не знаешь.

— Все как-то явственней в них, Борюшка.
Начинался урок. Бабка старательно выводила буквы: «Ш» и «Т» не давались ей никак.

— Опять лишнюю палку приставила!—сердился Борька.

— Ох! — пугалась бабка. — Не сосчитаю никак.

— Хорошо, ты при Советской власти живешь, а то в царское время, знаешь, как тебя драли бы за это? Мое почтение!

— Верно, верно, Борюшка. Бог—судья, солдат—свидетель. Жаловаться было некому.

Со двора доносился визг ребят.

— Давай пальто, бабка, скорей, некогда мне! Бабка опять оставалась одна. Поправив на носу очки, она осторожно развертывала газету, подходила к окну и долго, мучительно вглядывалась в черные строки. Буквы, как жучки, то расползались перед глазами, то, натыкаясь друг на дружку, сбивались в кучу. Неожиданно выпрыгивала откуда-то знакомая трудная буква. Бабка поспешно зажимала ее толстым пальцем и торопилась к столу.

— Три палки... три палки...—радовалась она.

                                    ***************************

     Досаждали бабке забавы внука. То летали по комнате белые, как голуби, вырезанные из бумаги самолеты. Описав под потолком круг, они застревали в масленке, падали на бабкину голову. То являлся Борька с новой игрой—в «чеканочку». Завязав в тряпочку пятак, он бешено прыгал по комнате, подбрасывая его ногой. При этом, охваченный азартом игры, он натыкался на все окружающие предметы. А бабка бегала за ним и растерянно повторяла:

— Батюшки, батюшки... Да что же это за игра такая? Да
ведь ты все в доме переколотишь!

— Бабка, не мешай!—задыхался Борька.

— Да ногами-то зачем, голубчик? Руками-то безопасней ведь.

— Отстань, бабка! Что ты понимаешь! Ногами надо.

                                         *****************

Пришел к Борьке товарищ. Товарищ сказал:

— Здравствуйте, бабушка!

Борька весело подтолкнул его локтем:

— Идем, идем! Можешь с ней не здороваться. Она у нас старая старушенция.

Бабка одернула кофту, поправила платок и тихо пошевелила губами:

— Обидеть—что ударить, приласкать—надо слова искать.
А в соседней комнате товарищ говорил Борьке:

— А с нашей бабушкой всегда здороваются. И свои и чужие. Она у нас главная.

— Как это—главная?—заинтересовался Борька. .

     Ну, старенькая... всех вырастила. Ее нельзя обижать. А  что же ты со своей-то так? Смотри, отец взгреет за это.       

— Не взгреет! — нахмурился Борька. — Он сам с ней не здоровается.                                                 Товарищ покачал головой:                              

— Чудно! Теперь старых все уважают.  Вот у одних в нашем дворе старичку плохо жилось, так ему теперь они платят. Суд постановил. А стыдно-то как перед всеми, жуть!

— Да мы свою бабку не обижаем,—покраснел Борька.— Она у нас и сыта и здорова.

Прощаясь с товарищем, Борька почему-то задержал его у дверей.

— Бабка,—нетерпеливо крикнул он,—иди сюда!

— Иду, иду!—заковыляла из кухни бабка.

— Вот, — сказал товарищу Борька, — попрощайся с моей бабушкой.

После этого разговора Борька часто ни с того ни с сего спрашивал бабку:

— Обижаем мы тебя?
А родителям говорил:

— Наша бабка лучше всех, а живет хуже всех — никто о ней не заботится.

Мать удивлялась, а отец сердился:

— Кто это тебя научил родителей осуждать? Смотри у меня — мал еще!

И, разволновавшись, набрасывался на бабку:

— Вы, что ли, мамаша, ребенка учите? Если недовольны нами, могли бы сами сказать.

Бабка, мягко улыбаясь, качала головой:

— Не я учу—жизнь учит. А вам бы, глупые, радоваться надо. Для вас сын растет! Я свое отжила, на свете, а ваша старость
впереди. Что убьете, то не вернете.

                                          *******************

    Перед праздником возилась бабка до полуночи в кухне. Гладила, чистила, пекла. Утром поздравляла домашних, подавала чистое, глаженое белье, дарила носки, шарфы, платочки.

    Отец, примеряя носки, кряхтел от удовольствия:

— Угодили вы мне, мамаша! Очень хорошо, спасибо вам, мамаша!

Борька удивлялся:

— Когда это ты навязала, бабка? Ведь у тебя глаза старые—еще ослепнешь!

Бабка улыбалась морщинистым лицом.

Около носа у нее была большая бородавка. Борьку эта бородавка забавляла.

— Какой петух тебя клюнул?—смеялся он.

— Да вот выросла, что поделаешь?
    Борьку вообще интересовало бабкино лицо.
    Были на этом лице разные морщины: глубокие, мелкие, тонкие, как ниточки, и широкие, вырытые годами.

— Чего это ты такая разрисованная? Старая очень? — спрашивал он.

Бабка задумывалась.

— По морщинам , голубчик,  жизнь человеческую, как по книге, можно прочитать.

— Как же это? Маршрут, что ли?

— Какой маршрут? Просто горе и нужда здесь расписались. Детей хоронила, плакала, ложились на лицо морщины. Нужды терпела, билась—опять морщины. Мужа на войне убили—много слез было, много и морщин осталось. Большой дождь и тот в земле ямки роет.

   Слушал Борька и со страхом глядел в зеркало: мало ли он поревел в своей жизни—неужели все лицо такими нитками затянется?

— Иди ты .бабка!- ворчал он.- Наговоришь всегда глупостей....

                                           ********************

    Когда в доме бывали гостя, наряжалась бабка в чистую ситцевую кофту, белую, с красными полосками, и чинно сидела за столом. При этом следила она в оба глаза за Борькой, а тот, делая ей гримасы, таскал со стола конфеты.

У бабки лицо покрывалось пятнами, но сказать при гостях она не могла.

Подавали на стол дочь и зять но делали вид, что мамаша занимает в доме почетное место, чтобы люди плохого не сказали. Зато после ухода гостей бабке доставалось за все: и за почетное место, и за Борькины конфеты.

— Я вам, мамаша, не мальчик, чтобы за столом подавать! — сердился Борькин отец.

— И если уж сидите, мамаша, сложа руки, то хоть за мальчишкой приглядели бы: ведь все конфеты потаскал!—добавляла мать.

— Да что ж я с ним сделаю-то, милые мои, когда он при гостях вольным делается?—что спил, что съел—царь коленом не выдавит,—плакалась бабка.

  В Борьке шевелилось раздражение против родителей, и он подумал про себя: «Вот будете старыми, я вам покажу тогда!»

                                   ***************

   Была у бабки заветная шкатулка с двумя замками; никто из домашних не интересовался этой шкатулкой. Н дочь и зять хорошо знали, что денег у бабки нет. Прятала в ней бабка какие-то вещицы «на смерть». Борьку одолевало любопытство.

— Чего у тебя там, бабка?

— Вот помру — все ваше будет! — сердилась она. — Оставь ты меня в покое, не лезу я к твоим-то вещам!

  Раз Борька застал бабку спящей в кресле. Он открыл сундук, взял шкатулку и заперся в своей комнате. Бабка проснулась, увидала открытый сундук, охнула и припала к двери. Борька дразнился, гремя замками:

— Все равно открою!..

Бабка заплакала, отошла в свой угол, легла на сундук. Тогда Борька испугался, открыл дверь, бросил ей шкатулку и убежал.

— Все равно возьму у тебя, мне как раз такая нужна,— дразнился он потом.

                                                ************

За последнее время бабка вдруг сгорбилась, спина у нее стала круглая, ходила она тише и все присаживалась.

— В землю врастает,—шутил отец.

— Не смейся ты над старым человеком,—обижалась мать. А бабке в кухне говорила:

— Что это вы, мама, как черепаха, по комнате двигаетесь? Пошлешь вас за чем-нибудь и назад не дождешься.

                                              ***************

Умерла бабка перед майским праздником. Умерла одна, сидя в кресле с вязаньем в руках: лежал на коленях недоконченный носок, на полу—клубок ниток. Ждала, видно, Борьку. Стоял на столе готовый прибор. Но обедать Борька не стал.

   Он долго глядел на мертвую бабку и вдруг опрометью бросился из комнаты. Бегал по улицам и боялся вернуться домой. А когда осторожно открыл дверь, отец и мать были уже дома.

   Бабка, наряженная, как для гостей,—в белой кофте с красными полосками,—лежала на столе. Мать плакала, а отец вполголоса утешал ее:

— Что же делать? Пожила, и довольно. Мы ее не обижали, терпели и неудобства и расход.

                                           ****************

   В комнату набились соседи. Борька стоял у бабки в ногах и с любопытством рассматривал ее. Лицо у бабки было обыкновенное, только бородавка побелела, а морщин стало меньше.

    Ночью Борьке было страшно: он боялся, что бабка слезет со стола и подойдет к его постели. «Хоть бы унесли ее поскорее!»— думал он.

     На другой день бабку схоронили. Когда шли на кладбище, Борька беспокоился, что уронят гроб, а когда заглянул в глубокую яму, то поспешно спрятался за спину отца.

   Домой шли медленно. Провожали соседи. Борька забежал вперед, открыл свою дверь и на цыпочках прошел мимо бабкиного кресла. Тяжелый сундук, обитый железом, выпирал на середину комнаты; теплое лоскутное одеяло и подушка были сложены в углу.

  Борька постоял у окна, поковырял пальцем прошлогоднюю замазку и открыл дверь в кухню. Под умывальником отец, засучив рукава, мыл галоши; вода затекала на подкладку, брызгала на стены. Мать гремела посудой. Борька вышел на лестницу, сел на перила и съехал вниз.

   Вернувшись со двора, он застал мать сидящей перед раскрытым сундуком. На полу была свалена всякая рухлядь. Пахло
залежавшимися вещами.

   Мать вынула смятый рыжий башмачок и осторожно расправила его пальцами.

— Мой еще,—сказала она и низко наклонилась над сундуком. —Мой...

   На самом дне загремела шкатулка. Борька присел на корточки. Отец потрепал его по плечу:

— Ну что же, наследник, разбогатеем сейчас! Борька искоса взглянул на него.

— Без ключей не открыть,—сказал он и отвернулся. Ключей долго не могли найти: они были спрятаны в кармане бабкиной кофты. Когда отец встряхнул кофту и ключи со звоном упали на пол, у Борьки отчего-то сжалось сердце.

   Шкатулку открыли. Отец вынул сверток: в нем были теплые варежки для Борьки, носки для зятя и безрукавка для дочери. За ними следовала вышитая рубашка из старинного выцветшего шелка—тоже для Борьки. В самом углу лежал пакетик с леденцами, перевязанный красной ленточкой. На пакетике что-то было написано большими печатными буквами. Отец повертел его в руках, прищурился и громко прочел:

— «Внуку моему Борюшке:».

   Борька вдруг побледнел, вырвал у него пакет и убежал на улицу. Там, присев у чужих ворот, долго вглядывался он в бабкины каракули:

«Внуку моему Борюшке».

В букве«Ш» было четыре палочки.

 «Не научилась!»—подумал Борька. И вдруг, как живая, встала перед ним бабка — тихая, виноватая, не выучившая урока.

Борька растерянно оглянулся на свой дом я, зажав в руке пакетик, побрел по улице вдоль чужого длинного забора...

  Домой он пришел поздно вечером; глаза у него распухли от слез, к коленкам пристала свежая глина.

   Бабкин пакетик он положил себе под подушку и, закрывшись с головой одеялом, подумал: «Не придет утром бабка!»

Вопросы: 1. Расскажите, как бабушка относилась к своим близким.

2. Почему Борька покраснел, когда сказал товарищу,что бабку никто в доме не обижает?

3. Что рассказал Борьке товарищ о своей бабушке?

4. Почему Борька так расстроился, увидев содержимое заветной бабкиной шкатулки?

5. Почему, когда Борька вернулся домой, колени его были в свежей глине?

С. Баруздин         

  Как-то утром во время завтрака была разбита тарелка.Никто не видел, как она упала со стола на пол и разбилась на мелкие кусочки,

Зинаида Федоровна спросила ребят:

—- Кто из вас разбил тарелку?

— Не я!—сказал Володя.

— Не я!—сказала Лена.
—Не я! Не я! Не я! — сказали другие ребята.

Только Светлана посмотрела на Зинаиду Федоровну и тише всех сказала:

— Наверное, она сама как-нибудь разбилась...

— Ну, ладно,— говорит Зинаида Федоровна,— идите пока играть.

   Стали ребята играть и совсем забыли о случившемся. Не заметили, как пролетело время и наступил час обеда.

   Все вымыли руки и сели за столы.

   Нина Марковна принесла большой поднос, а на нем рядами стоят тарелки с супом.

  Ребята начали обедать.

— А мне?—спрашивает Виталик.—У меня нет тарелки! Все посмотрели на Виталика: и правда, нет у него тарелки.

— Тебе, Виталик, придется подождать,—говорит Зинаида Федоровна.—Ведь у нас утром одна тарелка сама разбилась. Правда, ребята?

— Правда!—закричали ребята.

— Вот и неправда,—вдруг тихо сказала Светлана.—Тарелки сами не бьются. Это... Это я... ее нечаянно разбила... Я больше не буду!—И она пододвинула свою тарелку Виталику:—Ешь!

  Тут все ребята повернулись к Светлане, а она покраснела и ни на кого не смотрит.

   Сейчас Зинаида Федоровна накажет Свету», — решили ребята.

Но Зинаида Федоровна подошла к Светлане и сказала:

— Вот и хорошо, что тарелки у нас сами не бьются, а ребята говорят правду.

Вопрос: Когда Светлана поступила плохо и когда хорошо?

Е. Пермяк                                   

       Хороший ветерок подул. Ровный. В такой ветер бумажный змей высоко летает. Туго нитку натягивает. Весело мочальный
хвост развевает. Красота!

  Задумал Боря свой змей сделать. Лист бумаги у него был. И дранки он выстрогал. Да недоставало мочала на хвост да ниток, на которых змей пускают. А у Семы большой моток ниток. Ему есть на чем змей пускать. Если бы он лист бумаги да мочала на хвост достал, тоже бы свой змей запустил.

   Мочало у Пети было. Он его для змея припас. Ниток только ему не хватало да бумажного листа с дранками.

   У всех все есть, а у каждого чего-нибудь да не хватает.

   Сидят мальчики на пригорке и горюют. Боря свой лист с дранками к груди прижимает. Сема свои нитки в кулак зажал. Петя свое мочало за пазухой прячет.

  Хороший ветерок дует. Ровный. Высоко в небо дружные ребята змей запустили. Весело он мочальный хвост развевает. Туго нитку натягивает. Красота!

  Боря, Сема и Петя тоже бы такой змей могли запустить. Даже лучше. Только дружить они ещё не научились—вот в чем

Вопрос: Почему Боря, Сема и Петя не могут запустить бумажный змей? В чем их беда?

3. Осеева                      

Принес Ваня в класс коллекцию марок.

— Хорошая коллекция! — одобрил Петя и тут же сказал: —Знаешь что, у тебя тут много марок совершенно одинаковых. Ты дай их мне, я тоже начну собирать коллекцию. А на праздники, когда отец даст мне денег, я куплю марок и поделюсь с тобой,

— Бери, конечно!—согласился Ваня.

  На праздники отец не дал Пете денег, а купил ему марки сам. Марки были очень красивые, но одинаковых не было, и Петя не мог отдать товарищу долг.

— Я тебе потом отдам,—сказал он Ване.

— Да не надо!—Мне эти марки совсем не нужны! Я и думать про них не хочу! — замахал руками Ваня. — Вот давай лучше в перышки сыграем!                                 

  Стали играть. Не повезло Пете—проиграл он десять перьев. Насупился.

— Кругом я у тебя в долгу!

— Какой это долг!—говорит Ваня.—Я с тобой в шутку играл.

  Посмотрел Петя на товарища исподлобья: нос у него толстый, по лицу веснушки рассыпались, глаза какие-то круглые.,

— И чего это я с ним дружу?—подумал Петя.—Только долги набираю.

И стал он от товарища бегать. С другими мальчиками дружить, а у самого какая-то обида на Ваню.

Ляжет он спать и думает;

«Прикоплю еще марок, и всю коллекцию ему отдам, и перья отдам: вместо десяти перьев—пятнадцать...»

А Ваня о Петиных долгах и не думает. Удивляется он, что это такое с товарищем случилось.

Подходит он как-то к нему и спрашивает:

— За что ты косишься на меня, Петя?
   Не выдержал Петя. Покраснел весь, наговорил товарищу грубостей.

— Ты думаешь, ты один порядочный... А другие — нет. Ты думаешь, мне твои марки нужны? Или перьев я не видал?

   Попятился Ваня от товарища, захлебнулся от обиды, хотел что-то сказать, и только рукой махнул.

  Выпросил Петя у мамы денег, купил перьев, схватил свою коллекцию и бежит к Ване.

— Получай все долги сполна!—Сам радостный, глаза блестят. — Ничего за мной не пропало!

— Нет, пропало,—говорит Ваня.—И того, что пропало, не вернешь ты мне уже никогда!

Вопросы: 1. Почему расстроилась дружба мальчиков? Кто в этом виноват?

2. Как вы понимаете слова Вани: «И того, что пропало, не вернешь ты мне уже никогда»?

3. В вашей дружбе не было ли таких случаев?

Е. Пермяк                     

  По пути в школу ребята любили разговаривать о подвигах

— Хорошо бы, — говорит один, — на пожаре ребенка спасти

— Даже самую большую щуку поймать — и то хорошо, — мечтает второй. — Сразу про тебя узнают.

— Лучше всего на Луну полететь, — говорит третий мальчик.—Тогда уже во всех странах будут знать.

  А Сема Пичугин не о чем таком не думал. Он рос мальчиком тихим и молчаливым.

  Как и все ребята, Сема любил ходить в школу короткой дорогой через речку Быстрянку. Эта маленькая речка текла в крутых бережках, и перескакивать через нее было очень трудно.

   В прошлом году один школьник не доскочил до того берега и сорвался. В больнице даже лежал. А этой зимой две девочки переходили речку по первому льду и оступились. Повымокли. И тоже крику всякого было много.

   Ребятам запретили ходить короткой дорогой. А как длинной пойдешь, когда короткая есть!

   Вот и задумал Сема Пичугин старую ветлу с этого берега на тот уронить. Топор у него был хороший. Дедушкой точенный.
И стал он рубить им ветлу.

   Нелегким оказалось это дело. Уж очень была толста ветла. Вдвоем не обхватишь. Только на второй день рухнуло дерево.
Рухнуло к легло через речку.

  Теперь нужно было обрубить у ветлы ветви. Они путались под ногами и мешали ходить. Но когда обрубил их Сема, ходить стало еще труднее. Держаться не за что. Того гляди, упадешь. Особенно если снег.

   Решил Сема приладить перильца из жердей.

   Дед помог.

   Хороший мостишко получился. Теперь не только ребята, но и все другие жители стали ходить из села в село короткой дорогой.

Чуть кто в колхоз, пойдет, ему обязательно скажут;

— Да куда ты идешь за семь верст киселя хлебать! Иди прямиком через Пичугин мост.

  Так и стали называть его Семиной фамилией — Пичугин мост. Когда же ветла прогнила и ходить по ней стало опасно, колхоз настоящий мосток перекинул. Из хороших бревен. А название мосту осталось прежнее — Пичугин.

   Вскоре и этот мост заменили. Стали спрямлять шоссейную дорогу. Прошла дорога через речку Быстрянку по той самой короткой тропинке, по которой ребята бегали в школу.

  Большой мост возвели. С чугунными перилами. Такому можно было дать громкое название. Бетонный, скажем... Или какое-нибудь еще. А его все по-старому называют — Пичугин мост. И никому даже в голову не приходит, что этот мост можно назвать как-то по-другому.

Вот оно как в жизни случается.

Вопрос: Почему люди дали мосту название «Пичугин мост»?

Ю. Ермолаев         

   Оставил Коля свой самокат со дворе, а сам ушел обедать! Не успел поесть, как видит: на его самокате Вовка Чулков катается. Рассердился Коля и во двор побежал.

-Сейчас,—думает,—отлуплю Вовку, чтоб чужие вещи без спроса не брал».

  Подскочил к нему сердитый, даже кулаки сжал. А Вовка увидел его и сказал мальчику, который рядом стоял:

— Знакомься, Игорек, это мой лучший друг Коля. Смутился Коля, разжал кулаки и неожиданно для себя сказал:

Вопросы: 1. Почему смутился Коля?

     2. Как вы думаете, будет ли теперь Коля давать свой  самокат ребятам?

В. Осеева     

   Собака яростно лаяла, припадая на передние лапы. Прямо перед ней, прижавшись к забору, сидел маленький взъерошенный котенок. Он широко раскрывал рот и жалобно мяукал. Неподалеку стояли два мальчика и ждали, что будет. В окно выглянула женщина и поспешно выбежала на крыльцо. Она отогнала собаку и сердито крикнула мальчикам:

— Как вам не стыдно?

— А что стыдно? Мы ничего не делали!—удивились мальчики.

— Вот это и плохо!—гневно ответила женщина. .

Вопросы: 1. Чем была возмущена женщина?

2. Почему мальчики не считали себя виноватыми?

3. Как вы оцениваете поведение мальчиков?

В. Бианки      ТЕЛЕГРАММЫ ИЗ ЛЕСА

   «Мы первая зелень, и за это нас ломают. Ломают все, кому не дорог лес. Мы даже боимся распуститься первыми в лесу. А чего хорошего? Все равно сломают.

   Помогите нам! Это очень больно, когда тебя ломают! Очень! Ваши зеленые друзья:

Ива, Черемуха, Лесная Сирень».

                 «Мне нужна помощь! Срочная!

   Вылезли жуки, лезут на деревья, жуют все подряд. Зимой они сидели в земле—на два метра вглубь запрятались, а сейчас напали на деревья. Я работаю за двоих, но все равно не справляюсь—их много. Нужна срочная помощь! Передайте это ребятам. Срочно.

Ваш дятел».

Вопрос: Какой ответ вы пошлете на эти телеграммы? Какую помощь можете оказать?

В. Чаплина      

        Однажды Люда пришла домой и принесла маленькую черную собачку. Собачка была грязная, худая и хромала на переднюю лапку. Когда Люда пустила ее на пол, она поджала под себя больную лайку и со страхом оглядывалась по сторонам.

   Мне очень не хотелось заводить дома собаку. Придешь с работы усталая, а тут еще то комнату убери, то обед приготовь.

   Вообще Мушка была очень забавная собачка, одно плохо, что пугливая. Наверное, когда она жила на улице, ее часто обижали. Случалось, выйдет Люда с ней погулять, а она всего боится. Хлопнет кто-нибудь из ребят или крикнет, а Мушка уже хвост подожмет, отбежит в сторону и смотрит, куда ей спрятаться. Во дворе да и в квартире все смеялись над Людой:

— Ну и собаку завела! Заяц и то храбрей. От такой защиты не жди.

  Только это оказалось совсем неверно. Как-то раз, когда Люда играла с детьми во дворе, из соседней квартиры выскочила огромная серая собака. Она залаяла и бросилась к детям. Дети испугались и побежали. Люда тоже побежала, но за что-то зацепилась и упала.

 Собака кинулась на Люду. Она уже была готова укусить ее,но тут выскочила Мушка. Словно маленький, черный шарик, визжа и лая, бросилась она на большую, страшную собаку. Собак так растерялась, что даже не тронула Мушку. Она с удивлением смотрела на маленькую собачку, которая, вся дрожа от страха все же не отступила перед ней и все старалась загородить собой упавшую девочку.

  В это время подоспел хозяин собаки. Он схватил ее за ошейник и увел домой, а Мушка подбежала к Люде, стала к ней ласкаться и лизать ее заплаканное лицо.

   После этого случая Мушку уже никто не называл трусишкой, потому что она хоть была маленькой и пугливой, но все же свою хозяйку в беде не оставила.

Вопрос: Почему трусливая Мушка бросилась на огромную собаку?

В. Бороздин               

Не знаю, растет ли у вас дикая клубника, а у нас ее на железнодорожном откосе видимо-невидимо. Солнце откос припекает, да и деревья, посаженные вдоль дороги, ветер задерживают — от всего этого клубника на откосе очень быстро поспевает
Не успеешь оглянуться, а она уже красная. Бери и ешь!

   Маленький Гришок и Димка Воронов целые дни торчат на откосе. Сразу два дела делают: ягоды рвут и смотрят, как мимо идут поезда.

    Вот и сегодня не успела роса сойти, а ребята уж тут как тут. Ползают по откосу, клубнику собирают. Гришок—в кружку, а Димка — в рот. Димка ест да все посматривает, не покажется ли поезд.

    Вдруг совсем рядом в еловых ветвях что-то мелькнуло. Затем из-за сучка выглянул маленький зверек и тут же скрылся.

— Белка, белка! — кричит Гришок. — Димка, смотри, белка!

— Где, где?

— Да вон, на грушу перескочила... Не туда смотришь, она уже на елке.

 Ребята подбегают к елке — на ней никого нет. Они обходят вокруг, заглядывают под каждую ветку, но белка, исчезла. Вдруг Димка срывает с головы кепку и подбрасывает ее вверх.

— Шу! — кричит он.

  И белочка выдает себя. Испугавшись, она срывается с места и бежит по веткам.

— Вон, зон она! — кричат мальчики и со свистом и гиканьем бегут вдогонку.

   Белочка так быстро перепрыгивает с ветки на ветку, что ребята едва успевают следить за ней.Иногда она пытается притаиться, спрятаться, но сейчас же в ее сторону летят еловые шишки, и она бежит дальше.

— Погоним ее через прогалину! — кричит Димка. — Интересно, что она будет делать...

 В самом деле, ряд деревьев кончается. А ближайшее дерево—в нескольких шагах. Но ребята даже не успели подумать, что же будет делать белочка, как она, распушив хвост, уже перемахнула через прогалину. У них даже дух захватило.

— Вот это прыгает! А ну, погнали ее обратно, пусть еще прыгнет! — предлагает Димка.

   Но неожиданно белочка опять исчезает.- Снова Гришок и Димка бросают вверх шишки, кепки, надеясь спугнуть ее. Но на этот раз она не выдает себя.

— Ты смотри, какая хитрая! На глазах пропала,— говорит Димка.

— Вон, она за сухую веточку спряталась, — показывает Гришок.

— Я ей сейчас покажу, как прятаться! — Димка хватает камень и бросает в белку.

   Раздается слабый писк, и белочка, цепляясь за ветки, медленно падает. И вот она уже лежит у ног ребят. Сейчас они могут
как следует разглядеть ее. Она лежит такая маленькая, рыженькая, с пушистым хвостом, с кисточками на острых ушках.

   Белочка печально смотрит на ребят, как бы говоря: «Зачем вы меня мучаете!» Затем глаз немного прикрывается, и она затихает.

— Умерла! — чуть слышно шепчет маленький Гришок.

— Подумаешь, важность!—говорит Димка и носком ботинком пробует перевернуть белочку на другой бок.

   Но Гришок с такой укоризной смотрит на него, что он не выдерживает и, передернув плечами, отворачивается.

— «ФД-713»,—нарочито громко читает он надпись на проходящем мимо паровозе.

  Отворачивается от белки и Гришок и тоже смотрит на бегущие мимо вагоны, цистерны, платформы, на проводника с разноцветными флажками. Но сейчас это ему совсем неинтересно

— Дим, а Дим,—дергает он за руку Димку.

— Чего тебе?

— Давай закопаем белочку.

Димка молчит.

— Давай закопаем! — скова повторяет Гришок.

— Нечем, лопаты нет, — наконец отвечает Димка. — Придется ветками и камнями заложить ее.

— Ладно,—соглашается Гришок и идет собирать хворост. А Димка вытаскивает из канавы большой  сук и ломает его на части.

— А где белочка? — вдруг удивленно спрашивает Гришок. Димка бросает наломанные ветки и тоже смотрит на то место, где была белочка.

— Неужели ожила?—вырывается у чего. Мальчики осматриваются по сторонам в надежде увидеть белочку живой. И вдруг Димка первый замечает ее на дереве.

— Вон, вон она! — кричит он. — Смотри, Гришок, живая! Вот здорово!

  Но Гришок уже и без него увидел белочку и радостно машет ей рукой. А белочка, прыгая с ветки на ветку, быстро удаляется. В последний раз мелькнул ее пушистый хвостик и скрылся в густой зелени.

   Никто за ней больше не погнался.

  Этот случай произошел давно. Но ни Димка, ни Гришок не забывают о нем, хотя между собой о белочке никогда не говорят.

Вопросы:1. Почему мальчики во второй раз не погнался за белочкой?

2. Почему Дима и Гриша никогда не говорили между    собой о белочке?

В.Воробьёв                    

Накрывая утром на стол, мама сказала:

— Что-то не хочется есть. Завтракай тут сам.

И ушла на работу.

   А вечером мама вернулась какая-то невеселая, села поближе к печке и, поеживаясь, стала кутаться в теплый платок. На ее
лице серой паутинкой лежала тень. На лбу блестели капельки пота, но она почему-то сказала:

— Холодно как... Не протопить ли еще?

— Топи,—буркнул Павлик, не поднимая головы от книги.— Только сперва обедать давай.

  Мама, помедлив, тяжело встала со стула и пошла на кухню. Обедал Павлик тоже один: у мамы опять не было аппетита. Пока он уплетал борщ, а потом обожаемые им голубцы, мама сходила за дровами.

   Сбросив свою ношу у печки, она долго стояла не двигаясь, словно в забытьи. Потом проговорила тихо;

— Нездоровится. — И зябко повела плечами. — Прилечь, что ли?

— Приляг,—машинально сказал Павлик, увлеченный чтением.

  Убрав со стола, мама легла в постель и попросила сына накрыть ее поверх одеяла шубой.

   Громыхнув с досады стулом, Павлик встал и молча исполнил её просьбу,

   От электрического света у мамы почему-то болели глаза. Но Павлик, выслушав ее робкую просьбу, тотчас забыл о ней и снова погрузился в книгу—слишком уж захватывающе развивались события на Таинственном острове.

   Наутро мама на работу не пошла. Она все кашляла и сердилась себя.

— Вот угораздило не вовремя расклеиться,—ворчала она.— Конец месяца, отчет... Напутают все там без меня...         

  Уже наступил вечер, когда Павлик, счастливый, с коньками в руках подбежал к своему дому.

У крыльца стоял «Москвич» с красным крестом на ветровом стекле.

Навстречу Павлику из парадной двери вышел очень полный мужчина в меховом пальто, из-под полы которого виднелась белая полоска халата. В руках у него был черный ящичек. Мужчина кряхтя залез в машину, хлопнул дверцей, будто выстрелил, и «Москвич» умчался, недобро мигнув на повороте кроваво-красным глазком сигнала.

Страшная догадка испугала Павлика.

Он вбежал в комнату. В ней стоял полумрак. Пахло спиртом, горелой ватой и какими-то лекарствами.

— Тише, тише, пожалуйста,—услышал Павлик голос соседки Нины Петровны.

  Высокая, крупная, она стояла возле кровати. Из-за ее спины Павлик разглядел на подушке мамино лицо. Оно было странно
изменившимся, будто чужим.

— Павлуша пришел?—тихонько произнесла мама.—Накормите его.

— Не беспокойтесь, голубушка, лежите. Накормлю, как же...—прошептала Нина Петровна и уже совсем другим, суровым тоном сказала Павлику: — Идем!

   Павлику стало нестерпимо жаль маму. Он кинулся было к кровати, но Нина Петровна схватила его за рукав:

— Ты с ума сошел? Ты же холодный, с мороза! Иди на кухню.

   И Павлик, глотая подступившие слезы, вышел. На кухне он стал торопливо снимать с себя куртку, шарф, ботинки.

— Мама выздоровеет?—спросил он испуганным шепотом Нину Петровну, как только она вошла.

— Может, и выздоровеет,— помедлив, обронила соседка.

   Павлик понял, почему она так сказала. Нина Петровна не раз упрекала маму: «Балуете вы Павлушку, барином растет. Для него дров принести — физкультура, а вы все сами...»

    А Павлику говорила: «Не бережешь мать, попрыгун! Другой-то матери у тебя не будет...»

   Мальчик вплотную подошел к Нине Петровне, чтобы заглянуть ей прямо в глаза, сказал торопливо, срывающимся голосом:

— Выздоровеет, выздоровеет!

   Чтобы не расплакаться снова, Павлик открыл рот и стал часто дышать.

— Чего это ты, как галчонок, рот открываешь?—насмешливо заметила Нина Петровна.—Небось сегодня не то чтоб врача вызвать, воды матери не подал!..

  Павлик стоял и молчал, опустив голову, готовый вот-вот зареветь.

   Нина Петровна накрыла на стол и сказала спокойно, примиряюще:

— Поди поешь.

Павлик нехотя присел на краешек стула.

Помолчав, Нина Петровна сказала как бы про себя:

— Воспаление легких у мамы, а все оттого, что не бережется. По холоду сама, за дровами сама, везде сама...

  Павлик хотел сказать, что теперь он сам будет все делать, но почувствовал, что от слез ему не удержаться.

— Да ты ешь. Чего вскочил?

Павлик замотал головой и, отворачиваясь от Нины Петровны, боком проскользнул в комнату матеря.

Вопросы: 1. Каким показан Павлик в начале рассказа?

2. Что заставило Павлика задуматься над своим поведением?

3. Можно ли отметить общее в поведении Павлика и Борьки из рассказа «Бабка» В. Осеевой? Что?

Б. Емельянов          

Такой  это был несчастный, нехороший день!

Утром брат Мишка порвал нечаянно любимую книжку, прощения не попросил, и Маша обиделась и на Мишу, и почему-то на бабушку, и на весь белый свет.

   До самого вечера она капризничала, порванную книжку читать не стала, с бабушкой поссорилась, комнату не убрала, кукол расставила носами по углам и долго сидела в кухне на табурете и хлюпала:

— Хлюп-хлюп, какая я несчастная!

Мама пришла домой с работы, и бабушка ей пожаловалась: целый, мол, день капризничает девчонка, и никакого сладу с ней нет.

Мама спросила:

— Что же с тобой, дочка, делается? Ты не больна ли? — и положила       Маше на лоб свою руку.

Руки у мамы были удивительные: сухие, чуть шершавенькие, но такие легкие и добрые.

    На этот раз Маша только головой мотнула и стряхнула с себя мамины руки.

— Фу,—сказала она,—фу, мамочка! Какие у тебя руки нехорошие.

— Ну вот!—удивилась мама.—Сколько лет жили-дружили, а теперь стала нехорошая. Чем же тебе, дочка, мои руки сегодня не понравились?

— Жесткие,—ответила Маша.—Царапаются. Мама посмотрела на свои руки, как Маше показалось, грусти.

— Руки обыкновенные,—сказала мама.—Рабочие руки. Ничего уж с ними не поделаешь.

  Встала и ушла в ванную мыться.

   Маше так вдруг стало жалко маму. Она уже хотела бежать за ней, бабушка не пустила.

— Сиди! — сказала бабушка грозно.— Сиди, невежа! Мать обидела ни за что. Руки у твоей матери золотые, это все знают. Материными руками добра сделано—на десять таких, как ты, хватит; полотном, которое мать наткала, полземли устлать можно. Даром, что молода, а сноровиста. Мать у тебя не белоручка—работница, плохого в том нет. Станешь к станкам на материно место, дай тебе бог такой быть, обидчица!

— Я ее обидеть не хотела,—сказала Маша плача.

— Не хотела, да обидела,—сказала бабушка.—Так тоже бывает. За языком поглядывай. Руки у твоей матери, верно, что жесткие, а вот сердце мягкое... Я бы на ее месте тебе, как полагается, всыпала горячих... Надрала бы уши.

  Мама вернулась и услышала, как бабушка ворчит, а Маша плачет, и сразу не разобралась, в чем дело.

— Не стыдно тебе еще и бабушку обижать?—сказала она.— Сердце у бабки отходчивое. Я бы на ее месте...

— Знаю, знаю,—закричала Маша неожиданно весело и бросилась к матери целоваться и обниматься.— Знаю...

— Ничего ты не знаешь,—сказала мама.—А если знаешь—говори.

— Знаю,—сказала Маша.—Ты бы на бабушкином месте надрала мне уши. Я твои руки обидела.

— Ну и надеру,—сказала мама.—Чтоб не обижала.

— Бабушка тоже говорила,—сказала Маша из угла,—что если бы она была на твоем месте, то надрала бы. А на своем—-вы обе не можете.

Бабушка и мама переглянулись и засмеялись.

Вопрос: Какой вам представляется Маша?

С. Баруздин         
                               

   Светлана давно мечтала одна дома остаться. Ей очень хотелось самой похозяйничать, повозиться с Алешкой, чтобы никто не мешал — ни папа, ни мама, ни бабушка.

  Наконец выдался такой вечер.

  Бабушка на несколько дней уехала в деревню, а папа с мамой ушли в театр.

  Светлана осталась дома главной хозяйкой. Вымыла посуду, подмела пол, полила цветы и стала с братишкой играть.

— Уж скорее бы ты, Алешка, подрастал! — говорит Светлана, повторяя мамины слова.—Отдадим тебя в детский сад. Знаешь, как там хорошо!

— У-у-у!—отвечает Алешка, словно соглашаясь: «Подрасту,мол! Пойду!»

  Они поиграли, а в девять часов, как мама сказала, Света уложила. братишку в кровать. Покачала она кровать, покачала—уснул Алешка.

  Потом Светлана разобрала свою постель и стала читать.

  Сегодня хоть до ночи читать можно—никто не заругает.

  Время идет быстро. Светлана не заметила, как ночь наступила: на часах половина двенадцатого.

   Пора ложиться. А то мама и папа сейчас вернутся.

   Она обошла еще раз квартиру, посмотрела, все ли убрано, заглянула в кухню и тут вспомнила:

«А ведро с мусором? Совсем забыла. Надо вынести!»

Светлана подошла к Алешке—спит.

«Я сейчас! Быстро!»

Взяла ведро и побежала во двор.

   А во дворе сегодня темным-темно. Небо покрыто тучами, не видно ни луны, ни звезд. Только лампочки у подъездов дома еле-еле светятся.

   Светлана идет вдоль садика.

   Сейчас за угол дома свернуть—и все: там под навесом стоят ящики для мусора.

  Вот и угол дома. Но что это? Перед ней на тротуаре лежит человек. От страха Светлана остановилась. Ноги у нее задрожала, по спине побежал неприятный холодок.

 Светлана посмотрела но сторонам, хотела позвать кого-нибудь, но вокруг — никого,

  А человек лежит ничком и не двигается.

  На нем морская форма. Морская фуражка отлетела в сторону. А рядом лежит чемодан и темная шинель.

— Дядя! Дядя! Что с вами? — Светлана нагнулась над моряком.

Моряк не ответил, только чуть слышно простонал. Значит, жив человек.

-Помогите! Человек здесь!»—пробовала крикнуть Светлана, от волнения у нее горло перехватило и  вдруг она сообразила:

— Подождите, я сейчас... Только не умирайте!
Человек ничего не ответил, а Светлана, бросив ведро, помчалась домой.

  Забыв про все на свете, даже про Алешку, она влетела в квартиру, схватила телефонную трубку и набрала номер.

— «Скорая помощь», «Скорая помощь»!—кричала она, пока не услышала: «Скорая помощь» слушает...»

  Только после того, как она назвала адрес и спокойный голос ей сказал: «Машина выезжает», Светлана вспомнила про Алешку. К счастью, он спал.

— Смотри не просыпайся!—прошептала Света и опять побежала во двор.

   Человек все так же лежал на земле. Светлана нагнулась, послушала—дышит человек. Значит, жив.

— Потерпите, потерпите...—прошептала Света.—Сейчас все будет хорошо! Только не умирайте!

   «Почему так долго нет машины? Сколько прошло минут? Пять, наверное, а может, больше? Только бы скорей!»

   Прошло еще несколько минут, и наконец Светлана услышала звук сирены.

«Ну вот! Это она...»

  Два ярких луча света врезались в темноту двора, за ними в ворота въехала машина.

— Сюда! Скорей!

  Светлана бросилась навстречу машине и стала показывать дорогу. Обогнув вокруг садпка, машина остановилась. Из нее вышел врач в халате с маленьким ящичком в руке. Он нагнулся над моряком.

— Носилки! Скорей! —приказал он, вставая. Санитар и шофер положили моряка на носилки и поставили их в машину.

— Вещи вот, не забудьте,—сказала Светлана, передавая санитару шинель и фуражку.—Там чемодан еще... Тяжелый...
Санитар подхватил и чемодан.

— Он не умрет?—спросила Светлана у доктора.

— Постараемся... Спасибо тебе,—сказал доктор уже из машины.— Поехали!

На следующий день Светлана встретила во дворе Архипова. Света поздоровалась.

— Здравствуй,—ответил ей Андрей Андреевич. Светлана заметила, что Андрей Андреевич сегодня почему-то
грустный и неразговорчивый.

— Вы плохо чувствуете себя? — спросила она.

— Нет, я-то ничего,—ответил Андрей Андреевич.—А вот с сыном у меня беда. Приехал вчера в отпуск и не дошел до дому
попал в госпиталь. С сердцем сделалось плохо.

— С сыном? А что с ним? — спросила Светлана.

— Сегодня уже ничего. Стало лучше. Я только что оттуда А вчера так было, что и не спрашивай! Врач сказал, что если бы на пять минут позже привезли его в госпиталь, то не видеть больше сына... И ведь знаешь, кто его спас? Девчурка какая-то, совсем маленькая. Она его первая заметила и не растерялась, вызвала «Скорую помощь». Как бы только узнать, кто она? Ведь наверное, она из нашего дома. Сын сказал: «Разыщи ее во что бы то ни стало и передай вот это».

  Андрей Андреевич развернул газету. В ней лежал кортик. Настоящий морской кортик!

— Этот кортик сын получил в начале войны, в подарок от адмирала?.. Видишь надпись: «За находчивость». А теперь просил передать его в подарок девочке, которая ему спасла жизнь. Кстати, ты ничего не слышала, кто эта девочка?—спросил Архипов.

Светлана растерялась.

— Нет,—сказала она сначала, а потом добавила: —Я ничего не сделала... Просто «Скорую помощь» вызвала.

  Теперь перед Светланиной кроватью висит боевой кортик. Он принадлежал морскому офицеру Ивану Андреевичу Архипову, а теперь принадлежит Светлане. И если вы возьмете этот кортик в руки, то прочтете на нем надпись: «За находчивость».

Вопросы; 1. За находчивость ля получила кортик Светлана?

2. Почему Светлана сказала, что ничего не сделала?

Ю. Ермолаев                     

  Дверь подъезда с треском распахнулась, и раздался пронзительный свист.

   Это во двор вышел Вовка Анфилов. Он подошел к малышам, которые лепили снежную бабу, и засмеялся:

— Разве это снежная баба? Это пугало огородное!—и с гиканьем вонзил в нее лыжную палку.

Потом схватил за воротник первоклассника Павлика.

— Говори, чего хочешь: снежную ванну принять или вверх без вертолета взлететь?—спросил Вовка страшным голосом Карабаса-Барабаса.

— Ничего не хочу! Отпусти!—вырывался Павлик. Вовка бросил маленького Павлика в сугроб и, подбоченившись, спросил:

— Небось, хочешь быть таким силачом, как и?

  Павлик вылез из сугроба и, хмуро посмотрев на Вовку, сказал:

— Да разве ты силач?..

— А то кто же?! —ухмыльнулся «силач» Вовка.

Вопросы: 1. Почему Павлик не считал Возку силачом?

И. Василенко                   

Гриша и Дима учились в третьем классе и жили на одной улице друг против друга. Раньше они дружили, потом из-за чего-то поссорились и стали враждовать. Выйдет Гриша из ворот своего двора и кричит через улицу:

— Эй, конопатый, ты это видал? И покажет Диме кулак.
А Дима в ответ:

— А сколько вас, жуков, на кило идет? — и тоже кулаком грозится.

  Много раз пробовали школьные товарищи помирить их, но все напрасно: очень уж упрямые были оба. Под конец даже стали они швырять друг в друга через улицу комья грязи.

   Однажды полил сильный дождь. Тучи вскоре рассеялись, выглянуло солнце, но мостовая была залита водой. Люди, которым надо было перейти через улицу, ходили вдоль обочин, опасливо опускали в воду ногу, но шагнуть дальше не решались.

   Гриша вышел из дому и стал у ворот, любуясь, каким все стало чистым и свежим после дождя и как все заблестело под солнцем.

  Вдруг видит: из ворот выходит Дима и держит в руке большой камень. «Ага,—подумал Гриша,—ты—камнем?! Хо-ро-шо!» Он быстро юркнул в ворота, схватил во дворе кирпич и опять выбежал на улицу, готовый к отпору. Но Дима камень не бросил, а сидел на корточках у обочины и укладывал его на мостовой. Уложил, попробовал ногой, не шатается ли, и ушел. А камень остался лежать, как маленький островок. «Что же, —подумал Гриша,—и я могу так сделать». И опустил свой кирпич в воду.

   А Дима уже нес другой камень. Он осторожно ступил ногой на первый, а второй уложил в воде, на одной линии с Гришиным кирпичом.

  Тогда Гриша вынес сразу три кирпича.

   Так они строили переход через улицу, подходя все ближе друг к другу, а люди стояли по ту и эту стороны, смотрели, на них  ждали.

  И вот между последним кирпичом и последним камнем остался один шаг. Ребята оказались друг перед другом. Тогда они впервые за долгое время посмотрели друг другу в глаз Гриша сказал:

— А я черепаху поймал. У нас во дворе живет. Хочешь, покажу?

Вопросы: 1. Как вы думаете, помирились ли мальчики?
                     2. Почему рассказ назван «Мостик»?

Л. Воронкова    

   Гринька и Федя собрались на луг за щавелем. И Валя пошел с ними.

— Ступай, ступай, — сказала бабушка. — Наберешь щавелю — зеленые щи сварим.

  Весело было на лугу. Траву еще не скосили. Кругом далеко-далеко пестрели цветы — и красные, и синие, и белые. Весь луг был в цветах.

   Ребятишки разбрелись по лугу и стали рвать щавель. В дальше и дальше уходили они по высокой траве, по веселым цветам.

   Вдруг Федя сказал:

— Что-то здесь пчел много!

— Правда, здесь пчел много, — сказал и Ваня. — Все время гудят.

— Эй, ребята,—закричал издали Гринька,—поворачивай обратно. Мы на пчельник забрели — вот ульи стоят!

  Вокруг колхозного пчельника густо росли липы и акации. А сквозь ветки были видны маленькие пчелиные домики.

—Ребята, отступай!—скомандовал Гринька.—Только тихо, руками не махать, а то пчелы закусают.

  Ребятишки осторожно пошли от пчельника. Они шагали тихо и руками не махали, чтобы не сердить пчел. И совсем бы, ушли от пчел, но тут Ваня услышал, что кто-то плачет. Он оглянулся на товарищей, но Федя не плакал, а плакал маленький Васятка, сын пчеловода. Он забрел на пчельник и стоял среди ульев, а пчелы так и налетали на него.

— Ребята! — крикнул Ваня. — Васятку пчелы закусали!

— А что, как за ним на пчельник идти? — ответил Гринка. — Вас пчелы закусают.

— Надо его отца позвать, — сказал Федя. — Вот пойдём мимо их дома—его отцу скажем.
  И оба пошли дальше.

А Ваня вернулся и пошел прямо на пчельник.

— Иди сюда! — крикнул он Васятке.

   Но Васятка не слышал. Он отмахивался от пчел и кричал во весь голос,

  Ваня подошел к Васятке, взял его за руку и повел с пчельника. До самого дома довел.

  Васяткина мать выбежала на крыльцо, взяла Васятку на руки:

— Ах ты, непослушный, зачем на пчельник ходил? Зон как пчелы искусали!—Посмотрела на Ваню.—Ах, батюшки, Ванек,—сказала она,—и тебе от пчел досталось из-за Васятки! Ну, да ничего, ты не бойся: поболит—перестанет!

— Мне ничего, — сказал Ваня.

   И пошел домой. Пока шел, у него распухла губа, и веко распухло, и глаз закрылся.

— Ну и хорош! — сказала бабушка, — Это кто же тебя так разукрасил?

— Пчелы, — ответил Ваня.

— А почему же Гриньку и Федю пчелы не тронули?

— Они убежали, а я Васятку вел,—сказал Ваня.—А что такого? Поболит — перестанет.

   Отец пришел с поля обедать, посмотрел на Ваню и рассмеялся.

— Федя с Гринькой от пчел убежали,—сказала бабушка,— а наш простофиля полез Васятку спасать. Вот бы мама сейчас
его увидела, что бы она сказала?

Вопросы: 1. Какими оказались Гринька и Федя?

2. Почему бабушка назвала Ваню простофилей? Права ли она?

3. Как поступили бы вы, оказавшись на пасеке?

4. Что скажет Ване мама?

М. Водопьянов  
                       

   Выдающийся математик Лев Семенович Понтрягин ослеп, когда был еще учеником начальной школы, У него заболели глаза, была сделана неудачная операция, и мальчик навсегда погрузился в беспросветную тьму.

   Удрученный внезапно настигшей его катастрофой, мальчик с тоской бродил по комнате, учась ходить в темноте. Родители, задумываясь над будущим сына, решили было учить его музыке. Но у мальчика не было никаких склонностей к музыке.

   Однажды домой пришли Левины товарищи.

— Почему Лева не ходит в школу? — спросил;! они мать слепого мальчика.

— Как же он будет ходить? —удивилась та.

— А мы его первое время будем провожать. Пока не привыкнет!

— Хорошо, но как же он будет учиться, ведь он ничего ВИДИТ?

— А мы поможем, всем классом поможем!—твердо заявили ребята.

   И они помогли. Каждый вечер кто-нибудь из товарищей по классу приходил к Понтрягину учить вместе с ним уроки, читать ему вслух учебники и книги. Сосед по парте во время уроков вполголоса рассказывал ему, что написано на доске, какой опыт показывает преподаватель. Учителя с большой чуткости отнеслись к слепому, но очень старательному ученику. И в было случая, чтобы Лев Понтрягин не выучил заданного. Нелегко ему было учиться, но у мальчика были выдающиеся способности и великолепная память, которая с годами развивалась еще больше. Он научился писать, пользуясь трафаретом, и уверенно водил карандашом по бумаге сквозь узкую,  длинную щель в картоне, чтобы не очень прыгали строчки. Потом ему купили пишущую машинку, и он стал отстукивать свои школьные сочинения со скоростью, которой могла позавидовать любая машинистка. А для чтения вместо одной пары глаз у него было двадцать пять пар — глаза всего класса. Товарищи ходили с Левой и на каток, и в театр, и на концерты, и на лекции.

   С помощью верных друзей Лев Понтрягин с отличием окончил среднюю школу и поступил в Московский университет. И здесь нашлись хорошие товарищи. Студенты охотно и во все помогали юноше, который ничего не видел. Понтрягин оказался
талантливейшим математиком и в 23 года стал профессором. Молодого ученого избрали членом-корреспондентом Академии наук Советского Союза.

Вопросы: 1. Как вы помогаете друг другу?

2. Вспомните случаи, когда о вашем классе можно было сказать: «Один за всех, все за одного».

М. Водопьянов     

Я возвращался из ледовой разведки, на которой работал летом: мой самолет указывал по радио путь кораблям, плывущим среди льдов. Отойдя километров триста, сел из-за погоды на маленьком аэродроме. Конечно, здесь сразу же появились командировочные, отпускники, которые просились ко мне в самолет.

Среди людей, собравшихся в скромной избушке так называемого аэровокзала, я заметил мальчика лет двенадцати кухлянке и меховых пимах, с небольшим вещевым мешком. Он скромно сидел в углу и не сводил с меня глаз. Его желание лететь со мной было выражено безмолвно, но тем не менее очень красноречиво.

— А ты куда торопишься?—спросил я его, подойдя поближе.

Мальчик, опустив глаза, тихо ответил:

— В школу...

— Да, ему в школу пора!—вмешался в разговор высокий человек в меховой куртке, тоже с вещевым мешком.—Боимся, опоздаем!—вздохнул он и тут же добавил:—Это мой приемный сын Коля Кажимов. Он коми...

Что мальчик коми, я и сам видел. Сброшенный на плечи капюшон открывал его черные, очень блестящие волосы. Кожа лица была смуглая. Однако слова незнакомого человека чем-то меня поразили. Показалось, что фамилию мальчика я слышу не в первый раз. Откуда я знал ее? Этого я не мог сразу вспомнить. «Коля Кажнмов, Коля Кажимов»,—повторил я про себя. Определенно, это имя я слышал раньше.

— А-аа... Давайте познакомимся. Я — Водопьянов...

— Я знаю про вас,—покраснел мальчик. А его приемный отец просто подал мне руку и ответил:

— Родионов.

Вот тут-то я все и вспомнил.

— Это тот самый мальчик, который спас вам жизнь, товарищ Родионов? — тихо спросил я у своего нового знакомого. Он
утвердительно кивнул.

  Тогда я сообщил начальнику порта, что возьму с собой Родионова с сыном. Меня этот мальчик очень интересовал, и вот почему.

  Не так давно все наши базы и зимовки облетела история, происшедшая с известным геологом Родионовым. Геолог уже не один год работал с охотником Кажимовым, помогавшим ему находить богатства малоизведанной земли. Охотник был отличным знатоком своего края и служил проводником по лесам и тундре. В этот год к концу сезона Кажимов сильно расхворался и не в состоянии был идти по последнему намеченному ими маршруту. Проводник настаивал на том, что его сын может указать нужное место не хуже его самого. Так как речь шла о месторождении каменного угля, Родионов согласился.

   Устроив охотника в больницу, Родионов отправился в путь с его сыном Колей. Им нужно было пройти километров пять-десять, и они очень торопились, так как боялись, что скоро выпадет снег.

   Сначала все шло благополучно. Путники перешли вброд студеные речки, перебрались через болота, выбирая путь напрямик. Они были уже совсем близко к цели, и Родионов решил сэкономить время: продолжать идти, несмотря на сумерки. В темноте он не заметил старой волчьей ямы и свалился в нее, да так неудачно, что напоролся на острый сук. От острой боли он потерял сознание.

  Мальчик спрыгнул вслед за ним в яму и, нисколько не растерявшись, начал действовать. Он расстегнул куртку, поднял рубашку и перевязал рану. Затем подогрел немного чаю и злил в рог геолога.

   Настала ночь, но Коля не сомкнул глаз. Он отзывался на каждый вздох и стон Родионова, спрашивая, не надо ли ему что-нибудь...

  Утром Коля несколько раз пытался помочь геологу встать на ноги, хотел на себе вытащить его из ямы, но безуспешно. Выход был один — идти за помощью.

  Перед тем как покинуть старшего товарища, Коля сумел позаботиться обо всем. Мальчик срубил несколько молодых деревьев, закрыл ими яму и, набросав сверху сухих веток, сделал что-то вроде крыши. На дне ямы он устроил довольно мягкую постель. Рядом положил еду, поставил флягу с водой, свечу и спячки... И только предусмотрев все мелочи, в которых мог нуждаться Родионов, Коля оставил его.

   Мальчик прибежал в родное село и сообщил о беде.

   Через два дня раненого Родионова доставили на носилках в село. А через несколько дней умер отец Коли Кажимова. Мальчик остался один.

  Вот история, которую я вкратце слыхал, прежде чем увидел мальчика, а познакомившись с Родионовым, узнал новые подробности. Из рассказа геолога я убедился, что молва нисколько не преувеличивала заслуги Коли Кажимова.

   Я изредка поглядывал на Колю, не желая смущать его пристальным взглядом. Надо сказать, что я не только испытывал к нему большую симпатию, но и чувствовал самое настоящее уважение.

   «С таким маленьким товарищем, — думал я, — не страшно куда угодно пойти, поехать, полететь... Он не подведет. Настоящий человек, настоящий мужчина!»

Вопросы: 1. Каким был Коля? Назовите черты его характера.

2. Как вы понимаете поговорку: «Добрый товарищ— половина дороги»?

Я. Сербин         

   Вася и Петя, закинув головы, внимательно оглядывали каждое дерево и медленно шли в глубь бора. Вокруг чирикали воробьи, выводили свои нежные мелодии зорянки и резво с ветки на ветку перепрыгивали чижики. Кто-то, словно молоточком, настойчиво стучал по дереву. Петя остановился.

— Кто это стучит?

— Дятел,—объяснил Вася,—обыкновенный серый дятел. Несет от пяти до семи беленьких яичек. В моей коллекции их два.

— Ты собираешь коллекцию птичьих яиц?

— Собираю. А что?

— Да ничего... И много собрал?

— Да у меня уже яички почти всех наших птиц есть, кроме, конечно, ракш... Никак не выдеру. Очень осторожные птицы... Я, брат, люблю все по-научному, книги о птицах читаю...

  Вася хотел еще что-то сказать, но Петя вдруг остановил его, указывая пальцем на невысокую суковатую сосенку, одиноко росшую на полянке.

— Гляди, наверное, ракши.

— Не ракши,—авторитетно заявил Вася.—Это иволги.

— Иволги?

— Да. Тоже очень осторожные птицы. Но их яички у меня уже есть!

— Да что, у тебя целый склад этих яиц? — не выдержал Петя.— Я когда ты успел?

  Но Вася не ответил. Он вдруг подпрыгнул и прошептал:

— Тс... Ракши... вон там...

  Петя сразу увидел их. Они спокойно сидели на сосновом сучке и словно дремали. Зелено-голубое оперение сверкало на солнце.

  Очевидно, заметив мальчиков, ракши тревожно взмахнули крылышками, крикнули «рек, рек!» и молниеносно перелетели на другую сосну.

— Скажешь, что я лгу,—удовлетворенно прошептал Вася,— если где-то поблизости мы не найдем гнездо...

Приглядевшись, они в самом деле на одной высокой сосне заметили дупло.

— Оно! Давай гвозди,—сразу скомандовал Вася. Петя торопливо вынул из кармана толстые длинные гвозди, которые ему еще в лагере дал Вася.

Внимательно осмотрев сосну, Вася сказал:

— До первого сучка приблизительно шесть метров. Хватит. Только бы гвозди выдержали,—и вынул из-за пазухи молоток.

  Забивая гвозди в ствол сосны, Вася начал медленно подниматься вверх. Скоро он уже стоял на первом суку и гордо осматривал все вокруг. До дупла осталось несколько метров.

— Теперь все пойдет по щучьему велению!—весело крикнул он и запустил молотком в ракш, которые все время кружились над дуплом, выкрикивая свое тревожное «рек, рек».

  Но, когда Вася попробовал сунуть руку в дупло, птички вдруг притихли, только их головки с толстыми клювами то и дело вытягивались вверх. Петя затаил дыхание. Что-то заскребло у него в горле и сжало сердце.. Ему стало жаль птиц. Он не выдержал и крикнул вверх:

— Васька, может, не надо!..

— Глупости мелешь,—огрызнулся тот.

— Ведь это не воробьи,—продолжал Петя,—Жалко... Они такие красивые!..

— Да замолчи ты!—сердился Вася.—Плакса несчастная!
 Петя знал, что Вася упрям и убедить его сейчас невозможно.

    Потому отвернулся, присел под сосной и, еще раз взглянув на притаившихся птиц, заплакал...

— Есть одно! — воскликнул Вася.—Подставляй фуражку! Хотя нет, пусть лучше у меня останется. Снесли только два, будто знали, что мне как раз столько и надо.—И снова засунул руку в дупло.—Чего раскис?!

Петя не отвечал.

— Эх ты! Тонкокожий! —хихикнул Вася.

  Петя снова посмотрел на ракш. Сейчас они тревожно мотали голубиными головками, «И зачем я согласился идти в бор с Васей,—подумал Петя,—лучше бы с ребятами в поле пошел. Почти весь лагерь там, а я с этим придурковатым Васькой поплелся».                                                 

Но неожиданно его беспокойные мысли оборвал отчаянный возглас Васи:

— Ой, не вылазит! Кажется, застряла...

— Что не вылазит? Что застряло?—испуганно переспросил Петя.

— Рука... Рука застряла!—силясь вырвать из дупла руку, заорал Вася.

— Что же теперь? Может, кричать? — беспомощно спросил Петя.

— Что ты, что ты!—запротестовал тот.—Не смей. Я сам как-нибудь.

   Но как не  старался Вася сам освободить руку, ничего не получалось. Она все сильнее набрякала и ныла так, что и шевельнуть уже было невозможно. От боли Вася начал скулить.

   Петя вдруг сорвался с места и исчез в лесной чаще. Не слыхал он, как Вася, стоя сомлевшими ногами на сосновом суку, просил его вернуться. Петя бежал и бежал в лагерь, к пионервожатому, к друзьям...

— Там на сосне,—завопил он,—Вася в гнезде! Н рукав дупле. Быстрее, а то упадет...

  За Петей помчались все. Несли лестницу...

Петя сопел, как загнанный жеребец, но бежал первым, чтобы показать, на какой сосне сидит Вася.

— Вон там,—едва проговорил Петя и бессильно опустился на землю.

Пионеры бросились вперед.

...Под сосной с забинтованной рукой сидел Вася. Вид у него был жалкий: штаны разорваны, рубашка тоже, глаза красные, чуб растрепан... Около него с лестницей на плече и долотом в руке стоял коренастый человек в форме лесничего.

— Хорошо, что прибежали,—хмуро проговорил он,—дупло глубокое и узкое, насилу долотом раздолбил... Еще минута, и этому разбойнику—крышка... сорвался бы с сучка.

   Вася виновато поглядывал на пионервожатого, на пионеров, но ни в  ком не нашел сочувствия.

Вопросы и задание: 1. Почему нельзя заниматься коллекционированием  птичьих яиц?

2. Как отнеслись ребята к Васе?

3. Можно ли Петю назвать настоящим товарищем?

4. Обсудите поступок Васи не только в классе, но и с ребятами, с которыми встречаетесь во дворе?

А. Обрывалин                           

    Вечерело. Мальчики и Зойка сидели на крыльце. Они вырезали из палок свистки. Лучше всех получалось у Коли. Он осторожно отбил нежную кожицу ветки и теперь снимал ее. У Вити на палке кожица опять порвалась.

— Жук, жук,—звонко закричала Зойка и, подцепив ветку, побежала вдоль улицы.

— Где?—спросил Витя и побежал за ней.

  Над головами детей летел майский жук. Витя бросил в него кепкой и промахнулся. Жук, ныряя вверх-вниз, скрылся в огороде.

— Нужно присесть, а то так не видно,— сказал Коля.

   Ребята присели и оглядели бледный край неба. За домом Метелкиных с полуразрушенной трубой серебристо светились убегающие к больнице березы. Там, у больницы, бегали ребята с девчонками. Они тоже ловили жуков.

  Из конюшни вдоль улицы проходил табун. Впереди надменно шел Мальчик, племенной жеребец вороной масти. За ним—резвые кобылки. Дальше тянулись старые лошади. Конные мальчишки ловко теснили их в кучу. И сзади табуна и конных мальчишек, понуро опустив голову, плелся старый мерин чалой масти. Его так и звали—Чалый. Он припадал на правую заднюю ногу с наростом чуть ниже колена.

  Мальчик горделиво нес свою красивую узкую голову. Кобылки покусывали друг друга.

— Не балуй! Кому говорю, не балуй,—окликнул их Мишка и ловко щелкнул кнутом.

— Миша, прокати,— попросил Витя.

— Нельзя, лошади устали,—важно ответил Мишка.—Завтра, если хочешь.

— Хочу.

— Подгоните Чалого.

— Ура! — воинственно закричал Витя, подбегая к мерину. Он ловко огрел его по крупу кепкой.

— Гони его, гони,— закричал и Коля.

  Мальчишки стали бить Чалого по втянутым бокам. Зойка норовила хворостиной по животу. Но близко подойти боялась и хлестала по задним ногам.

— Сейчас побежит,—задыхалась она. Чалый шел, не прибавляя шагу, все больше и больше отставая от табуна.

— Ему не больно, он привык,— с досадой сказала Зойка. Мерин лениво отмахивался хвостом и ни на кого не обращал
внимания. Все также припадая на заднюю ногу, он вслед за табуном скрылся в конце улицы.

На следующий вечер Витя подошел к Мише.

— Садись на Чалого, — предложил Мишка, — а то упадешь.

— Ну его, он костлявый.

— Подстели чего-нибудь.

  Вите не хотелось ехать на Чалом. Смеяться будут. Но скрепя сердце он подвел мерина к телеге и уселся на его костлявой спине.

— Не гони шибко, — посоветовал Мишка.

— Его разгонишь! — недовольно проворчал Витя. Мишка ловко вспрыгнул на свою лошадь и погнал со двор табун.

— Пошли, милые, пошли, — ласково проговорил Мишка щелкнул кнутом.

  Табун прошел поле, отделяющее конюшню от деревни, и вошел в улицу. Витя сразу увидел и Зойку, и Колю, и других мальчишек. Они сидели па камнях у амбара. Витя нарочно отвернулся, чтобы не смотреть в их сторону. Ему казалось, что ребята будут смеяться. Но они с удивлением смотрели на Чалого, который не отставал от табуна. Витя, увидев, что над ним не смеются, сразу заважничал. Чалый спустился на бугор, к реке. Войдя в воду, он наклонил голову и стал пить.

— Не отставай, — прокричал Мишка.

— Напою только, — ответил Витя.

  Чалый напился, помахал головой, прося повода. Но Витя ещё больше натянул уздечку. Мерин, переваливаясь, пошел вперед. Вода дошла ему до брюха, стала подмачивать Вите ботинки. Он поджал ноги, но вода продолжала подниматься. Течение становилось быстрее. Витя посмотрел на речку, стараясь отыскал брод. В прошлое лето в этом месте было совсем мелко. А сейчас после половодья, здесь стало глубоко. По воде пошли воронки. «Вдруг унесет?»—испуганно подумал Витя.

  Чалый храпел и косил круглым глазом. Витя передвинулся к самой гриве. Чалый положил на воду морду и поплыл. Витя почувствовал, как их начинает сносить. Он еще сильнее вцепился в гриву. Мерин нащупал ногами дно, уперся и сильным рывков выскочил на мель. Витя не удержался и полетел в воду. Он сразу же чуть не захлебнулся. Течение его подхватило и понесло на середину реки. Витя отчаянно замахал руками, пытаясь плыть но намокшая одежда и ботинки тянули на дно. Витя с мольбой посмотрел на берег.

     Табун и Мишка уже скрылись в лугах. Один только Чалый стоял на берегу. И тогда Витя, чувствуя, что начинает тонуть позвал:

— Чалый!

Мерин повернул к реке голову с круглым глазом.

— Чалый, Чалый!—уже с надеждой позвал Витя.
Мерин повернул и затрусил рысью в воду. Витя видел, как он наступает на повод и припадает на передние ноги.

— Чалый, Чалый! — звал Витя.

    Мерин сразу же вбежал в воду и поплыл к Вите. Ноздри его широко раздувались. Иногда он делал скачки, потом опять плыл. Витя, выбиваясь из сил, несколько раз хлебнул воды. Наконец, Чалый захрапел рядом. Витя вцепился в гриву и вскарабкался ему на спину. Мерин повернул назад голову и радостно заржал. С лугов ему кто-то отозвался таким же ржанием. Уже на берегу Чалый ласково куснул Витю за ногу. С лугов на лошади выскочил Мишка.

— Ты что?- спросил он.

— Вот,—беспомощно развел руками Витя.

— Теперь домой надо, садись перевезу.

— Не-е, я на мост пойду.

— Бегом только, а то замерзнешь.

— Ладно.

Витя побежал по берегу к мосту у соседней деревни. На другой день ребята сидели у Вити на крыльце. Они обсуждали, как лучше ловить жуков.

— Надо залезть на дерево, — говорил Коля.

— Тогда надо идти к больнице.

От конюшни показался табун лошадей. Впереди важно шел Мальчик, неся красивую узкую голову. За ним теснились резвые кобылки. Дальше тянулись старые лошади. Конные мальчишки гнали их в кучу. Сзади табуна плелся Чалый, понуро опустив голову.

— Чалый, — закричала Зойка. — Гони его, гони. Она подняла хворостину и стала хлестать мерина по ногам. Витя бросился к ней, схватил ее за руку и хмуро сказал:

— Не трогай!

Вопросы: 1. Расскажите, как ребята относились к Чалому.

2. Почему Витя не позволил Зойке обижать Чалого?

В. Осеева       

Юра и Толя шли неподалеку от берега реки.

— Интересно,—сказал Толя,—как это свершаются подвиги? Я очень хотел бы свершить какой-нибудь подвиг!

— А я об этом даже не думаю...—ответил Юра и вдруг остановился.

С реки донеслись отчаянные крики о помощи.

Оба мальчика помчались на зов. Юра на ходу сбросил туфли, отшвырнул в сторону книги и, достигнув берега, бросился в воду.

А Толя бегал по берегу и кричал:

— Кто звал? Кто кричал? Кто тонет?
Между тем Юра с трудом втащил на берег плачущего малыша.

— Ах, вот он! Вот кто кричал!—обрадовался Толя.—Живой? Ну и хорошо! А ведь не подоспей мы вовремя, кто знает, что было бы!                                              

В. Осеева                  

День был солнечный. Лед блестел. Народу на катке было мало. Маленькая девочка, смешно растопырив руки, ездила от скамейки к скамейке. Два школьника подвязывали коньки смотрели на Витю.

Витя выделывал разные фокусы — то ехал на одной ноге, кружился волчком.

— Молодец! — крикнул ему один из мальчиков.

   Витя стрелой пронесся по кругу, лихо завернул и наскочил на девочку. Девочка упала. Витя испугался.

— Я нечаянно...—сказал он, отряхивая с ее шубки снег.— Ушиблась?

Девочка улыбнулась:

—Коленку...
Сзади раздался смех.

«Надо мной смеются!»—подумал Витя и с досадой отвернулся от девочки.

— Эка невидаль—коленка! Вот плакса!—крикнул он, проезжая мимо школьников.

— Иди к нам! — позвали они.

Витя подошел к ним. Взявшись за руки, все трое весело заскользили по льду. А девочка сидела на скамейке, терла ушиленную коленку и плакала.

В. Осеева  

   Старый учитель жил один. Ученики и ученицы его давно выросли, но не забывали своего бывшего учителя.

Однажды к нему пришли два мальчика и сказали:

— Наши матери прислали нас помочь вам в хозяйстве.

  Учитель поблагодарил и попросил мальчиков наполнить водой пустую кадку. Она стояла в саду. Около нее на скамье были сложены лейки и ведра. А на дереве висело игрушечное ведерко, маленькое и легкое как перышко,— из него в жаркие дни учитель пил воду.

  Один из мальчиков выбрал прочное железное ведро, постучал по его дну пальцем и не спеша направился к колодцу; другой снял с дерева игрушечное ведерко и побежал за товарищем.

  Много раз мальчики ходили к колодцу и возвращались назад.Учитель смотрел на них из окна. Над цветами кружились пчелы.
В саду пахло медом. Мальчики весело разговаривали. Один из них часто останавливался, ставил на землю тяжелое ведро и вытирал со лба пот. Другой бежал с ним рядом, расплескивая воду в игрушечном ведерке.

   Когда кадка была наполнена, учитель позвал обоих мальчиков, поблагодарил их, потом поставил на стол большой глиняный
кувшин, доверху наполненный медом, а рядом с ним граненый стакан, также наполненный медом.

— Отнесите эти подарки своим матерям,—- сказал учитель.— Пусть каждый из вас возьмет то, что заслужил. Но ни один из мальчиков не протянул руки.

— Мы не можем разделить это,—смущенно сказали они.

— Разделите это так, как делили работу,—спокойно сказал учитель.

Вопросы: 1. Сравните мальчиков из трех последних рассказов:

Витю, Толю и мальчика, который носил воду игрушечным ведерком; Юру и мальчика, который носил воду большим ведром. Что у них общего?
2. Если бы вы объединили эти рассказы в одну книжечку, какое название вы бы ей дали?

Беседа с детьми проводится сразу по трем рассказам: «На берегу реки», «На катке», «Разделите так, как делили работу...».

В. Осеева                

У Миши было новое перо, а у Феди старое. Когда Миша пошел к доске, Федя обменял свое перо на Мишино и стал писать новым. Миша это заметил и на переменке спросил:

— Зачем ты взял мое перышко?

—Подумаешь, какая невидаль—перышко'— закричал Федя.—Нашел чем попрекать! Да я тебе таких перьев завтра двадцать принесу!

— Мне не надо двадцать! А ты не имеешь права так делать!—рассердился Миша.

Вокруг Миши и Феди собрались ребята.

— Жалко перышка! Для своего же товарища! — кричал Федя.— Эх,ты!

  Миша стоял красный и пытался рассказать, как было дело:

— Да я не давал тебе... Ты сам взял... Ты обменял...
Но Федя не давал ему говорить. Он размахивал руками и кричал на весь класс:

— Эх, ты! Жадина! Да с тобой никто из ребят водиться не будет!

— Да отдай ты ему это перышко, и дело с концом!—сказал кто-то из мальчиков.

— Конечно, отдай, раз он такой...—поддержали другие.

— Отдай! Не связывайся! Из-за одного пера крик подымает!

  Миша вспыхнул. На глазах у него показались слезы. Федя поспешно схватил свою ручку, вытащил из нее Мишино перо и бросил его на парту.

— На, получай! Заплакал! Из-за одного перышка

  Ребята разошлись. Федя тоже ушел. А Миша все сидел и плакал.

Вопросы: 1. Почему плакал Миша?

2. Кто прав —Миша или Федя? Почему?

3. Почему ребята не пожалели Мишу? Правы ли они?

Снегирев       

Ходил я в лес гулять. В лесу тихо, только слышно иногда, как деревья от мороза трещат.

Елки стоят и не шелохнутся, на ветках подушки снега намело.

Я ногой по елке ударил—целый сугроб мне свалился на голову. Стал я снег стряхивать, смотрю—идет девочка. Снег ей по колено. Отдохнет немножко и опять идет. а сама вверх на деревья смотрит, ищет что-то.

— Девочка, что ты ищешь? — спрашиваю.
Девочка вздрогнула, на меня посмотрела:

— Ничего, так просто!

И дальше пошла. Сама маленькая, а валенки большие. Вышел я на тропинку, с тропинки в лес не сворачиваю, а то и так полные валенки снега набралось. Погулял я немножко, ноги замерзли. Пошел я домой,

На обратном пути смотрю—опять эта девочка идет впереди меня по тропинке, тихо-тихо идет и плачет. Я её догнал.

— Отчего,— говорю,— ты плачешь? Может, я помогу.
Посмотрела она на меня, вытерла слезы и говорит:

— Мама комнату проветривала, а Борька, скворец, в форточку вылетел и улетел в лес. Теперь он ночью замерзнет!

— Что же ты раньше молчала?

— Боялась,—говорит,—что ты Борьку поймаешь и возьмешь себе.

  Стали мы вместе с девочкой Борьку искать. Спешить надо: темнеть уже стало, а ночью Борьку сова съест.

  Девочка в одну сторону пошла, а я в другую. Каждое дерево осматриваю—нигде нет Борьки. Хотел я уже обратно идти, вдруг слышу—девочка кричит: «Нашла, нашла!»

Подбегаю я к ней—стоит она около елки и наверх показывает:

— Вот он! Замерз, бедный.

А на ветке сидит скворец, перья распушил и одним глазом смотрит на девочку.
Девочка его зовет:

— Боря, иди ко мне, хороший!

А Боря только к елке прижался и идти не хочет. Тогда я на ёлку полез, чтобы его поймать.

Только до скворца долез, хотел схватить, а скворец к девочке на плечо перелетел. Она обрадовалась, спрятала его под пальто.

— А то,—говорит,—пока донесу до дому—замерзнет,
Пошли мы домой. Темно уже стало, огоньки в домах зажглись, еще немного осталось дойти. Я спрашиваю у девочки:

— А давно у тебя скворец живет?

— Давно.

А сама быстро идет, боится, что скворец под пальто замерзнет. Я за девочкой иду, стараюсь не отставать.

Пришли мы к ее дому, девочка попрощалась со мной.

— До свидания,—только мне сказала.

  Я на нее долго смотрел, пока она валенки на крыльце чистила от снега, все ждал, что девочка мне скажет еще что-нибудь. А девочка ушла и дверь за собой закрыла на щеколду.

Вопросы: Что ты почувствовал, когда прочитал рассказ? Не стало ли тебе грустно? Подумай, почему.

Л. Воронцова    

Степа Весёлкин встал рано, как всегда. Он быстро оделся, умылся, смочил водой свой белесый чуб и взял со стола большой ломоть хлеба.

— Куда это вскочил?—удивилась мать.—В школу не идти воскресенье. На свеклу еще рано... И сразу за хлеб! Неужели так уж за ночь проголодался? Сейчас печка протопится, завтракать будем.

— Некогда ждать,— ответил Степа, доставая из буфета сахарницу.—Конечно, проголодался—ночь-то длинная...

— А зачем в сахарницу полез?

   Степа сунул в карман два куска сахару: «Вот ведь какая: не глядит, а все видит!»—и, поспешно надвинув кепку, исчез за дверью.

Острый холодок ясного осеннего утра сразу охватил Степу.

— Зря не оделся,— пробормотал он, но так спешил, что не вернулся.

  Прямо через усадьбы мальчик побежал к конюшне. Еще не растаявший на траве иней обжигал босые ноги.

  Около конюшни колхозники запрягали лошадей. Две или три подводы уже тронулись по дороге на свекловичные поля. Урожай сахарной свеклы был большой, и колхозники спешили вырыть и перевезти ее на завод.

   Степа с разбега влетел в широко открытые ворота. В конюшне стояла теплая, пахнущая сеном тишина. Косые солнечные лучи падали в пустые стойла.

— Дядя Кузьма!—крикнул Степа.

— Кто там?—отозвался дядя Кузьма из дальнего конца конюшни.—Чего надо?

  С удовольствием ступая по теплому деревянному настилу конюшни, Степа направился к дяде Кузьме. Конюх чистил щеткой огромного гнедого тяжеловоза Сокола.

— Ты еще не уехал?—обрадовался Степа.—Давай я тебе помогу, а? Дай почищу!

— Почистишь, как раз,—сказал дядя Кузьма.—Эко ты хваткий какой! Лестницу, что ли, подставишь?

— Дядя Кузьма, ты ему спину почисти, а брюхо мне оставь!

— Брюхо! А конь подумает, что это муха ползет, да и хватит тебя ногой!

— Что ты, дядя Кузьма! Ведь он же меня видит. Смотри, как глядит!

  Сокол стоял неподвижно, словно ему из-за своей огромной тяжести было трудно пошевелиться. Гладкая шерсть его отливала шелком и темным золотом. Мускулы, будто отлитые из металла, выпуклые и красивые, слегка вздрагивали от прикосновения щетки.

   Сокол повернул голову со светло-желтой расчесанной гривой и спокойными, ясными глазами глядел на Степу.

— Дядя Кузьма, я ему хлебушка дам!

— Вот еще баловать—хлебушка ему. Какой малютка!
Степа улыбнулся и протянул Соколу ломоть. Конь осторожно взял хлеб с руки мальчика теплыми бархатными губами.

— Съел. Любишь хлеб? Ага! А теперь куда тянешься? А теперь что унюхал?

— Да, видно, еще что-нибудь есть,—заметил дядя Кузьма.—Нас, брат, не обманешь!
Степа достал сахар:

— Ешь, сластена! Свою долю отдаю.
Дядя Кузьма, незаметно улыбнувшись, протянул Степе щетку:

— На. Привыкай. Три крепче. Да подходи, подходи смелее. Ведь это я тебя так, нарочно, пугал. Он ведь умница! Разбери его всего на части—и тогда не тронет. У кого силы много, те всегда спокойные.

  Степа, счастливый и сосредоточенный, принялся скрести Сокола. И чистил, и гладил, и похлопывал его по широкой гладкой шее.

  Дядя Кузьма вынес на улицу хомут и сбрую и положил на большой полок. А потом вернулся за Соколом.

— Дядя Кузьма, кто на Соколе поедет? —с робкой надеждой спросил Степа.—Ты сам?

— Конечно, сам,—ответил дядя Кузьма.—Кому же я его доверю? Такую-то лошадь?..

  Степа еще вчера знал о том, что конюх поедет в район за жмыхом для молочной фермы.

  Он начал издалека.

— Дядя Кузьма, а что, там Сокол у тебя один остается, когда ты уходишь?

Дядя Кузьма молча надел Соколу хомут, потом ответил:

— А что же ему, няньку?

— Да нет, я так. А интересно: машин в районе много стало?

Дядя Кузьма крякнул, затягивая супонь.

— Много. Так и снуют...

— Гудят, небось,—помолчав, продолжал Степа.—А Сокол как — не пугается?

Дядя Кузьма усмехнулся:

— Испугаешь его! Стоит, как печка, да и все.
Дядя Кузьма запряг лошадь, проверил подпругу и спросил, покосившись на Степу:

— А ты что, сторожить его собрался?
Степа покраснел, глаза у него засветились:

—— Да если бы ты взял... Я бы, конечно...

— Ну что ж,—неожиданно согласился дядя Кузьма,—одевайся. Я тоже за армяком схожу. А то в поле ветрено, просквозит— будь здоров!

— Тогда уже не будешь здоров!—засмеялся Степа и брсоился по усадьбам к дому. — Я сейчас! Живо!

   Степа уже добежал до огорода, и вдруг его словно ударило: вчера пионеры-школьники постановили на сборе дружины выйти в поле, помочь колхозникам. Не пойти—подведешь свое звено!.. А самое главное: он ребятам честное пионерское дал, что придет и даже ни на минуту не опоздает.

  Степа остановился. День, который только что сиял ярко и празднично, вдруг потускнел и стал обыкновенным воскресеньем.

«Эх! — вздохнул Степа.— Не выходит...»

   Понурив голову, Степа поплелся обратно к конюшне: надо сказать дяде Кузьме, чтобы не ждал.

   Ну и сложится же в жизни такая неудача! Свекла эта... А неужели, если сегодня Степа не пойдет на поле, так вся работа в колхозе развалится? Бригадир и не заметит даже, пришел Стена или не пришел. Очень он нужен!

«А что ребята скажут?»—прервал сам себя Степа.

И тут же ответил:

«А что ребята! Ну пропустил день. А завтра возьму да в два раза больше выкопаю... Мало ее, что ли, свеклы-то этой!»

  И тут перед его мысленным взором вдруг предстала шумная улица районного села... Машины идут по шоссе, около чайных— народ, мальчишки... А он, Степа, стоит в сторонке, держит за узду гнедого владимирца. Конечно, мальчишки уж тут как тут, оглядывают жеребца, удивляются: «Ну и копыта! Ну и ноги! Прямо слон!»

   И взрослые тоже—идут мимо, останавливаются, любуются Соколом: «Откуда такой конь-богатырь? Из какого колхоза?»

  Некоторые хотят подойти поближе, да боятся: «Эва, какой зверь стоит!»

   А Степа небрежно похлопывает Сокола по крутой шее и свысока поглядывает на ребят: он-то жеребца не боится!

— Поеду!—внезапно решил Степа и снова повернул к дому за одежкой.— Сколько раз я с дядей Кузьмой просился — все не брал. А сегодня берет, да мне не ехать? Поеду! Ничего этой свекле не сделается!»

И, боясь, что не успеет вернуться, изо всех сил помчался по лужайке.

Но на этот раз он даже и до огорода не добежал.    «А кто дал честное пионерское?! Все!»—твердо сказал Степа.
  В проулке показался дядя Кузьма с рыжим армяком на плечах: он всегда брал этот армяк в дальние поездки. Степа с покрасневшими веками—может, от ветра, а может, от подступивших слез — направился к нему.

— Поезжай, дядя Кузьма, один,—сказал он.—Мне нельзя.

— Что так?—спросил дядя Кузьма.—Не пускают?

— Не могу...—вздохнул Степа.—Никак нельзя...

— Твое дело,—ответил дядя Кузьма и пошел к повозке,

«Обиделся,—подумал Степа.—Теперь и не возьмет никогда больше...»

   Степа заморгал ресницами, чтобы удержать непрошенные слезы. Он проводил взглядом дядю Кузьму, видел, как тот сел на полок и взял вожжи... «Может, еще окликнуть? Догнать?»

   Гнедой владимирец, совсем не чувствуя повозки, крупно зашагал по дороге и скоро скрылся за скотными дворами.

«Все!»—повторил Степа.

  И на этот раз, уже не останавливаясь, побежал домой.

   Ребята всем звеном стояли около его двора.

— Степанка, скорей! Куда ты пропал? Тебя дожидаемся!

— Иду! — ответил Степа.

  Он забежал домой, схватил со стола горячий пирог—мать только что вытащила пироги из печки — вернулся к товарищам.

— Где это ты, Степка, пропал?—спросил кто-то из ребят.

— На конюшне.—безразличным голосом ответил он.—Дядю Кузьму в район провожал...

   И больше ничего не сказал. Так никто и не узнал, какую силу воли проявил сегодня Степа ради своего пионерского слова.

Вопросы: 1. Почему Степа, несмотря на большое желание, не

поехал с дядей Кузьмой в район?

2. Был ли в вашей жизни случай, когда вам приходилось выбирать между тем, что хочется, и тем, что надо делать?

Л, Ряскин         

  Когда папа был маленьким и учился в школе, он поехал на лето в пионерский лагерь. Н его брат, маленький дядя Витя, тоже поехал в этот лагерь,

   Ребята в отряде были дружные. И каждый день в лагере был по-своему интересный. Сегодня помогали колхозникам в поле.
Завтра шли в поход, ночевали в лесу, рассказывали страшные истории у костра. Послезавтра были соревнования с другим лагерем по бегу, прыжкам, плаванию, пинг-понгу и волейболу.Вместе выпускали стенную газету, вместе готовили вечер самодеятельности, вместе работали, играли, читали, пели. Вот только тихий час никак не получался в этом лагере. Никто не хотел днем спать. Очень уж весело было всем вместе.

  Так хорошо было просыпаться рано утром и смотреть, как горнист Боря Веселовский тихо-тихо встает и, посмотрев на часы, берет свой горн. Подмигнув тем, кто уже проснулся, Боря играл «подъем» с такой силой, что спавших как ветром сдувало с постелей.

  Только один Володя Захаров закутывался с головой и укрывался подушкой. Володя любил поспать. Но маленький папа сдергивал с него одеяло, другие ребята тянули к себе простыню и подушку, остальные щекотали и щипали Володю. Боря Веселовский подходил к нему вплотную и горнил Володе в самое ухо.

   Наконец, он просыпался. Маленькому папе очень нравилось, что кто-то вставал позже него. Дома он всегда последний просыпался. А в лагере почему-то легко вставал вместе со всеми ребятами. И ложился тоже вместе со всеми. И не читал ночью. Наверно, в этом и было все дело.

   Иногда в лагерь приезжали родители посмотреть на своих детей. Ребят в лагере кормили хорошо. Но родители все-таки привозили своим детям что-нибудь «вкусненькое». И те, конечно, не отказывались. В большой комнате, где жили маленький папа и маленький дядя Витя, кроме них, было еще четырнадцать ребят. Всего, значит, шестнадцать. Поэтому, когда Шуре Любкову привезли банку варенья, то все шестнадцать человек получили по две ложки этого варенья. Когда Володе Захарову привезли большую копченую рыбу, то он взял нож и разрезал ее на шестнадцать кусков. А потом спросил:

— Ребята, можно, я возьму голову? Я ее очень люблю...
И ребята сказали:

— Раз любишь—бери.

На шестнадцать частей делили плитку шоколада, пироги с яблоками и пирог с капустой.

Но вот приехали родители к маленькому папе и маленькому дяде Вите. Они привезли своим детям два песочных пирожных. Они знали, что их дети очень любят эти пирожные. И они очень удивились, когда маленький дядя Витя сказал:

— Как же мы поделим два пирожных на шестнадцать частей?

А маленький папа сказал:

— Очень просто. Каждое пирожное надо разрезать пополам, потом еще пополам и еще пополам. Вот и выйдет шестнадцать кусков.

— Зачем это нужно?—вскричали родители.

— У нас все едят вместе,—сказал маленький папа.
   А маленький дядя Витя подтвердил:

— Я все ел вместе: и рыбу, и варенье, и пироги.

— Ну, хорошо,—сказали родители,—в следующий раз мы привезем шестнадцать пирожных. Ну, не шестнадцать, так восемь, чтоб каждому хоть половина досталась. А эти вы пока съешьте сами.

— У нас так не полагается,—сказал маленький папа.
А маленький дядя Витя сказал:

— Лучше я их выброшу.

— Если вы такие глупые, то мы сами съедим эти пирожные. Их два, и нас двое. Как раз каждому достанется целое пирожное.

Конечно, родители хотели только напугать своих детей. Но дети не испугались. И маленький папа сказал:

— Можете есть ваши пирожные.
А маленький дядя Витя тихо сказал:

— Ешьте... я отвернусь...
Тогда родители сказали:

— Это мы пошутили. Берите ваши пирожные и режьте их хоть на сто частей.

— На шестнадцать, а не на сто,—упрямо сказал маленький папа.

И маленький дядя Витя добавил:

— Каждое на восемь.

И вечером два песочных пирожных разрезали на шестнадцать кусков. Это были очень маленькие кусочки. Но зато все шестнадцать человек ели эти пирожные. И все были довольны.

Ничего особенного нет в этом случае. Но маленький папа почему-то его запомнил, и маленький дядя Витя тоже помнит.

Потому, что это было правильно.

Вопросы: 1. Какое качество проявили маленький папа и маленький дядя Витя в истории с пирожными?
2. Всегда ли ребята вашего класса поступают по справедливости?

Б. Никольский  

Уже третью неделю отделение сержанта Богданова работало на лесозаготовках, в тайге, в пятидесяти километрах от военного городка.

Последнее время по ночам шли затяжные дожди, палатка набухала от влаги, и к утру солдаты мерзли. Спали не раздеваясь,укрывались одеялами и шинелями, но все разно было холод и все тесно прижимались друг к другу.

  Под конец третьей недели к холоду прибавилось еще постоянное ощущение голода. Вероятно, машина с продовольствием застряла где-то на дороге, размытой дождями, и уже два дня подряд на завтрак солдаты получали по полтора сухаря, а вечере после работы тоже пили крутой кипяток с сухарями. Делить сухари сержант поручил комсоргу взвода—застенчивому, тихому Гоше Беляеву. Ни один человек больше не вмешивался в это дело. Только Виктор Сеньков сказал как-то:

— Комсорг-то комсорг, а себе сухарь, небось, побольше оставляет...

Но никто не обратил внимания на его слова: все подумал что это просто неудачная шутка.

  Вечером солдаты сидели у костра и негромко пели песни или рассказывали разные истории, кто что помнил, чтобы меньше думать о еде. И все время ждали, что вот-вот послышится урчат мотора и на дороге покажется армейский «газик».

Но в тайге стояла тишина, только снова начинал накрапывать дождь.

Было уже поздно, и Гоша ушел в палатку делить сухари на утро, когда у костра вдруг появился человек. Он подошел сосем бесшумно и остановился за спиной сержанта. Человек был маленький. Огромный мокрый капюшон плаща почти закрывал его лицо, а за плечами висел солдатский вещмешок. Солдат вскочили на ноги, и тогда человек откинул капюшон и залился мелким веселым смехом:

— Что, не ждали?

 И теперь все, конечно, сразу узнали его: это был ротный писарь Ушаков, Пашка Ушаков, или Ушак-паша, как звали его в роте после кинофильма об адмирале Ушакове. Его назначили писарем, потому что он был слишком маленького роста, да и к тому же недавно перенес воспаление легких. Он являлся одновременно каптерщиком, писарем, почтальоном, и должность эта ему очень нравилась: больше всего он любил раздавать письма.

  Стаскивая вещмешок, он скороговоркой рассказывал солдатам, что машина застряла на двадцатом километре, что целые сутки ее пытались вытащить из грязи, но ничего не вышло, тогда послали в часть за помощью, а он решил пешком махнуть сюда.

    Он принес целый мешок писем и буханку хлеба. В конце концов Ушак-паша всегда знал, что важнее для солдат. Солдат расхватывали конверты: без писем на этот раз не остался никто. А больше всего писем пришло Сенькову: целая пачка, и все из дому, надписанные одинаковым почерком, а одно даже с тремя марками — такое толстое...

   Солдаты окружили Ушакова, теребили его за плащ, похлопывали по плечам — одним словом, всячески изливали свои чувства.

— Качать, катать его!                            

   Ушаков отмахивался от них, пятился. И только вдруг заметили, какой у него вид: сапоги по самый ,голенища были в глине, забрызганный грязью плащ промок насквозь и стоял на спине коробом. Видно, нелегко дались эти тридцать километров- Но зато маленькое круглое лицо Ушакова так и расплывалось в довольной улыбке.

   Пока читали письма, Гоша взялся за буханку. Это было веселее, чем колдовать над сухарями, и на этот раз все окружили его, веселые советы и шуточки так и сыпались.

   Спать легли поздно. Ушак-паша обещал рассказать о последних полковых новостях, но уснул сразу, как только лег. И солдаты старались укладываться потише, чтобы не разбудить его.

   Скоро наступила тишина. Сержант Богданов не спал и думал, что делать, если и завтра машина не пробьется к ним. Придется послать кого-то навстречу... Здесь, в тайге, он один отвечал за всех этих людей.

   Он лежал в темноте и прислушивался скорее машинально, не надеясь услышать урчание мотора.

   И вдруг он услышал совсем другой, осторожный звук. Словно кто-то тихо-тихо листал книгу. Временами шорох усиливался, потом вдруг настороженно затихал.

   Сержант приподнялся. Звук прекратился, потом раздался снова, и сержант понял, что он доносится справа, с краю, оттуда, где лежал Виктор Сеньков.

«Что там еще?»

  Сержант выпрямился, шагнул к Сенькову и, приподняв край шинели, зажег фонарик. Он увидел, как в луче света сверкнула серебряная бумажка, увидел испуганное лицо Сенькова. И все понял. Сеньков держал в пуках шоколадную плитку. Вероятно, ее прислали ему в конверте с тремя марками.

   Несколько секунд солдат и сержант молча смотрели друг на друга. Потом Сеньков начал быстро завертывать плитку.

— Не-ет?—медленно сказал сержант,—нет, погоди...

Он знал, что должен сделать что-то сейчас, сию же минуту. Ему было жаль поднимать солдат, и все-таки он решился.

Солдаты поднялись быстро. Они сердито перешептывались, не понимая, в чем дело.

Сержант выстроил отделение возле палатки, потом приказал Сенькову выйти из строя. Сеньков вышел, повернулся лицом к строю.

— А теперь,—жестко сказал сержант,—доставайте шоколад и ешьте.

  Солдаты шевельнулись и снова замерли. В лунном свете лицо Сенькова стало совсем белым.

— Вы... Вы... Это нельзя...—сказал он.— Вы не имеете права...

— О правах будем разговаривать после,— сказал сержант.-Ну?

Сеньков быстро взглянул на солдат. Было смешно ждать поддержки от них.

Он неуверенно вынул плитку из кармана, медленно развернул, поднес ко рту. В тишине громко шуршала фольга. Солдаты ждали. И тогда, отводя глаза в сторону, он начал есть. Он торопливо заталкивал шоколад в рот, размазывал его губами, пачкая пальцы.                                               А солдаты—десять голодных человек—смотрели на него смеялись.                                                 

— Не могу,—тихо сказал Сеньков.

— Ешьте.

— Товарищ сержант...—голос его дрожал.

— Ешьте!

Сеньков снова поднес шоколад ко рту. Он отворачивался боясь взглянуть на солдат.

— Бумажку не забудь оставить на память,—сказал кто-то

  Через пять минут все было кончено. Солдаты вернулись в палатку. Ушак-паша по-прежнему крепко спал, подсунув ладонь под щеку. Он ничего не слышал. И, пожалуй, это было лучше.

  Солдаты деловито укладывались, натягивая на себя одеяла и шинели, устраивались потеснее.

   И только Сеньков лег с краю, совсем отдельно. От его лица от рук еще пахло шоколадом, и он не решился подвинуться ближе.

Вопросы: 1. Вам жаль Сенькова или нет? Почему?

2. Почему рассказ называется «Высшая мера наказания»?

В. Осеева        

Валя не пришла в класс. Подруги послали к ней Мусю.

— Пойди и узнай, что с ней: может она больна, может ей что-нибудь нужно?

Муся застала Валю в постели. Валя лежала с завязанной щекой.

— Ох, Валечка! — сказала Муся, присаживаясь на стул. — У тебя, наверно, флюс! Ах, какой флюс был у меня летом! Целый нарыв! И ты знаешь, бабушка как раз уехала, а мама была на работе...

— Моя мама тоже на работе, — сказала Валя, держась за щеку. — А мне надо бы полосканье...

— Ох, Валечка! Мне тоже давали полосканье. И мне стало лучше! Как пополощу, так и лучше! А еще мне помогала грелка, горячая-горячая...

Валя оживилась и закивала головой:

— Да, да, грелка... Муся, у нас в кухне стоит чайпик...

— Это не он шумит! Нет, это, верно, дождик!
Муся вскочила и побежала к окну.

— Так и есть — дождик! Хорошо, что я в калошах пришла! А то можно простудиться!

  Она побежала в переднюю, долго стучала ногами, надевая калоши. Потом, просунув в дверь голову, крикнула:

— Выздоравливай, Валечка! Я еще приду к тебе! Обязательно приду! Не беспокойся!

Валя вздохнула, потрогала холодную грелку и стала ждать маму.

— Ну что? Что она говорила? Что ей нужно? — спрашивали Мусю девочки.

— Да у нее такой же флюс, как был у меня! — радостно сообщила Муся.—И она ничего не говорила! А по-могают ей только грелка и полосканье!

                

  Шел Боря домой из школы. Видит — идет по улице слепой человек и палочкой тротуар ощупывает. Подошел к перекрестку и остановился. Вроде как прислушивается к чему-то. «Это он движение пережидает», — догадался Боря. Подошел к человеку и сказал:

— Я вас через улицу переведу.
Слепой протянул Боре руку, и они перешли на другую сторону. Здесь слепой сказал:

— Вижу, хороший ты мальчик.

— Видите? — удивился Боря.

— Это и незрячему видно, — улыбнулся человек.

В. Голышкин

                  

Шел трамвай десятый номер
По бульварному кольцу.
В нем сидело и стояло
Сто пятнадцать человек.

Люди входят и выходят,
Продвигаются вперед.
Пионеру Николаю
Ехать очень хорошо.

Он сидит на лучшем месте —

Возле самого окна.

У него коньки под мышкой:

Он собрался на каток.

Вдруг на пятой остановке,
Опираясь на клюку,

Бабка дряхлая влезает
В переполненный вагон.

Люди входят и выходят,
Продвигаются вперед.
Николай сидит скучает,
Бабка рядышком стоит.

Вот вагон остановился
Возле самого катка,
И из этого вагона
Вылезает пионер.

На свободное местечко
Захотелось бабке сесть,
Оглянуться не успела — .
Место занято другим.

Пионеру Валентину
Ехать очень хорошо,
Он сидит на лучшем месте,
Возвращается с катка.

Люди входят и выходят,
Продвигаются вперед.
Валентин сидит скучает,
Бабка рядышком стоит.

Этот случай про старушку
Можно дальше продолжать,
Но давайте скажем в рифму:

— Старость нужно уважать!

С. Михалков

Мы приехали на речку
Воскресенье провести,
А свободного местечка
Возле речки не найти!

Тут сидят и там сидят:

Загорают и едят, ?

Отдыхают, как хотят,
Сотни взрослых и ребят!

Мы по бережку прошли
И поляночку нашли.

Но на солнечной полянке
Тут и там — пустые банки
И, как будто нам назло,
Даже битое стекло!

Мы по бережку прошли

Место новое нашли.

Но и здесь до нас сидели;

Тоже пили, тоже ели,
Жгли костер, бумагу жгли —
Насорили и ушли!

Мы прошли, конечно, мимо...

— Эй, ребята! — крикнул Дима.

Вот местечко хоть куда!

Родниковая вода!

Чудный вид!

Прекрасный пляж!

Распаковывай багаж!

Мы купались,
Загорали,
Жгли костер,
В футбол играли —
Веселились, как могли!
Пили квас,
Консервы ели,
Хоровые песни пели...
Отдохнули — и ушли!

И остались на полянке
У потухшего костра:

Две разбитых нами склянки,"
Две размокшие баранки —
Словом, мусора гора!

Мы приехали на речку
Понедельник провести,

Только чистого местечка

Возле речки не найти!

                С. Михалков

Возле школьного крыльца
Посадили деревца.

Поместили в стенгазеге
Фотографию ребят:

Первый класс, второй и третий
Все с лопатами стоят.
Впереди — Никитин Ваня.
Он стоит на первом плане,
Он с сияющим лицом
Снялся рядом с деревцом.

Как-то раз дежурил Ваня,
Наводил он чистоту.
Прибежал он утром ранним:

— Класс сейчас я подмету!
Я дежурный в понедельник,
Нужен мне хороший веник! —

Он выходит на разведку.
Солнце прячется в листве.
Он одну ломает ветку,
А потом другие две,

Говорит он: — Чудный веник!
И платить не нужно денег!

Возле школьного крыльца
Нету больше деревца!

Но зато висит в газете
Фотография ребят:

Первый класс, второй и третий -
Все с лопатами стоят.

Впереди — Никитин Ваня.
Он стоит на первом плане,
Он с сияющим лицом
Рядом с бывшим деревцом!

А. Барто

ПУГОВИЦА

У Тани оторвалась пуговица.
Таня долго пришивала ее.

— А что, бабушка, — спросила она, — все ли мальчики и девочки умеют пришивать свои пуговицы?

— Вот уж не знаю, Танюша; отрывать пуговицы умеют и мальчики и девочки, а пришивать-то все больше остается бабушкам.

— Вот как! — обиженно сказала Таня. — А ты меня
вставила, как будто сама не бабушка!

В. Осеева

ДВЕ НЕРЯХИ

Идет Лена по улице, а все на нее смотрят и гадают: девочка это или щетка от пылесоса? Висят на Ленином платье нитки всякие, в волосах перья застряли, клочки бумаги, щеки все в пыли, руки и ноги — тоже. Нет, щетка даже после большой уборки чище Лены.

У старичка одного в опрятном летнем костюме от того редкого зрелища очки сами съехали на кончик носа.

— Девочка, — проговорил он, — почему ты такая грязная?

Лена оглядела себя:

— Я ... это ... потому... — Это все, что она смогла пробормотать. Не нашлось у нее слов для ответа.

— Где же ты была? — спросил старичок.

— У Веры...

— И ты у Веры платьем своим пыль вытирала, а косичками паутину сметала?

— Нет, — щеки у Лены запылали, — мы с ней в прятки играли. Залезли только под стол и под кровать, а больше ничего не делали.

— Гм... — кашлянул старичок.

А Лена скорее приводить себя в порядок стала, стыдно ей глядеть в глаза старичку.

А кому еще стыдно должно быть?

Кому?

Да Вере же, той самой, у которой Лена в гостях была, в прятки играла.

                     Э. Киселева